Изменить стиль страницы

Свернув под арку, она едва не налетела на Славика. Тот стоял столбом сразу за поворотом коридора, плечи его под дорогим черным пальто безвольно обвисли, а все еще зажатый в опущенной руке пистолет смотрел в сырой, утрамбованный до каменной твердости земляной пол.

На полу лежала Верка Волгина. Ее посиневшее лицо было искажено жуткой, неестественной гримасой. Свалившаяся с плеч Катина куртка валялась рядом, короткая юбка совсем задралась, а шею пересекала тонкая черно-багровая полоса.

— Удавкой, — неожиданно будничным тоном сказал Славик. — За что же он ее? Неужели из-за сумки?

Сумки действительно нигде не было видно, но Катя не стала ни подтверждать, ни опровергать эту догадку, не имевшую ровным счетом ничего общего с действительностью. Она-то знала, что Верку убили из-за куртки — ее, Катиной, любимой кожаной куртки на два размера больше, чем требовалось, желто-коричневой, потертой кожаной куртки с обилием карманов и кармашков, что делало ее весьма удобной и даже незаменимой в походах за репортажами. Это из-за куртки Верка задержалась в квартире и не поехала со Славиком.

Тут Катю ударила догадка: возможно, убийца выбрал жертву именно по этой куртке! Тогда здесь должна лежать она, Катя Скворцова, а вовсе не Верка Волгина!

— Слушай сюда, — по-прежнему глядя на Верку, заговорил Славик. — Ты как знаешь, а мне с мусорами говорить не о чем. Ты меня не видела, я тебя не знаю, и никакую Верку я в глаза не видал. Если заложишь, из-под земли достану, поняла?

Катя молчала. Он обернулся, внимательно всмотрелся в ее лицо, щурясь в слабом свете, и, взяв за плечи, сильно встряхнул.

— Ты меня слышишь?! Понимаешь?!

— Слы-шу. Не тря-си, — выговорила Катя в такт толчкам и рывкам. Эти слова словно открыли шлюз, и по щекам ее обильно и неуправляемо потекли слезы.

— Не раскисай, — сквозь зубы процедил Славик. — Ну! Если хочешь совета, могу дать бесплатный: забирай свою куртку, запрись дома и сделай вид, что тебя на свете нету. Душу вынут мусора поганые! Плащ ее выбрось как-нибудь потихоньку и коси под дурочку: знать ничего не знаю, ведать не ведаю, да, знакома, сто лет не виделись... ну, сообразишь, чего наврать. Держи! — он поднял с пола и сунул Кате ее куртку. — Да очнись ты, дура, нас же в любой момент замести могут, сто лет потом не отмажешься! Линять надо, слышишь?

— Слышу, — деревянным голосом сказала Катя. — Вали отсюда.

Славик открыл было рот, собираясь поставить на место зарвавшуюся девку, но Катя повысила голос, в котором вдруг зазвучали истеричные нотки доведенного до последней черты человека:

— Вали отсюда, я сказала! Спасай свою задницу, ну!..

Славик махнул рукой, спрятал пистолет в наплечную кобуру и, обогнув Катю, решительно двинулся к лестнице, но Катя остановила его новым окриком:

— Стой!

Славик обернулся с первой ступеньки.

— Ну, чего тебе еще?

— Фотография у тебя?

— У меня. Отдать?

— Оставь себе. Узнай, кто это, и позвони.

— Слушай, мать, а не пошла бы ты...

— Узнай и позвони. Прошу тебя, как человека. Иначе я распишу ментам, как ты, вернувшись с разборки, устроил Верке сцену ревности в моей квартире и выволок ее за волосы, даже одеться не дал. Плащ вон порезал. И вообще, она ко мне прибежала от тебя прятаться, потому что ты ее обещал убить, если она машину поцарапает, а она нечаянно весь передок разворотила...

Славик одним рывком оказался рядом, сгреб в горсть свитер на ее груди и притянул Катю к себе, дыша в лицо мятной жвачкой.

— Ты, сука... — начал он, но Катя сделала короткое и энергичное движение коленом, и Славик, выпустив свитер, присел, шипя от боли.

— Я сука, — подтвердила Катя. — Если до утра не позвонишь, узнаешь, какая я сука. Пошел отсюда, ссыкун!

Славик медленно, с трудом распрямился, бросил на Катю многообещающий взгляд и ушел, немного неестественно передвигая ноги. Прежде чем последовать за ним. Катя обернулась, присела и быстрым движением оправила на Верке задравшуюся юбку.

Дома она, немного помедлив, повесила куртку на вешалку, набрала 02 и, только закончив разговор, упала лицом в кушетку и забилась в истерике.

