И каждое имя кем-то оплакано — матерью, женой, невестой, отцом.
Остановись же, помолчи, задумайся. Здесь лежат парни, которые еще ничего не успели увидеть; здесь лежат мужчины, оставившие одинокими своих жен; и старики, которым не довелось умереть дома в своей постели. Здесь лежат наши воины.
Остановись и подумай, что было бы, обратись тот кипевший в боях накал, те страсти и силы, отданные сражениям, на дела мирные? Встали бы новые города, и зажглись сотни новых электростанций. И сияли б от счастья тысячи матерей, и любили бы тысячи женщин, и сколько бы новых и верных было бы у нас друзей.
Но им суждено было отдать жизнь, сражаясь за Родину. Не на всех могилах светятся имена и высятся монументы. Сколько еще безвестных могил героев, свершивших великие подвиги! Об этих подвигах ходят по округе легенды. А где-то живет семья героя и ничего не знает о нем, не знает даже, где он похоронен.
Так что ж, неужто и вправду никто никогда… Нет! Сквозь расстояния и время каким-то чудом дойдет до нас, передаваясь из уст в уста, последнее слово солдата, его завет сыновьям, соотечественникам. И чьи-то руки положат цветы на его могилу. И кто-то возьмется искать родных. И скажет: «И я бы хотел быть таким».
Почему так? Потому что мы — люди. Героизм павших зажигает сердца живых.
Прочтите это письмо.
«2 июня 1965 года.
Милая Наташа и все твои товарищи!
Какую большую благодарность я и мои дети выражаем вам за то, что вы нашли могилу нашего дорогого Ивана Васильевича. Сегодня мне прислали в копии твое письмо, посланное на родину моего мужа, Зуева Ивана Васильевича, его сестре Людмиле, в котором сообщаются подробности трагической гибели.
Вот уже двадцать три года прошло с тех пор, как нам сообщили через военкомат, что в боях с немецко-фашистскими захватчиками он пропал без вести. Но как умирал дорогой нам человек, до сих пор было неизвестно. Я все эти двадцать три года время от времени расспрашивала людей, писала в Москву, не знают ли о нем. Но никто сообщить точно не мог. Рассказывали только о тяжелой обстановке, в которой ему пришлось быть. И видно, вам, юным ленинцам, довелось через столько лет узнать страшную правду о его смерти. Он жил и погиб, как настоящий солдат.
Спасибо и еще тысячу раз спасибо, дорогие мои, что вы не забыли о тех, кто, не щадя своей жизни, боролся с проклятым врагом — фашизмом. Мороз по коже проходит и льются слезы, когда читаешь ваше письмо.
Состояние мое неважное. А поэтому приехать сейчас не смогу. А как только мои дети — они у меня уже взрослые, и один стал офицером — возьмут отпуска, мы все вместе приедем на могилу к нашему любимому отцу. Тогда увидимся с вами со всеми и поговорим.
Хочу сообщить тебе, что недавно мне вручили орден Отечественной войны первой степени, которым Иван Васильевич награжден посмертно. Целую крепко, крепко тебя и твоих товарищей.
Копию этого письма мне передал полковник запаса Яков Степанович Бобков.
Вместе с Зуевым они начинали войну. Яков Степанович, тогда еще молоденький лейтенант, служил под началом дивизионного комиссара Ивана Васильевича Зуева. Отличный командир, человек безграничной смелости и железной воли, коммунист Зуев прославился еще в Испании. За участие в боях в составе интернациональной бригады он был награжден орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды. Перед началом войны Зуев получил еще один орден Красной Звезды и был назначен членом Военного совета армии.
Мужество комиссара Зуева, его организаторский талант особенно проявились в боях с фашистами под Старой Руссой, Сольцами, Шимском. Под Руссой немцам удалось прорвать фронт. Это угрожало окружением частей нашей армии, сражающихся в районе озера Ильмень. Некоторые подразделения стали без команды сниматься с позиций и отходить. Узнав об этом, Зуев крикнул офицеру особых поручений Бобкову:
— Яша! В машину со мной и — туда!..
