Часть нашей разношерстной публики устремилась за колоннами демонстрантов, встречавших своих представителей, а другие, оставшись на площади, ползали на коленях по льду, и опустив головы, читали дацзыбао, вмороженные в лед. Их на площади было очень много, по меньшей мере тысяч на двадцать иероглифов, занявших площадь 300–400 квадратных метров.

Такой способ чтения дацзыбао в южных городах страны не увидишь: каждый склонил голову и постепенно отодвигается назад. Если хочешь прочитать все с самого начала, то подходи к стене, которую образовали люди.

— Извините, отодвиньте, пожалуйста, ногу! — она закрывала иероглифы. Не зная, можно было подумать, что те, кто читал дацзыбао, молча скорбят по усопшим.

— У кого чистая подошва? Сделай одолжение! — в некоторых местах лед был затоптан грязной обувью и иероглифы не видны Тогда чьи-то сапоги с чистой подошвой расчищали поверхность льда. Тот участок становился прозрачным, иероглифы просматривались яснее чем написанные на яшмовой доске. Те, кто горел желанием сделать одолжение, приносили большие куски снега и разбрасывали по льду. Поверхность льда, протертая снегом, становилась не только прозрачной, но и блестящей.

Такое чтение дацзыбао, можно сказать, действительно доставляло удовольствие.

Памятник погибшим советским воинам, установленный на площади, сверху донизу, тщательно задрапирован брезентом.

Я был обут в резиновые кеды и, как только сошел с поезда, пальцы ног окоченели. Я подумал, что если в таких легких кедах буду ждать автобус, то непременно отморожу все пальцы.

Я дал волю ногам и побежал домой. У меня не было теплой шапки, чтобы надежно защитить голову, а северо-западный ветер, как ножами, резал уши и щеки. Закрыв лицо руками, я немного пробежал, пальцы на обеих руках замерзли до ломоты, пришлось, не обращая внимания на уши, спрятать их в рукава и пробежать еще некоторое расстояние. От бега так задохся, что не мог перевести дыхание, но боялся остановиться. И в то же время не мог идти. Ноги одеревенели от холода, я их уже совсем не чувствовал, бежал, как на протезах.

Бежал быстро, трусил мелким шагом — и так около часа. Сломя голову влетел в дом.

Когда я открыл дверь, мать, сидя на корточках, растапливала печь. Увидев меня таким, решила, что за мной кто-то гонится, моментально изменилась в лице, схватила меня и зажала в своих объятиях, намертво сцепив руки, а сама уставилась на дверь в готовности задержать любого моего преследователя и защитить меня.

Я поторопился успокоить ее:

— Ма, никто за мной не гонится.

Только после этого мать не спеша вытолкнула меня из своих объятий и неожиданно дала мне пощечину. Да такую, что лицо запылало.

Она тут же отвернулась и заплакала.

Я в растерянности стоял возле нее, не зная, что сказать.

За два месяца я не написал ей ни одного письма, хотя бы коротенького сообщения о том, где нахожусь. Я понимал свою вину.

Ноги начало ломить, как будто их кололи иглами, как будто они горели в огне.

Я, подбирая слова, чтобы точнее выразить свое состояние, сказал:

— Ма, мои ноги...

Мать обернулась ко мне и, увидев, что я обут в резиновые кеды, еще больше испугалась:

— Поделом! Так тебе и надо! Чтоб ты их совсем отморозил! — она втолкнула меня в комнату, посадила на край кана, осторожно сняла с меня обувь, носки, откинула полу халата и прижала мои ноги к теплой груди.

Тут только я получил ощущение покоя и безопасности.

У меня выступили слезы.

Я беззвучно плакал.

Хоть Китай и велик, но лучше всего дома. Нет никого лучше матери.

Я глубоко понял значение слов: «сыновья и дочери — плоть от плоти матери».

Когда мать сняла примерзшие к ногам кеды, появилась такая боль, как будто ногти стали отделяться от тела, а пальцы рук от прилива крови кололо, как иголками. Мать взяла в рот кончики пальцев и потихоньку сосала. А я, свалившись на кан с прижатыми к груди матери ногами, заснул.

ГЛАВА 19

Я даже сам не знаю, сколько времени проспал, прежде чем мать осторожно разбудила меня. Только раскрыв глаза, я обнаружил, что она сняла с меня одежду, и я спал, пригревшись под ватным одеялом.

На краю кана сидела тетушка Ма.

