Собственно, подумала она уже на бегу, почему «похожий»? Он и есть самый настоящий разбойник…

Вот никогда бы не подумала, что они сохранились в наших подмосковных лесах да и вообще на свете – настоящие, с бородами до самых глаз и с огромными дубинами…

Она успела отбежать на каких-нибудь три метра, прежде чем ее каблук предательски зацепился за выступающий из земли корень, и она полетела кубарем, сильно ушибив локоть и ухитрившись окончательно разодрать плащ. Когда она разобралась наконец со своими руками и ногами, бородач уже стоял над ней, протягивая одной рукой ее сумочку, а другой – мятый ком денег.

– Не бойтесь, – сказал он, – все уже кончилось. Вставайте. Давайте я вам помогу.

Ирина уклонилась от его протянутых рук и встала самостоятельно, потирая ушибленный локоть.

– Что вам нужно? – спросила она.

Бородач, похоже, несколько растерялся и не сразу нашелся с ответом.

– Мне? – переспросил он. – Мне-то? Да ничего.

Учитель послал нас вам навстречу. Он уже знает о вас и не хотел, чтобы с вами что-нибудь случилось.

Крутом столько швали… Видите, как оно вышло…

Припоздали мы чуток. Вы не в обиде?

– Да нет, – понемногу приходя в себя, ответила Ирина, – отчего же… По-моему, вы очень вовремя подоспели. Спасибо.

Она приняла свою сумочку и деньги и беспомощно огляделась.

– И что теперь? – спросила она.

– Теперь? Теперь идемте, он вас ждет.

– А.., этот? – оглянувшись на неподвижно лежавшего поперек тропинки грабителя, над которым, безвольно свесив граблеподобные руки, стоял нелепый спутник бородача, спросила Ирина.

– А чего ему сделается? – вопросом на вопрос ответил Аркадий. – Полежит, очухается и пойдет себе… Вон, Жорик за ним присмотрит, до платформы проводит в случае чего… Вы не смотрите, что он дурачок, что надо, он все понимает. Или вы в милицию хотите? – спохватившись, спросил он.

– Да какая милиция, – устало ответила Ирина. – Только милиции мне сейчас и не хватает для полного счастья.., да и ему тоже. По-моему, с него хватит. Идемте.

– Вот это правильно! – неизвестно чему обрадовался бородач. – В милиции этой сплошные дети зла, все до единого. Чем меньше с ними связываешься, тем лучше…

– Какие еще дети зла? – спросила Ирина усталым ломающимся голосом. Бородач что-то начал отвечать ей, но слова сглотнул березовый лес, когда Ирина Быстрицкая и Аркадий скрылись за поворотом тропинки.

Проводив их взглядом, Жорик шмыгнул носом, взял бесчувственное тело грабителя за ноги и поволок его в лес. Дотащив гопника до неглубокой ямы, образовавшейся на месте вывороченного с корнем и давно распиленного на дрова предприимчивыми дачниками дерева, Жорик опустил свою ношу на землю, присел над раненым на корточки и, вынув из кармана подобранный в траве пружинный нож, стал играть им, защелкивая и снова открывая лезвие. Он ждал, когда грабитель придет в себя.

Приблизительно через полчаса тот очнулся и пробыл в сознании около секунды – ровно столько, сколько понадобилось Жорику на то, чтобы перерезать ему глотку.

Завалив труп хворостом, крапивинский сумасшедший вытер испачканные кровью руки о свои клетчатые брючата и направился в поселок, пританцовывая и напевая «Гимн демократической молодежи».

А через три дня труп отыскала и обглодала до костей стая одичавших собак под предводительством добермана, в бытность свою любимца отвалившей на историческую родину семьи, носившего кличку Кай. Собаки разнесли кости по всему лесу, а проломленный череп так и остался лежать в неглубокой яме, полускрытый хворостом и прошлогодней прелой листвой.

Его так никто и не нашел.