Они помчались в Старую Руссу. Чудом проскочили через пылавший мост и появились на поле боя. Все вокруг полыхало. Над полем на бреющем шли «мессершмитты». Взрывы бомб, снарядов и мин — все слилось в единый несмолкаемый гром. Зуев и Бобков бросились навстречу отступающим пехотинцам с криком: «Стой! Остановитесь!..» Но остановить отступающих удалось не сразу. Зуев бросился к командиру батареи:
— Куда бежишь? — вскричал он.
— Все бегут, и я бегу… — отвечал растерявшийся командир.
— Стой! Слушай мою команду!.. — воскликнул Зуев, выхватывая пистолет. — Там!.. У Ильменя наши бойцы истекают кровью!.. А вы?!.
Вместе с Бобковым Зуев устремился вперед, увлекая за собой бойцов.
— Лейтенант Бобков! Бери на себя командование батареей и — прямой наводкой по врагу…
Бобков развернул батарею. Артиллеристы открыли огонь. Тем временем Зуев повел солдат в атаку. По рядам наступающих моментально пронесся слух, что впереди атакующих идет член Военного совета.
И все, кто мог держать оружие, подымались и шли за Зуевым. Продвижение противника было приостановлено этой внезапной контратакой, и наши части получили возможность выйти на запасные рубежи.
— Он всегда находился на самых трудных участках, — рассказал мне полковник Бобков. — В первый период войны Зуев проявил незаурядные способности военачальника, комиссара, много раз участвовал в боях с врагом на литовской земле, под Старой Руссой, Сольцами, Дно, увлекая солдат личной храбростью. Весной сорок второго года Зуев был направлен в войска, действовавшие в тылу врага в районе Чудово — Любань. Здесь велись ожесточенные бои с превосходящими силами противника, который рвался к Ленинграду. Наши части оказались в окружении. Снабжение прекратилось, временами они голодали. Иван Васильевич, случалось, не спал по трое суток. Большую часть своего времени он находился в частях, часто бывал в землянках у солдат и поднимал дух воинов. Помню его речь: «За нами стоит Ленинград…».
— Положение складывалось трагически. И тогда Зуев возглавил прорыв сквозь вражеское кольцо. Несколько раньше он послал меня на самолете в штаб фронта с докладом о сложившейся обстановке. Но вернуться назад мне уже не пришлось. Товарищи рассказали, что в районе Мясного бора Зуеву удалось проложить огневой коридор, через который с боями прорывались наши войска.
Те, кто вышел из окружения, сообщали, что Зуев, и раненный, продолжал драться, ходил в штыковые атаки, а когда фашисты перекрыли огневой коридор, комиссар с небольшой группой солдат скрылся в лесу. Дальнейшая его судьба была неизвестна.
И полковник Бобков передал мне второе письмо. Но прежде чем вы прочитаете его, хочется сказать несколько слов.
Обстоятельства трагической смерти комиссара Зуева спустя двадцать лет после окончания войны установили Наташа Орлова, ее сестренка Аня, ее брат — пионер Сережа и их подруга Сима Иванова. Все они школьники деревни Коломовка Чудовского района.
Вместе с полковником Бобковым мы побывали в тех местах. Подлинность сообщенных в письме фактов полностью подтверждается архивными документами, хотя Наташа их и не видела. Все, о чем пишет Наташа, — правда.
Вот ее письмо сестре комиссара.
«Дорогая Людмила Васильевна!
Письмо я ваше получила. Да, разыскать вас было нелегко.
Зимой 1965 года мы услышали от одной старушки, что рядом с железной дорогой находится могила комиссара. И что она заброшена. Только рабочие железной дороги каждый год окапывают ее, чтобы она не заросла травой и не сровнялась с землей. Нас с сестрой Аней это заинтересовало. Мы попросили, чтобы старушка показала нам могилу. Но она сказала, что покажет весной. Зимой туда не пройти.