— Тетушка Ма пришла повидаться с тобой, — объявила она.

Я глуповато ей улыбнулся.

Тетушка Ма стала напористо расспрашивать меня:

— Ты встречал нашего Го Хуа?

Я непонимающе посмотрел на мать.

Она пояснила:

— Го Хуа следом за тобой тоже отправился в великое шествие и до сих пор не вернулся, также как и ты, не прислал домой ни одной весточки. Твоя тетя Ма каждый день так волнуется, что не может ни есть, ни спать...

— Мы же не вместе уехали, как я мог встретить его? Тетушка Ма снова стала допрашивать:

— Ты не слышал, не было ли несчастных случаев на железной дороге?

Мать поспешила вмешаться в разговор:

— Кругом люди говорят, что на железной дороге случилось несколько аварий, это правда? — она подмигнула мне.

Однако я не понял намеков матери и ответил, как есть:

— Совершенно точно! На железной дороге произошло много аварий. В нескольких поездах по 3–4 вагона в горных тоннелях разлетелись в щепки, погибло много пассажиров, почти все они хунвэйбины, отправившиеся в великое шествие! Да и не только на железной дороге, на шоссе тоже немало несчастных случаев! А еще перевернулось судно, так тоже утонули хунвэй...

— Не болтай! Несешь, что попало! — мать уставилась им меня, сердито прервав мой рассказ.

Тетушка Ма расплакалась, подвывая. Сквозь слезы приговаривала:

— Наш Го Хуа точно погиб! Если бы не это, разве он мог не прислать ни единого письма! В роду Ма ни в одном поколении не было такого сына! Как было хорошо! За что же мне такая кара!

Мать успокаивала ее.

Чем больше мать успокаивала, тем сильнее она плакала. Под конец обняла мать и в доме разразился дикий рев, мать тоже заголосила в паре с ней.

Видя эту сцену, я пожалел, что сказал правду, молча отвернулся к стене и залез под одеяло.

Тетушка Ма плакала очень долго и, совершенно убитая горем, с трудом отправилась домой. Когда она ушла, мать отругала меня на чем свет стоит...

Я обморозил обе ноги. Сначала они покрылись волдырями. А затем появился озноб, пузыри начали лопаться.

Я почти целый месяц не сходил с кана. Ван Вэньци не было, его расстреляли. Ни один из других одноклассников не навестил меня, не рассказал о делах в школе и обстановке в общественном движении. Хотя Ван Вэньци и погиб от пули пролетарской диктатуры, однако каждый раз, вспоминая о нем, я всегда думал о нашей дружбе в течение трех лет совместной учебы. Даже подумал о том, что надо бы сходить на его могилу, помянуть человека. Однако вспомнил, что его тело больница прямо с места казни увезла на вскрытие и где оно теперь неизвестно, даже нет могилы, куда можно было бы пойти и отдать дань уважения. Пришлось поскорбить о нем дома.

По отрывочным рассказам матери я узнал об изменениях, которые произошли в бывшем «дворе хорошего содержания» за два месяца моего отсутствия. Дядю Ма вывели на чистую воду в своей организации: образованный человек несомненно принадлежит к вонючей интеллигенции со всеми вытекающими отсюда последствиями. Мать сказала, что даже она, неграмотная, тоже может быть выведена на чистую воду революционными массами, потому что ее родословная идет от помещиков. Дядю Чжана тоже постигла та же судьба, так как он считался руководящим работником, хотя на самом деле был всего лишь временным заместителем в районном учреждении, которому было подчинено несколько магазинов. Еще хорошо, что не состоял в партии, а то приклеили бы ярлык «члена партии, обладающего властью и идущего по капиталистическому пути». Поэтому, когда громили «каппутистов», он отделался лишь тем, что за компанию с другими постоял со склоненной головой и согнувшись в пояснице. Как я и предполагал раньше, был выведен на чистую воду и дядя Сунь. Когда мать сказала мне об этом, я ничуть не удивился. Начальник цеха — это одна из 19 официальных государственных ступеней кадровых работников, да еще и состоял в партии — как же могли его обойти? Рассуждая об этом сегодня, я задаюсь вопросом, сколько же осталось невыведенных на чистую воду во время «великой культурной революции» начальников отделений, бюро, отделов, контор, управлений, министров и кадровых работников рангом повыше, а также всяких мелких столоначальников? Наверно в общей сложности не больше трех единиц на всю страну.