Возбудить в людях действенное отношение к жизни

1

В 1913 году в России широко отмечалось трехсотлетие воцарения династии Романовых — по словам Ленина, «300-летний юбилей грабежа, татарских наездов и опозорения России Романовыми».

Среди прочих мероприятий в феврале 1913 года была объявлена амнистия лицам, привлекавшимся к ответственности за «преступления, учиненные посредством печати», позволявшая Горькому вернуться в Россию.

Ехать на родину — «революционер по нынешним временам больше сделает извнутри России» — советовал Горькому Ленин. Ильич рекомендовал, однако, узнать прежде «не подложат ли свиньи» за участие в работе партийной школы на Капри. «Вероятно, не смогут привлечь за это», — добавил Ленин и оказался прав.

Но пришлось задержаться в Италии — снова обострился туберкулезный процесс — и в Россию Горький выехал только в декабре.

Писатель вернулся на родину, когда страна вновь стояла на пороге революции.

Стачки и митинги протеста по всей России вызвал расстрел рабочих Ленских золотых приисков 4 апреля 1912 года, когда было убито 250 и ранено 270 человек. Ленские события стали толчком к новому революционному подъему в стране: в первой половине 1914 года бастовало почти полмиллиона рабочих. Только разразившаяся мировая война отсрочила революцию — отсрочила, но не сняла с повестки дня.

«1912–1914 годы обозначили собой начало нового грандиозного революционного подъема в России. Мы вновь стали свидетелями великого стачечного движения, какого не знает мир… Накануне войны в Петербурге дело дошло уже до первых баррикадных битв», — писал Ленин.

«…Начали… гулять «народы», небольшими компаниями по 500, 700 и более человеков. Идут, не торопясь, и говорят негромко, в такт шагу: «Хле-ба, хле-ба!..» Сегодня, с утра, мимо окон моих, валом валит публика, направляясь к Троицкому мосту. Фабричные трубы не дымят…» — пишет Горький в мае 1914 года из Петербурга.

Писатель продолжает революционную работу, ведет активную переписку с сосланными революционерами, материально помогает им. Горький сообщал в письмах конспиративные сведения, поднимал дух заброшенных в глушь ссыльных. Беречь горьковские письма было запрещено: их содержание могло оказаться серьезным обвинением для писателя и без того находившегося под наблюдением полиции.

Квартира Горького была своеобразным революционным центром. Несмотря на слежку, писателю удавалось поддерживать связь с руководителями большевистской партии, с ее Петербургским комитетом.

Он помогает «Правде», живо интересуется подпольной работой. «Особенно настойчивый и живой интерес Горький проявлял к тому, что делалось на фабриках и заводах, в гуще рабочей жизни», — вспоминал большевик Бадаев, депутат Государственной думы. «Резко и очень к лучшему изменился тип рабочего… Страшно любопытны питерские фабричные работницы, удивительные женщины… Вы и представить себе не можете, как интересны и серьезны стали простые люди на Руси!» — пишет Горький летом 1914 года.

С марта 1914 года писатель живет в Петербурге на Кронверкском проспекте (теперь проспект Максима Горького), нередко в первые годы надолго уезжая в Мустамяки (теперь Горьковское) под Петербургом. Дачу осаждают докучливые репортеры — тем более, что распространился ложный слух о тяжелом нервном заболевании Горького; за ней наблюдают 20 охранников.

Горький часто беседует с финскими крестьянами. Он высоко ценит «трудолюбие, честность, самобытную культуру» финского народа.

Писатель живо интересуется происходящим в стране, думами и мечтами современников, посещает выставки картин, цирк, французскую борьбу. «Безграничное уважение к смелости человека», «крепкую уверенность в силе разума и науки» чувствует он, наблюдая за полетами первых авиаторов. Часто бывает он в театре, с интересом относится к делавшему в те годы первые шаги искусству кино. В 1916 году Горький говорил: «Возможности кинематографа очень соблазнительны», но добавлял: «Кинематографу очень трудно стать настоящим искусством, пока он в руках дельцов».

