— Да зачем вам это нужно было?!

— А затем, чтобы ты одумался: с какой дурой ты путаешься, ради кого жену бросил! Вот зачем…

Этот, в кожаном пальто, сразу застеснялся так и говорит:

— Ну, я пошел… вы ведь мой адрес знаете, товарищ лейтенант…

Фифа к нему:

— Куда вы?

— Туда, — говорит, — где меня не будут отравлять разными зельями!

И — будьте здоровы: ушел.

А милицейский сказал:

— Ну, этот случай насчет касторки нас прямо не касается. А вот гражданка с оптовой продажей — другое дело. Вторично предлагаю; давайте составим акт. Вот вы будете понятой!

Это я то есть. Баба Капа уже перестроилась и заявляет:

— Никакой аптеки тут нет. Просто я ополаскиваю посуду под квас.

— Хорошо, — говорит милиционер, — это под квас. А еще четыре заявления на вас лежат у нас. Пройдемте сейчас!

Так и закончились у бабы Капы и врачебная практика и аптека.

Человеческий документ

— Гражданин судья, граждане народные заседатели! Я признал свою вину в ходе судебного следствия. И сейчас я воспользуюсь последним словом подсудимого не для того, чтобы бессмысленно запираться или передергивать факты. Нет, все это было: шестого июля сего года, проходя мимо ателье верхнего платья номер четыре нашего района, я внезапно ударил головою в стеклянную вывеску ателье, вследствие чего разбил таковую вывеску; затем, высоко взметнув правую ногу, раздробил стекло витрины размером два метра на три, сорта «Фурко»; затем я ворвался в самое помещение ателье и там изорвал: четыре квитанционные книжки, семь комплектов бумажных выкроек, два журнала мод. Я проглотил, не разжевывая, справочник цен на пошивочные работы, выплеснул на столы красные и фиолетовые чернила из пяти чернильниц и клей из двух пузырьков. Преследуя сотрудницу ателье Попенкову, я разорвал лично ей принадлежащее вискозное платье, в которое она была одета, а закройщика того же ателье Свиридова пытался задушить клеенчатым сантиметром, каковой сантиметр он обычно носит на шее, находясь на работе.

Я уже показал суду, что до шестого июля ателье номер четыре я никогда не посещал. Но, граждане судьи, длительный период моей жизни связан с ателье номер три той же системы. И если вы хотите понять, что довело меня, скромного человека и честного работника Вигоньтреста, члена профсоюза с тысяча девятьсот тридцать второго года, доселе судимостей и приводов не имевшего, до преступления, за которое вы меня судите, — разрешите мне зачитать вам записи из моего дневника, относящиеся к последним шести месяцам… Суд разрешает? Благодарю вас, граждане судьи. Итак, вот в эту тетрадь занесены мною… Впрочем, буду прямо читать.

Запись 26 декабря прошлого года. Сегодня наконец я выбрал время и пошел в ателье № 3. Заведующая столом заказов — ее зовут Вероника — довольно противная девчонка — долго не хотела принимать от меня заказ. С трудом уговорил ее.

— Ладно, возьмем, только в порядке очереди, — угрожающе сказала Вероника, потряхивая своею выжженной до седины гривою.

— А я и не собирался пролезать вне очереди!

Вероника подошла к столу выполнения, за которым сидела не менее противная девка по имени Августа, и они полчаса обсуждали неблаговидное, с их точки зрения, поведение некоей Клавки (она же Клара). Эта Клавка-Клара, по словам обеих заведующих столами, отбила кавалера Вероники запрещенным приемом: она назначила ему свидание по телефону, назвавшись в беседе Вероникой, затем явилась на свидание сама и, по ее словам, «открыла ему глаза» на Веронику. И Августа и Вероника клялись теперь «открыть глаза» этому юноше на самое Клавку-Клару. Судя по тому, в чем должно состоять это «открытие глаз», я сразу же подумал, что лучше было бы, если глаза остались бы закрытыми.

