— Тебе что, мальчик? Пуговок захотелось?
— Я так, дяденька… я сейчас уйду.
— Не надо! Не уходи, мальчик. Лучше съешь вот это пирожное. Так. Теперь выпей рюмочку ликера, детка, за процветание нашего магазина… Кто-нибудь… товарищ Варенцова… или вы, Анна Сергеевна, дайте мальчику полдюжины пуговиц-бубенцов. Бесплатно, как премию… Бери, бери, детка, не стесняйся!..
— Граждане, вы или входите, или проходите дальше… Тоже не лето — дверь распахня держать!
— Сейчас, товарищ швейцар…
— Я сам знаю, что я — товарищ швейцар… Да вы почему дверь за собой не закрываете?.. Швейцаров для вас тут нету!.. То-то!..
— Дяденька, зачем у тебя в бороде мусор?
— Вот я тебя, постреленок!.. «Мусор»!.. Нешто это мыслимо: каждый день шестьдесят три локона прочесывать… Пущай мне теперь за вывозку этого мусора отдельно платят!
— Для мужского пальто пуговицы есть?
— Нету.
— Простите, не слышу…
— Не-ету!..
— Ничего не слышу! Кто это у вас так кричит? Слова нельзя разобрать!..
— Э-то у-бор-щи-цы! О-ни там спо-рят! Спо-рят, ко-му у-би-рать ма-га-зин!
— А-а… А есть ли у вас пу-го-ви-цы для пальто? Муж-ско-го!
— Я же гово-ри-ла: не-ету!.. Сейчас нету пальтовых фасонов: распродали. Ф-фу, замолчали… Верите ли: третий час ссорятся эти бабы. И всего-то их — трое, а крик такой, словно целый базар…
— А когда еще будут?
— Да, может, сию минуту опять подерутся.
— Нет, я про пуговицы. Когда будут?
— Это неизвестно…
— Может, все-таки есть что-нибудь подходящее? Вот образчик…
— Что это я буду ваши образчики разглядывать?.. Пуговица и пуговица…
— Гмм… А вон наверху, в зеленой коробке, — не то?
— Не то.
— Может быть, покажете все-таки, а?
— Я вам говорю: не то!
— Ну, покажите, пожалуйста!
— Тьфу ты! Вот ведь характер… Ну, нате вам… нате…. Ай, черт!.. Держите!..
— Ой-ой!.. Осторожней надо! Что же вы мне по голове коробкой?.. Ловкость, знаете ли… Грация!
— Я же предупреждала: это не тот фасон!
— Черт знает что!.. Где у вас жалобная книга?
— У заведующего. С ним и говорите…. Да вот он сам…
— Вы заведующий?
— Ну, я.
— Дайте мне жалобную книгу! Мало того, что товара нет, еще и по голове лупят покупателя!
— Ну и что? Дайте им книгу. Жаловались уже такие… Не больно, знаете, боимся….
— Что это?.. Тут стихи какие-то… «От восторга пал я ниц в этом храме пуговиц».
— Ну да, стихи. А вы переверните. С другой стороны — аккурат жалобная книга… Тебе чего, мальчик?
— Мне пуговичек…
— Знаю я, за какими пуговичками ты пришел! Тебе украсть надо что-нибудь… Швейцар, гони его, гони, гони без разговоров!.. Сколько раз говорено: видишь, ребенок идет, — значит, на улице еще по затылку его, по затылку, чтобы не лез зря в магазин!.. Гражданин, кончайте писать, все-таки не роман пишете, а жалобу!.. И вообще: пора закрывать магазин.
— Еще сорок минут осталось до восьми-то…
— Мало ли что!.. Чем раньше закроем, тем меньше будет жалоб и разных кляуз… Швейцар, прикройте пока на щеколду. Этих выпустим, а кому еще надо — пусть приходят завтра! Если, конечно, не закроемся завтра же на переучет: надоела нам эта волынка с покупателями. Шляются и шляются сюда… Не знаем теперь, как их отучить, ей-богу!
Загадочная натура,
или Клубок противоречий
В разное время разные люди — и по разным поводам — высказывались об одном и том же товарище. Нам пришло в голову подобрать все эти высказывания, потому что… потому что очень уж странно получалось…
Да вы посудите сами:
— Тут мне пришлось по работе иметь дело с директором конторы Стройгромотвод… Некто Корявин. Вот подлец! Тянул, тянул, врал, врал, обманывал, обманывал… И в конце концов так и оставил ни с чем. Просто даже удивительно: как так можно брехать?!..