Милиция приехала довольно быстро. Катя видела в окно, как подъехала машина, и, пока милиционеры возились в подвале, успела привести в относительный порядок и лицо, и мысли, так что, когда раздался звонок в дверь, она была готова к предстоящему разговору. Главным в этой ее готовности было неизвестно откуда пришедшее решение ничего не говорить об истории с фотографиями. Кате вдруг показалось очень важным добраться до человека с фотографии самой, особенно после того как погибла Верка.

Когда она подошла к двери, внизу за окном послышались улюлюкающие завывания подъехавшей машины “скорой помощи”. Почему-то этот звук еще больше укрепил Катю в ее решении.

За дверью обнаружился невзрачный человечек в мятом форменном плаще. На встопорщенных погонах кривовато сидели майорские звезды с облупившейся позолотой. Шагнув через порог, майор немного виновато улыбнулся и немедленно снял фуражку, обнажив обширную блестящую лысину, нелепо и смешно прикрытую одинокой прядью волос от виска до виска. Катя немного знала этого человека по тем нескольким рейдам, в которых ей довелось участвовать в качестве фотокорреспондента, и теперь не знала, радоваться ей или огорчаться. С одной стороны, майор Селиванов не был долдоном в погонах, а был, наоборот, довольно умным и интересным собеседником, питавшим большую склонность к молоденьким представительницам противоположного пола. Самым приятным в этой его склонности было то, что она, на сколько знала Катя, была чисто платонической. И потом, это был все-таки почти хороший знакомый.

С другой же стороны, именно в силу своих многочисленных положительных качеств, майор Селиванов был сейчас очень опасен для Кати, как бывал опасен для всякого, кто пытался обвести его вокруг пальца. Едва взглянув на него, Катя испытала сильнейшее искушение махнуть на все рукой, отказаться от своего плана, который и планом-то еще не стал, и выложить майору Селиванову все как на духу, полностью доверив ему свою дальнейшую судьбу. Но тут ей припомнились неестественно вывернутые Веркины ноги на сыром земляном полу и багровая полоса поперек шеи, припомнился собственный беспомощный ужас, когда она очнулась в мчащейся с самоубийственной скоростью машине, перекошенное злобой лицо водителя, когда он пытался во второй раз достать ее кулаком, и она придушила свой порыв, сделав тем самым первый осознанный шаг навстречу своей судьбе.

— Здравствуйте, Сан Саныч, — буднично сказала она, забирая у майора фуражку и вешая ее поверх своей куртки.

Майор на секунду замер от неожиданности, посмотрел на Катю, смешно моргая глазами, и, видимо, узнав, расплылся в улыбке.

— Надо же, какая неожиданность... Вас ведь Катей зовут, правда?

— Правда.

— Ну конечно! То-то же я смотрю, фамилия какая-то знакомая... Вы ведь фотограф, да? В этой, как бишь ее...

— В “Инге”. Уже нет, — сказала Катя, внутренне ахнув, пораженная памятью майора — ведь виделись они не более трех раз и даже ни разу толком не разговаривали.

— Возможно, это и к лучшему, — сказал Селиванов. — Ваша “Инга” мне никогда особенно не нравилась. Однодневка. Впрочем, боюсь, что вам сейчас не до отвлеченных разговоров. Где бы нам присесть?

— Пойдемте на кухню, — предложила Катя. — Кофе хотите?

— Весьма, — немного невпопад ответил майор, протискиваясь на кухню вслед за Катей.

— Извините, у меня беспорядок, — сказала Катя, беспомощно посмотрев на гору грязной посуды, громоздившуюся в мойке, и порадовавшись тому, что успела хотя бы убрать со стола следы “кофепития” втроем. О Славике она упоминать тоже не хотела. — Я не успела...

— Понимаю, — кивнул Селиванов. — Полагаю, вам будет удобнее рассказать все по порядку.

Катя подробно изложила майору подредактированную версию имевших место событий, старательно вымарав из нее и историю с фотографиями, и Славика с его пистолетом и “крайслером”, и, уж конечно, то, что Верка вышла навстречу своей смерти в той самой куртке, что висела сейчас прямо под майорской фуражкой. По этой версии получалось, что, проводив Верку, Катя стала смотреть в окно, чтобы помахать подруге рукой... “Нуну, — подумал майор Селиванов. — С шестнадцатого этажа...” “Возьми себя в руки, дура! — прикрикнула на себя Катя. — Шестнадцатый этаж!” ...То есть, не помахать, конечно, а просто посмотреть вслед. Когда Волгина не вышла из подъезда через десять минут, Катя забеспокоилась, решив, что Верка застряла в лифте...