Квартира на Кронверкском и дача в Мустамяках — центры литературной жизни Петербурга. Здесь бывают Куприн, Бунин, Чуковский, Маяковский.

Часто после окончания спектакля в Народном доме — недалеко от горьковской квартиры — к писателю заходил Федор Шаляпин. Обоим им в это время было уже за сорок, характеры окончательно определились, каждый выбрал свою дорогу в жизни, былая горячая дружба сменилась дружескими, приятельскими отношениями, глубоким уважением друг к другу.

2

В своих художественных произведениях этого времени — повести «В людях» («Детство» окончено в Италии), рассказах «По Руси» — писатель как бы заново переживает свое детство и юность, обогащая повествование своим опытом зрелых лет, тем, что почерпнул из сотен рукописей начинающих писателей из простого народа.

«Свинцовые мерзости» жизни ярко и образно встают перед нами со страниц «Детства» — но не одни они: «Не только тем изумительна жизнь наша, что в ней так плодовит и жирен пласт всякой скотской дряни, но тем, что сквозь этот пласт все-таки победно вырастает яркое, здоровое и творческое, растет доброе — человечье, возбуждая несокрушимую надежду на возрождение наше к жизни светлой, человеческой».

«Детство» — рассказ о русской жизни конца XIX века, о судьбе поколения, к которому принадлежал писатель, о трудных, но радостных поисках верного пути в жизни. Широкий мир, окружавший Алешу, не озлобил мальчика (затем подростка, юношу), а вызвал в нем горячее стремление помочь людям, сделать их лучше, красивее, умнее, свободнее… Не случайно поэтому мы встречаем здесь романтические, приподнятые интонации, напоминающие «Макара Чудру» или «Старуху Изергиль», — столь казалось бы странные в книге о серой провинциальной жизни.

Во второй части трилогии — «В людях» — в жизнь героя-рассказчика властно и навсегда входит книга. Она укрепляет его в любви к людям, помогает преодолеть растерянность в жизни… Но не одни книги, а и встречи с людьми обогащают юношу. В каждом человеке он умеет видеть напряженную внутреннюю жизнь, новую сторону действительности.

К трилогии близка повесть «Хозяин» (1913). Колоритная фигура жестокого эксплуататора, хозяина пекарни Василия Семенова была не данью воспоминаниям, а живым откликом на события в современной России. Выходец из рабочей среды, ставший теперь хозяином, Семенов был для Горького олицетворением тех сил, на которые делал ставку царизм, проводя столыпинские реформы. Облик вышедшего из народа человека, который стал угнетателем и кровопийцей, уже давно интересовал писателя, и в Семенове он получил одно из самых ярких художественных воплощений.

В 1912–1917 годах Горький создает цикл рассказов «По Руси», в которых отразились жизненные впечатления и наблюдения поры молодости писателя. Как и в автобиографических повестях, тема рассказов — Русь в ее возможностях, в ее надеждах на обновление жизни. В эти годы, пору революционного подъема, пору империалистической войны, роста недовольства масс, назревания революционных бурь 1917 года, Горький много и напряженно думает, готов ли народ к неминуемо приближающемуся перевороту. В противоположность многочисленным теориям тех лет, объявлявшим русский народ религиозным, пассивным, диким, варварским и бескультурным, Горький оптимистически смотрит в будущее, верит в народные силы, верит в революцию. Но века крепостничества, бесправия, угнетения, «свинцовые мерзости» собственнической жизни, жестокое подавление свободомыслия, многовековое невежество, «безысходная, бестолковая тоска русской жизни», «все подавляющая русская нищета», «непонятно грубая и убийственно скучная жизнь» наложили свою печать на народный характер.

Наиболее глубоко раздумья писателя над русским национальным характером, над ростом народного сознания воплотились в рассказе «Ледоход», близком произведению В. Короленко «Река играет».