— А у меня не значится! Нет, не значится! А я говорю: не значи…
Чоботов воспользовался короткой паузой и, подхалимски качая головой, заметил:
— И как вы только справляетесь, Сергей Иванович?.. Ну прямо на куски вас рвут, на куски, как винегрет, я извиняюсь… Ай, ай, ай!.. Разве ж это мыслимо — так себя тратить?.. Вот, говорят, в древнем Риме был один ответработник, так он, говорят, справлялся с тремя делами зараз…
— Это Цезарь, что ли? — презрительно спросил директор, опуская на рычаг первую трубку и одновременно передавая Чоботову трубку № 2. — Ерунда. Щенок ваш Цезарь. Ему бы ввести жесткую финансовую дисциплину…
— Сопляк! — подхватил Чоботов. — А я что говорю? Просто раздут нездоровой буржуазной шумихой… Но не буду вас задерживать, товарищ директор: подмахните вот здесь, и я, тово, испаряюсь…
Директор подмахнул…
В бухгалтерии Чоботов поднял указательный палец и сказал мне:
— Тон номер три — фамильярный. Наблюдайте!
После чего направился к барьеру, за которым виднелась чья-то молодая, но очень быстро — ну прямо на ваших глазах — лысеющая голова. Чоботов подошел и, весело подмигнув, обратился к владельцу головы:
— Я, понимаешь, к тебе по следам пришел: иду и смотрю, понимаешь, на пол: где твои волосы валяются, там ты, значит, проходил…
Лысый машинально принялся приглаживать расческой свои жидкие кудри. А Чоботов долго и добродушно смеялся. Потом как-то сразу со стуком захлопнул рот и сказал:
— Ну, ладно, ладно, на, черт паршивый! Выплачивай наличными! Вот резолюция директора.
Лысый сотрудник принял бумагу, долго изучал ее и потом сказал:
— Не имею права, поговорите с главбухом.
Чоботов вырвал у лысого из рук бумагу и пригласил меня следовать за собой за барьер.
Еще раз подняв палец, Чоботов внушительно сообщил мне:
— Начинается тон номер четыре — хамский. Главный бухгалтер всегда боится, что у него где-нибудь что-нибудь не в порядке. Людей много, а отвечает он один. Следственно, на бухгалтера надо кричать, и тогда он робеет.
Мы подходили к внушительному американскому бюро в стеклянно-фанерно-стеклянном закутке.
— Вы — главный бухгалтер? — брезгливо спрашивает Чоботов.
— Я, — отвечает тучный блондин. — Что угодно?
— А то угодно, что пора бы вам привести в порядок вашу отчетность!
— То есть? — неуверенно говорит бухгалтер.
— Вот вам и «то есть»! Насажали здесь сорок человек и восемь лошадей, и каждый делает что хочет!..
— Да что вам угодно? — совсем уже бледный, лепечет бухгалтер. — Если вы насчет счетовода Кропотова, так он с завтрашнего дня уволен…
— Нет, тут не Кропотов, тут хуже пахнет…
— Василисина у нас уже не служит! — истерически перебивает бухгалтер.
— И черт с ней, с Василисиной! Я требую, чтобы у вас по резолюции вашего же директора выдавали деньги!
Главбух испускает вздох облегчения.
— Только-то? — нежно шепчет он. — Где ваша бумажка?..
Через пятнадцать минут с ордером в руках мы подходили к кассе.
— Тон номер пять — ласковый, — говорит Чоботов. — Почему ласковый? Потому что кассира иначе не проймешь. Если с кассиром грубить, он закроет окошечко и будет до вечера переслюнивать трешки. И ничего нельзя сделать. Это первый человек — кассир… Тихону Николаевичу наше! — вдруг запел Чоботов. — Как живете-можете? Как здоровье? Супруга как?
— Да вот изжога все мучает, — солидно отозвался из своей клетки кассир. — Как чего поешь, в глотке будто шарикоподшипник перекатывается, а ниже — в пищеводе то есть — сипит что-то и сипит…
— Против изжоги, Тихон Николаевич, у меня рецептик есть. Я принесу.
— Ну-к что ж, покажите ваш рецептик… Сумму прописями надо!
— Кого учите, Тихон Николаевич, хе-хе-хе… Рубли — прописями, копейки — цифрами. С детства помним!
— Проверьте денежки.