Вот и весна. Скоро праздник Победы. И мы, то есть моя сестренка Аня, брат Сергей, наша подруга Сима Иванова и я, решили все-таки узнать о комиссаре и разыскать его родных. Мы стали ходить по людям, которые жили в этой местности во время войны, и никто не знал о нем ничего, кроме фамилии. Но вот однажды мы пришли к одной женщине, которая сама видела, как он погиб, как его предали, а потом убили.
Это было так.
В 1942 году летом, примерно в июне, на сто пятом километре, на перегоне между полустанками Бабино — Торфяное работала бригада по ремонту пути. Ремонтников заставляли работать фашисты. Вдруг раздвинулись кусты. Из-за кустов показался человек в военной форме. Он попросил хлеба и спросил, как пройти к нашим и не нарваться на немцев. В это время подошел бригадир Ковригин (зовут его, кажется, Николай). Увидев человека в форме командира Советской Армии, Ковригин спросил, что ему надо, и сказал, что сейчас принесет хлеба, а сам послал своего помощника Ивана Сейца за немцами, которые жили в казармах рядом с железной дорогой. Сейц побежал будто бы за хлебом.
Вскоре появился отряд фашистов, которых командир не ожидал. Их было человек тридцать. Они пытались схватить командира живым. Но не вышло. Тогда фашисты стали обстреливать то место, где находился в кустах наш командир. Но он не хотел попадать немцам в руки ни живым, ни раненым. И когда у него осталась одна пуля, он выстрелил в себя. Гитлеровцы вытащили его за ремень к дороге из кустов и стали проверять. В верхнем кармане они нашли документы, которые были прострелены и в крови. Эти документы они дали прочесть переводчице, нашей русской. От нее-то рабочие и узнали, что фамилия убитого Зуев Иван Васильевич, 1907 года рождения. Партбилет и фотокарточку, на которой была вся семья комиссара, немцы взяли себе. Ручные часы забрал фашистский прихвостень Иван Сейц, а деньги бригадир Ковригин…
Рабочие похоронили убитого. Еще они помнят, что у командира было два ромба в петлицах, по-тогдашнему — дивизионный комиссар. Почему и говорили, что в могиле той комиссар похоронен.
Вот то, что мы о нем знаем. Конечно, все, что мы написали о Зуеве И. В., не могла рассказать одна женщина. Она назвала фамилии тех людей, которые там были, и мы ездили к ним.
Потом мы узнали, что предателя Ковригина судили и он столько-то лет сидел в тюрьме. По этому делу мы ездили в Чудово к особоуполномоченному КГБ Николаю Васильевичу Мистрову. Он, оказывается, этого предателя знает, сам его арестовывал. Тов. Мистров помог нам найти вас. Он посоветовал написать в архив Министерства обороны. Мы так и сделали. Оттуда нам сообщили, что он числится пропавшим без вести. А потом мы уж нашли и вас.
Я комсомолка, закончила семь классов, так же как и моя сестра Аня. Сережа с Ивановой Симой кончили шесть классов, они пионеры. Мы не хотим, чтобы были безвестные могилы, чтобы солдаты, которые воевали за свою Родину, были забыты. А предатели?
Сейчас Ковригин живет на железной дороге. Его покос находится как раз там, где могила Ивана Васильевича.
Этого человека, Ковригина, нельзя понять. Неужели у него душа не болит. Ведь он предал человека своего, советского человека, не дрожат ли у него руки, когда он проходит с косой мимо могилы? А где Иван Сейц, мы не знаем.
На могиле мы посадили сирень, носим цветы каждый вечер. У нас большая семья, девять детей, самой старшей, Нине, — восемнадцать лет, она работает в совхозе дояркой. Младшей — три года. Мы пасем коров и не можем ничего сделать, ходим только вечером в девять часов. Но мы постараемся купить на могилу железный венок, может быть, и оградим. Пусть проходят поезда, и пусть видят пассажиры, что здесь похоронен герой, что он не забыт, этот смелый и бесстрашный человек, который не побоялся застрелить самого себя, не сдаться в плен. Мы гордимся им!