И дождливые вечера поздней осени, и зимние дни, когда работы в колхозе мало, Нехамка все больше проводила у подруг и в клубе.

Но все переменилось после того, как внезапно умерла мать и Нехамка осталась одна с отцом. С тех пор забота об осиротевшем доме легла на ее плечи. Отец никогда не умел о себе позаботиться: не раз случалось, что он уезжал на весь день в степь, даже не перекусив, а приехав поздно ночью усталый и запыленный, не раздеваясь ложился на жесткий топчан и так спал до рассвета.

Теперь Нехамка, вернувшись с поля, принималась за уборку, стирку и стряпню, ждала, когда приедет отец. И лишь поздним вечером, истосковавшись, бежала в клуб, где ее поджидал Вова.

С Вовой они гуляли с прошлой весны. Он был старше Нехамки на пять с лишним лет и до ухода на военную службу просто не замечал ее. Но когда вернулся из армии, младшим сержантом, в первый же вечер обратил на нее внимание. Все в ней было как-то по-особому мило: и шаловливый взгляд огненных глаз, поглядывающих со скрытой насмешкой, и играющая на губах улыбка, и перекинутая через плечо блестящая черная коса; каждым движением тела, каждой складочкой платья она словно звала, манила — «дотронься до меня, погладь меня», — и у Вовы от этого становилось сладко на сердце.

Нехамка, конечно, заметила, что он на нее смотрит, и ей это было приятно.

С того вечера все бурьяновские парни стали завидовать Вове, а девушки — Нехамке. Оба они это чувствовали, и им это нравилось.

Каждый свободный вечер они, не сговариваясь, встречались в клубе на танцах, или в молодом саду около новой школы, или у костра за ставком…

И хотя вокруг были парни и девушки, им всегда казалось, что они одни, и никто их не видит, и никто не знает, как им хорошо. Уже оттого, что видят друг друга, стоят рядышком и время от времени украдкой касаются их плечи.

Да, он ей нравился, ей в нем нравилось все: и веснушки на высоком лбу, и чуть вздернутый коричневатый от загара нос, и длинная шея, и то, что он такой высокий, и то, что он всегда острит, и что он вспыльчивый! вместе с тем такой добрый. Всякий раз, когда он брал ее за руку, Нехамка вздрагивала и смотрела на него снизу вверх сияющими испуганными глазами, как бы говоря: «Я тебя люблю… очень люблю…»

Вот уже три недели, как Вова в МТС ремонтировал тракторы к уборке. С тех пор как уехал, Нехамка никуда не ходила — ни в клуб на танцы, ни в сад на гулянье, ни к ставку, — она ждала Вову. Чтобы скорее шло время, Нехамка выискивала себе дела: обмазала снаружи хату и два раза побелила ее, обвела углы стен и низенькие окна синькой, а завалинку обмазала красной глиной, окопала вишенник и яблоньки в палисаднике, прополола разросшиеся мальвы и георгины под окнами.

Работала не покладая рук всю неделю. А в субботу пришла такая долгожданная и такая внезапная радость: сегодня возвращаются из МТС трактористы! За весь день Нехамка не присела. Солнце пекло, а сна ни на минуту не выпускала из рук сапки, торопилась скорее прополоть кукурузу, чтобы пораньше вернуться домой. Но как раз сегодня она вернулась позже, чем обычно. Шефтл, их бригадир, еще не приехал из Гуляй-поля, и Нехамке пришлось подменять его — записывать, кто сколько прополол рядков. От спешки она сбивалась со счета, несколько раз начинала сначала и страшно сердилась на бригадира — нашел когда просиживать штаны на совещаниях!

Было совсем темно, когда Нехамка, запыхавшись, прибежала домой. Умываясь и заплетая косу, она то и дело выглядывала в окно. Ей все слышались шаги на улице. Но никто к их дому не подходил. «А вдруг Вова уже был, не застал меня и ушел», — испугалась девушка. Она быстро надела ярко-синюю кофточку, которая очень шла ей, перекинула косу через плечо, бросила на себя взгляд в зеркало и, довольная, показала своему отражению язык.

Позабыв погасить свет, она вышла в палисадник и сорвала яблоко. «Для Вовки», — сказала себе Нехамка, засовывая яблоко в карман, и побежала к калитке. Там она остановилась в нерешительности. Куда идти? К Вове домой или в клуб? И вдруг Нехамка увидела, как вверх по улице кто-то идет. У нее сильно забилось сердце Она бросилась наперерез по тропинке. Но это был не Вова. Нехамка повернулась и, не раздумывая больше, быстро пошла к клубу. «Вова, должно быть, там, — решила она, — и ждет меня».