— Какая же после вас, Тихон Николаевич, проверка? Вы у нас машина, хе-хе… арифмометр… пылесос! Пока, всего вам! Премного благодарен. Ждите теперь рецепт… следующий раз принесу непременно, и вашу изжогу буквально как рукой снимет… Желаю удачи!
На улице Чоботов спросил меня:
— Сколько я вам вчера обещал тонов?
— Пять.
— А сколько было?
— Пять и было.
— А вы говорите, что лорды знают какой-то там «тон». Такой палитры тонов ни у одного лорда вы не найдете! Этим лордам до нас еще расти и расти! Пока, значит.
П. С. Чоботов величественно сунул мне негнущуюся холодную кисть правой руки для пожатия, и мы расстались.
Укротитель
— По совести сказать, я действительно не очень храбрый товарищ… Так я считаю: я не обязан. Я — не космонавт, не летчик, не танкист, не этот — как их? — водолаз. Водолаз — он что? — напялит на голову горшок, опустится на кишке в море и безобразничает там под водою. Я этого ничего не умею. Я — человек скромный: плановик-рядовик. Более двадцати лет на плановой работе. Может, слышали, такое есть учреждение: Главпивпаф — Главное управление пивной и парфюмерной промышленности. Я в этом Главпивпафе десять лет работал. Потом в одном тресте служил — называется «Хламсырье». А теперь я работаю в объединении цирков — тоже в плановом отделе. Работа у нас, у плановиков, всюду та же: дадут тебе ведомость — сиди, пиши цифры…
Нет, если вы в цирк билеты купите, вам ведомостей показывать не будут. Там это — клоуны, собачки, наездницы, жонглер горящую паклю жрет и никак не подавится… Словом, всё как у людей… А вы подымитесь ка этаж выше, где помещается наше объединение, — ну все равно как будто в Главпивпаф пришли: коридор, двери, надписи на дверях. И в коридоре доска висит с приказами. Ну, как повсюду…
Вот я на днях подхожу к доске, вижу — свежий приказ вывесили. Я читаю:
§ 1
Бухгалтера Евсютина премировать месячным окладом.
Позавидовал я ему…
§ 2
Уборщицу Абрамкину уволить за прогул.
Думаю: попалась, дура, так тебе и надо…
§ 3
Трофимова К. П. назначить укротителем львов с окладом в сто рублей в месяц.
Я, знаете, читаю и не верю глазам. Трофимов — это, во-первых, я сам. И какой же из меня выйдет укроти…?! Правда, мне зарплату прибавляют. Только я и за сто рублей в клетку-то не полезу!..
Представьте себе, вы завтра приходите на службу, а вас, оказывается, уже перекинули на культработу среди диких зверей…
Меня уже от страха ноги не держат. Знаете, как будто я их отсидел. Так вот поставишь ногу, а в ней словно газированная вода ходит…
Я, значит, хватаюсь за стенки, за стулья, ползу в управление делами, а сам думаю: о чем же они соображали, когда они такой приказ вывесили?! А вышло вот что… Это я потом узнал, когда все дело кончилось.
У нас в объединении есть машинистка… Ну, знаете, такая блондинка на скорую руку. Ну да! Утром у нее волосы темные или рыжие, потом она их запустит в какую-нибудь кислоту, вытащит, отряхнется — и вот она уже блондинка… И больше всего на свете эта блондинка любит совать свой нос всюду, куда ни попадя. Она, если и печатает, все равно прислушивается к тому, что говорят в этой комнате и в двух соседних. Ей — все дело.
Да. А в этом приказе — черновике-то — было правильно сказано:
«Артиста ТРОФЕОС Альберта Эдмундовича назначить укротителем…»
У нас есть такой артист — Трофеос; он с детства — со зверями: сперва работал с моржами, дали ему человек шесть моржей — он их дрессировал. Потом его перекинули на петухов. А теперь в порядке выдвижения ему хотели доверять немного львов.
Значит, его фамилия — Трофеос, а моя — Трофимов. И когда она стукала этот приказ, кто-то кому-то в кабинете сказал:
— Что, Трофимов сдал вчерашнюю ведомость?
Она возьми и напечатай: Трофимов…
Так это, я говорю, я все потом узнал. А в данный момент я почти на карачках вползаю в управление делами, подползаю к управляющему делами и строго так говорю… то есть как «говорю»? У меня от страха икота началась. Я ему говорю: