— Мне не нравится их спокойствие.

Геннадий Львович понял, что восхищение его неуместно, убрался назад. У Корнея Павловича засосало под ложечкой в ожидании близких неминуемых перемен.

Пятеро между тем стали появляться из пещеры. В руках у них… В руках у троих были самые настоящие винтовки. Рослый в безрукавке, которого Пирогов называл про себя атаманом, отдавал распоряжения.

«Ах, сволочи! Вот чего удумали! Воевать!.. Концы в воду, а потом — ходу. Без свидетелей…»

Глава сорок четвертая

Первым занервничал вслух Козазаев:

— Третий день припухаем, а толку? Ничего ж не ясно.

Предлагал послать парня в отдел, узнать, не забыли ли о них. Варвара успокаивала, призывала к терпению, хотя в душе полностью соглашалась с ним.

Покровские помощники — Павел посадил их над самым узким местом, над речкой, — тоже допытывались, когда же они будут свободны.

— Сено упустим, где потом взять его? — ворчал немолодой, но еще крепкий мужик из резервистов. Предстоящая мобилизация держала его в постоянном напряжении, торопила с заготовками дров и сена, потому что после него остаются в доме две бабы и четыре пацанки мал мала меньше. Какое с них сено спросишь?

Второй помощник — парень призывного возраста — предлагал:

— Айда вперед, чо тут высидишь.

Всадник появился после восхода. И неожиданно, не с той стороны. Сзади. От ржанецко-покровского проселка. Козазаев выругался, велел Варваре не показываться, а сам встал из-за камня, будто из земли вырос перед конем. Всадник отшатнулся, перехватил короче повод, ждал — соображал, что дальше будет. Или растерялся немного и приходил в себя. Крупное лицо его было серо и шершаво, точно шелушилось, а на правой щеке ярко выделялось красно-фиолетовое пятно с пятак величиной в виде карточной «червы».

Разглядев Павла, он усмехнулся, прячась за шеей коня, незаметно коснулся фуфайки против живота. Это движение и усмешку хорошо увидела Варвара. Повинуясь чувству, а не логике, она вышла из укрытия. Червленый с беспокойством увидел ее. Руку опустил, зыркнул глазами дальше, убеждаясь, двое ли только здесь. Ударив коня под бока, он с места неожиданно бросил его на Козазаева. Павел увернулся, отпрыгнув с тропы на камни. Конь прошел по узкому карнизу, скрылся за выступом «щеки». Козазаев побежал следом, но навстречу ему ударили два выстрела. Павел вильнул под «щеку». В наступившей тишине было слышно, как удаляется стук конских копыт.

— Слезай! — крикнул Козазаев помощникам, вскочившим растерянно на выстрелы. — Чего прятаться теперь? Засада раскрыта.

— Кто хоть это был? — спросил резервист, беспокойно оглядываясь. — Не знаешь?

— Хрен его знает. Вроде не местный. Пятно у него тут.

— Како пятно?

— Красное такое. Навроде червы.

— Ври!

— А мне зачем врать?

— От дело-то.

— Знакомый твой, что ли?

— Червовый Туз! Вот кто!

— Кто такой будет, этот туз?

— Васьки Князя дружок. Вот кто! Но ведь, сказывали, он за Васькой за кордон ушел.

— Не так просто уйти через границу.

— А коль так, то, выходит, и сам Васька здесь.

Козазаев гадать не стал, махнул рукой, перебил:

— Кабы да кабы — выросли б грибы. Делать что-то надо. Не сидеть же тут. Не двинуть ли нам следом? Там и разберемся, кто туз, кто шестерка.

— С чем? — Резервист повертел перед собой и перед ним старый штуцер, точно убеждая присутствующих в слабости этой «пукалки».

— Но ведь у нас пять стволов. И Корней где-то там бродит. А этого надо обязательно брать. Чтоб не шумел.

Собственно, другого им и не оставалось. Мало — раскрыта засада, так и вся операция рассекречена. Ясно слепому, не от сырости оказалась на пути в логово группа вооруженных людей. И милиция.

И они пошли торопливо. Но не низом, а поднявшись на спину отрога. Сверху хорошо просматривался узкий распадок, то зеленый, то голый, тревожно мрачный и сырой. Через полчаса они увидели всадника, который из седла вглядывался в сторону, откуда прискакал сам и откуда ждал преследователей. Павел и парень обошли его поверху, начали спускаться, но Туз или услышал, или почувствовал их, вскинул винтовочный обрез, выстрелил раз, второй, развернул коня и помчался дальше.