Раскрасневшаяся, улыбающаяся, она вошла в переполненный клуб с чувством, будто явилась на праздник, который нарочно устроили ради нее, — и сразу увидела Вову. Принаряженный, в белой рубашке, он стоял, окруженный девушками и парнями. Остановившись в дверях и еле сдерживая радостную улыбку, Нехамка смотрела на него, стараясь поймать его взгляд. Но Вова даже не обернулся.

Где она была до сих пор? Он ждал ее целый вечер, а она… Знала ведь, что он должен сегодня приехать. Интересно, кто это ее так задержал? И он сыпал шуточками направо и налево, стараясь не выдать своего волнения.

А Нехамка все ждала, удивлялась, почему Вова на нее не смотрит. И ее уже начинала разбирать досада. «Шуточки отпускает… Интересно, для кого он так старается?» Тут она заметила около Вовы молодую учительницу, которую недавно прислали из центра.

«Уйду», — в смятении подумала девушка, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Но не уходила. Закусив губу, она лихорадочно смотрела по сторонам. И вдруг у щита с экспонатами увидела парня из соседнего села; его фотография была напечатана в районной газете рядом с Нехамкиной.

— Зяма! — крикнула она, подбегая к парню. — Откуда? Какими судьбами?

Зяма покраснел, что-то пробормотал. Девушка громко рассмеялась. Она крепко пожала ему руку. Она была так рада, так рада, что видит его здесь! Ее черные глаза блестели, точно спелые вишни после дождя.

Вова по-прежнему шутил и смеялся, а на нее — не взглянул.

Да он что, не слышит? Нехамке захотелось подбежать к барабану, который стоял у стены, и изо всех сил стукнуть в него ногой. Или… Она уж и сама не знала, что делать. Не переставая болтать и смеяться, Нехамка взяла Зяму под руку и вытащила его на середину зала.

Почему не оглядывается? Почему не подходит? Она встала на цыпочки, зашептала что-то Зяме на ухо и, откинув голову, громко захохотала. Вова стремительно обернулся.

Зяма? А этот что тут делает? Хотя нечего и гадать, Зяме нравится Нехамка, это всем известно, и если он явился сюда, то, конечно, ради нее. Но она-то, она чего так хохочет? Ох, а какая она красивая сегодня… «Спокойно, спокойно», — уговаривал он себя и дрожащими пальцами торопливо доставал папиросу. Он уже направился было к Нехамке, как вдруг увидел, что девушка схватила парня за руку. Вову так и обожгло. Ему показалось, что все в зале заметили, как Нехамка жмет Зяме руку, и теперь смотрят на него, на Вову. Нет, раз так, он к ней не подойдет… Нет и нет, ни за что на свете…

Заиграла музыка. Вова бросил папиросу и растерянно оглянулся по сторонам. Взгляд его упал на учительницу, которая, задумавшись, стояла неподалеку, он лихо подхватил ее, и они закружили в стремительном вальсе.

Нехамка вспыхнула и отошла к окну. Смотреть, как Вова танцует с учительницей, было выше ее сил. Ошалевший от счастья Зяма подошел к ней и возбужденно стал что-то говорить, но Нехамка его не слушала. Ничего она не слышала, кроме шарканья ног. А сама спиной, затылком, шеей чувствовала, как Вова с учительницей проносятся мимо, с каждым кругом все ближе, ближе.

Пусть танцуют хоть до утра! Теперь ее заботило одно: только бы Вова и его веснушчатая красавица ничего не заметили. И она болтала без умолку, сама не очень понимая, что говорит. И смеялась. А в глубине души все надеялась, что Вова оставит учительницу и подойдет к ней. Вот они уже близко, сейчас он подойдет… Но парочка опять пронеслась мимо.

Нехамка до боли закусила губу. Не помня себя, выбежала из клуба. Подошла к шелковице, прижалась к ней. Прислушалась. Идет? А музыка в клубе играла, все танцевали, и никто оттуда не выходил.

— Ненавижу его! Он мне не нужен! — крикнула девушка. Оторвалась от дерева и пошла мимо палисадников по еле заметной тропинке — шла не глядя, а сердце ее разрывалось от боли. Учительница ему понравилась!.. А в МТС у него, наверное, еще какая-нибудь была…и в армии…и в Гуляйполе, на курсах… Всюду были, всюду…