— Несмотря на то что мой муж — ответственный работник (его фамилия Корявин, — может, слыхали?), директор конторы Стройгромотвод, да, так мой муж никогда не врет. Я его спрашиваю: «Сяпа, где ты был вчера вечером?» И всегда он прямо скажет: в ресторане так в ресторане, на заседании так на заседании… Мой муж не как все!
— Хватились!.. Я уже третий год, как работаю в конторе Стройгромотвод. Кем? Личным секретарем директора. Работа такая трудная… Тем более товарищ Корявин — наш директор — очень, очень нервный товарищ… Если, например, он просит, чтобы подали машину и, не дай бог, шофер там обедает или ушел сверхурочные получать, — такой крик начнется, топание ногами… Один раз у товарища Корявина даже судороги были на почве, что я не отослала бумагу в главк. Очень требовательный руководитель.
— Конечно, трудновато работать, но очень помогает, что у нас директор уравновешенный человек. Недавно я ему докладываю, что мы в срок не сдали контрагентам по договорам двадцать восемь громоотводов и с нашей конторы причитается неустойки двести сорок пять тысяч рублей. Представляете, что бы другой директор тут устроил?.. А наш только пожал плечами и положил резолюцию: «списать»…
— У тебя, конечно, губа не дура: хочешь, чтобы товарищ Корявин сделал бы доклад к Октябрьским дням… Только не выйдет этого: очень уж перегружен товарищ Корявин. Ведь это подумать, сколько у одного человека работы!
— Вот ты, Вава, все говоришь, что не стоит сходиться с хозяйственниками… Мой Корявин, хотя он там распрохозяйственник и ответственный-преответственный, — он еще ни разу не отказал мне поехать куда-нибудь там в магазин или в театр… Я только позвоню к нему на работу, скажу ему: «Пусик, это я, приезжай к своей Мусечке!» — и сейчас же приезжает, как миленький, на своей машине… Жене соврет что-нибудь, в конторе объявит, что поехал куда-нибудь там в Госплан, — и вот мы с ним катаемся на казенней машине…
— Нет, вы знаете, у стенографистки самое важное — скорость. Если я не поспеваю за оратором, то какая же я стенографистка? Ну конечно, хорошо, если бы все говорили так медленно, как Корявин. Он каждое слово, перед тем как сказать, раза по три в голове провернет… И говорит всегда одно и то же. Ну, как все ораторы: «на сегодняшний день»… «кратенько»… «надо приналечь»… «все как один»… И обязательно скажет: «дело чести». Потом — «мы учтем…». В общем, скучно говорит, но записывать легко очень!
— Как мы восьмой год в гардеробе при платье состоим, то, конечно, и самому товарищу Корявину другой раз подашь пальто или там галошки выдвинешь… Но чтобы это он на чай дал или там грубо обошелся, как в прежнее время, — сроду не бывает. Сейчас это руку подаст: до свиданья, скажет, товарищ Агашкин. Да им иначе и нельзя, сказано ведь: чаевые унижают, так сказать, достоинство.
— Знаете, есть у меня один приятель — некто Корявин. Он хотя и ответственный работник, но иной раз так остро разговаривает, особенно если все свои сидят и никого посторонних. Такую наводит критику, что о-го-го-го!..
— В системе главка, которым я руковожу, есть контора Стройгромотвод. Возглавляет этот «громотвод» Корявин. Очень милый человек. Простой, общительный, веселый, услужливый…
— Ну, брат, к нашему директору просто не зайдешь. Он тебя так причешет, что будьте уверочки! Он это любит: «Товарищ Корявин, разрешите войти? Товарищ Корявин, разрешите подойти? Товарищ Корявин, разрешите спросить?..»
— Я к Корявиным в гости не хожу, потому что у них всегда безумная скука. Или Анна Павловна сидит и дожидается своего ответственного муженька; или, если он дома, — тогда еще хуже, потому что с женой он не разговаривает, морда у него всегда сонная, чешется, зевает… Какое же удовольствие к ним ходить?