Решив все подробности того, как будут «открыты глаза» неизвестного мне кавалера, Вероника наконец приняла у меня заказ. Тем не менее до конца это дело мне довести не удалось: кассир ушел получать квитанционные книжки и некому было принять деньги за шитье…

Когда я покидал ателье, тщетно прождав кассира восемьдесят семь минут, я слышал, как пришедший в это время посетитель сразу же стал кричать и ударять кулаками по столу. Как это грубо… Вот я же, например, прождал полтора часа — и ничего… Наверное, этот посетитель — псих какой-то…

2 января. Заходил в ателье. Кассир был на месте, но пересчитывал билеты вещевой лотереи. Деньги принять отказался.

Ладно. Зайду другой раз.

8 января. Кассир Иван Карпович принял от меня деньги. Уже вызывали закройщика, чтобы он снял с меня мерку и договорился о фасоне костюма…

Подождав сравнительно недолго — всего сорок две минуты, я увидел закройщика Алексея Павловича — немолодого тучного мужчину без пиджака. Начали снятие мерки с меня в кабине, обитою рыжей байкой. Окончить не удалось, так как очень уж часто отрывают Алексея Павловича. То директор ателье, то — в мастерскую, то — заказчики, которым на сегодня назначена примерка…

17 января. Ура! Снятие мерки в ателье окончено. И заходил-то я после 2-го числа всего четыре раза, а сегодня Алексей Павлович записал последнюю цифру: 24 сантиметра — ширина брюк внизу, на манжетах…

Уже назначен день примерки: 6 февраля. Скоро, скоро я облачусь в новый парадный костюм.

27 февраля. Надеюсь, что 4-го числа следующего месяца примерка уже состоится. Так не везло мне!.. Пять раз заходил в ателье — все не готово было. То не успели скроить, то больна заведующая столом выполнения Августа, то Алексея Павловича вызвали в трест…

Ну, уж 4 марта примеряем!

4 марта (поздно вечером). Примерку отложил на 9-е: по ошибке скроили не мой костюм, а чей-то другой из похожего материала. Но — на мой рост, так что владелец того материала уже исписал 17 страниц жалобной книги. Мне показывали его, так сказать, вопли в этой книге. Ничего, слог очень сильный. Там и сям похоже на текст проклятий древних пророков. Кажется, впрочем, жалобы не помогли ему: будет носить костюм, сшитый по моим габаритам.

12 марта. Примерка состоялась. Но какая!.. Расскажу по порядку.

Не успел я прождать и двух часов, как вышел ко мне закройщик Алексей Павлович, высоко над головой держа мой костюм. Мой!

Мы вошли в рыжую байковую кабину, задернули занавес. Я снял свою толстовочку и брюки. Но тут Алексея Павловича срочно вызвали к телефону. Он ушел, широко раскрыв занавес. Закрыть его мне не удалось, и, чтобы не предстать перед персоналом ателье и заказчиками в исподнем, я завернулся в занавес. Представьте, занавес оказался очень шершавым: кололся даже через рубашку и кальсоны…

Но вот Алексей Павлович спустя сорок минут вернулся. Я облачился в новый костюм и обнаружил, что он мне очень велик и широк. Робко поставил в известность об этом Алексея Павловича.

— Вижу, — отозвался опытный закройщик, — для того и примерку делаем… Ну-ка, станьте как следует!

И Алексей Павлович тремя взмахами тяжелых ножниц укоротил брюки и рукава на 5 сантиметров.

— Теперь хорошо?

— По длине теперь хорошо, — сказал я, — но вот ширина меня пугает; на нас с вами на двоих пиджак еще сойдет, а один я в нем как-то теряюсь…

Алексей Павлович долго смотрел на пиджак и вдруг сказал:

— Позвольте!.. Да это вовсе не ваш костюм. Это — гражданина Тетерникова тройка. А ну, раздевайтесь…

Я сразу подумал о том, как обрадуется Тетерников, когда увидит, что рукава и брюки на его костюме обрезаны на 5 сантиметров. А закройщик унес то, что осталось от костюма Тетерникова. Но моего костюма Алексей Павлович не принес, так как ему уже вышло время обедать, а после обеда ему надо идти в трест на инструктаж по новым тканям.

19 марта. Наконец-то я примерил свой костюм! Отняло 3 часа 17 минут, но зато с души как гора свалилась. Все тело сладко ноет от бесчисленных уколов булавками, которые я терпел во время примерки.

Правда, пиджак скроили однобортный, а я намечал — двубортным. Ну, в конце концов, черт с ним, с этим лишним бортом. Я же не бильярд, который без четырех бортов и существовать не может…