Эти выстрелы и услышал ясно Пирогов.

И бандиты услышали.

Объявив какой-то план, атаман поставил двоих стрелков на выходе из распадка. Прикинув секторы для наблюдения и стрельбы, они неторопливо скрылись в «усах» над речкой. Пирогов окликнул Брюсова.

— Видели? Как появятся наши или кто там еще, ударьте по кустам. Пусть побегают.

— А если?.. Корней Павлович!.. Как говорят, заставь дурака богу молиться…

— Спишем.

Брюсов хотел еще что-то спросить, но обыденность слова «спишем» ошеломила его.

Еще один стрелок, невысокий, худенький, белобрысый мужичок, неприметно пересек долину, неприметно присел за куст против входа в храм.

«Та-ак… На живца решили взять. — Пирогов глянул дальше, на конника. — Стоит открытой приманкой. А на пути к нему две засады».

Атаман с широкоплечим приятелем остались у пещеры, пристально оглядели округу. Пирогову снова показалось, что его глаза встретились с их глазами и те, двое, дольше чем следовало, изучали кустарниковую щеточку на высоком склоне горы, приютившую Пирогова и Брюсова.

Ощущение ото было так сильно, что Корней Павлович помимо воли достал револьвер, проверил патроны, взвел курок. Далеко! Да и не выход, не метод это. Не та задача.

Он и Брюсов первыми увидели сверху Козазаева. Идя по хребтине отрога, Павел оказался прикрытым неровной кромкой горы от глаз засады. Геннадий Львович от неожиданности чуть не вскочил на ноги: эге-ге-гей. Пирогов вовремя одернул его.

Павел выбежал на стык долины и распадка, стушевался, потому что не предполагал такого. Утерев «куклой» лицо, он огляделся и увидел вдали давешнюю лошадь, человека возле нее. Не предполагая спланированного коварства, Козазаев сделал знак — за мной! — и начал спускаться в долину. За ним, и даже временами опережая, легко скользил парень с берданкой наперевес, следом, ступая по склон; бочком, шла Варвара, и замыкал эту неровную цепь резервист.

«Почему они здесь? Что произошло там, у створа?» — не зная, радоваться или сердиться, терялся в догадках Корней Павлович.

— Брюсов! Вы не заснули?

Козазаев уже достиг почти дна равнины, когда Геннадий Львович боязливо прижался щекой к ложу. Кончик ствола винтовки подрагивал.

— Что ж вы?

Выстрел прозвучал, как удар грома над головой. Нет, еще громче и страшней, потому что никто не ожидал его. Да еще с той стороны. Эхо не перестало колотиться о крутые склоны гор, а Брюсов снова нажал на спуск. Выше «усов» взметнулась светлая пыль. Пуля попала в камень, искрошила его, обозначила цель. Засада поняла, что раскрыта, «вспорхнула» из-за ненадежного укрытия, бросилась к пещере, под защиту толстого камня.

Выстрелы напугали и Павла и его группу. Пальнув на звук, он метнулся к подножию горы, ища «мертвую» зону. И тут увидел убегающую засаду. Призывно махнув рукой, он бросился наперерез, снова выстрелил дважды.

Пирогов рывком сбросил фуфайку, прямо через куст вывалился на склон. Волоча одну ногу, как якорь, он быстро переступал второй и, увлекаемый крутизной, помчался вниз, размахивая двумя револьверами и крича, просто крича, для шуму и паники. В него стреляли. Он видел это. Стреляли от пещеры, в промежутках между словами и жестами, из которых можно было вывести, что широкоплечий настаивал на бегстве атамана, а тот упорствовал, считая это преждевременным или неудобным для него вообще. Он был самоуверен и давно не бит крепко.

А паника катилась уже по долине, и тс преданные атаману силы, которые выводил он на деревни, на дороги, вдруг обнаружили животный страх перед неизвестностью, свалившейся на них. Бежала от распадка засада. Подхватился и несся с юношеской расторопностью белобрысый, раскачиваясь из стороны в сторону под тяжестью длинной винтовки и держа направление к лошади.