Молитвенный дом напоминал пагоду, впрочем, настолько отдаленно, что сходство это вызвало у Ирины слабую тень улыбки. Она уже была здесь вчера и теперь не стала останавливаться, чтобы во второй раз по достоинству оценить изыски провинциального архитектора. Говоря по совести, ей хватило и первого раза.

В сопровождении разговорчивого бородача, который назвался Аркадием, она вошла в украшенную затейливой металлической вязью калитку и по бетонной дорожке пересекла обширный участок, засеянный какой-то удивительно зеленой и ровной декоративной травой, из которой тут и там высовывались живописные кучки валунов, довольно неопрятно скрепленных между собой цементом. Во всем сквозила претенциозность самого низкого пошиба, резавшая глаза даже Ирине, которой, в общем-то, было не до того.

Аркадий со слегка неуклюжей, видимо для него непривычной, галантностью распахнул перед ней высокую арочную дверь темного дерева со сверкающей латунной ручкой, и Ирина вошла в дом, подавив внезапно охватившую ее нервную дрожь. Она приписала эту дрожь вполне понятному в подобной ситуации волнению, при этом отлично понимая, что пытается обмануть себя – это был самый настоящий испуг.

Во внутреннем убранстве дома чувствовалась рука неумелого, довольно безвкусного, но, несомненно, вдохновенного декоратора, опиравшегося в своих творческих поисках на немалую финансовую мощь.

По углам просторного темноватого холла были расставлены деревянные идолы со зверскими оскаленными рожами. В основании каждого идола имелось небольшое углубление – не иначе как жертвенник, а в коротких атрофированных руках эти чудища держали примитивные коптящие светильники, почти не дававшие света. Мозаичный пол из тонированного бетона с мраморной крошкой представлял собой примитивное изображение небесной сферы со знаками Зодиака, настолько искаженными, что их трудно было опознать. Стены покрывала мрачная роспись, выполненная в черно-красно-коричневых тонах каким-то местным пачкуном. Изображала она, похоже, духов земли, воздуха, воды и огня, во всяком случая, такой вывод можно было сделать из внешнего вида этих перекошенных монстров.

Были там и другие духи. Судя по исходившим от них острым бело-голубым лучам, это были посланцы далеких звезд. Вся эта одухотворенная компания рвала на куски, сметала ураганами, топила, жгла и иными способами умерщвляла каких-то темненьких уродцев, вероятно, пресловутых детей зла, которые кишмя кишели по всему периметру стен, строя козни и предаваясь всевозможным видам разврата. Художник далеко не был мастером своего дела, но каким-то таинственным образом ему удалось создать настроение: со стен изливался мощный поток ненависти, такой тяжелой, что она, казалось, имела физически ощутимый вес.

Вот в этом-то и есть главный секрет притягательности новой религии, подумала Ирина, разглядывая эти фрески. Ненависть проще и доступнее, чем любовь, и кажется гораздо более действенной и энергичной. Даже какой-то недоучка, а то и вовсе неуч, размалевавший эти стены, сумел добиться желаемого эффекта – нарисовать на штукатурке ненависть гораздо проще, чем любовь. Попробовал бы этот доморощенный Рафаэль изобразить любовь!

Получилась бы либо порнография, либо розовый сахарный сиропчик, от которого любого нормального человека с души воротит…

Аркадий что-то сказал и исчез. Кажется, он просил подождать, но Ирина не расслышала, она увлеченно оглядывалась по сторонам, забыв на минуту о своих бедах, пораженная размерами человеческой глупости и легковерия как в глобальных масштабах, так и в том, что касалось ее лично. «Что я здесь делаю?» – снова подумала она, стоя в одиночестве посреди мрачного холла, слабо освещенного коптящими огоньками светильников. У нее возникло непреодолимое желание потихоньку выйти на улицу и пойти прочь, постепенно ускоряя шаг.., бежать, бежать отсюда без оглядки. Какой бред, какой позор! Со своими трудностями, со своим горем следует справляться самостоятельно, а не обращаться за помощью к шарлатанам. От себя не убежишь, и сколько бы ни камлали волосатые шаманы, так было, есть и будет. Илларион, Илларион, подумала она. Ваши «хорошие ребята», вероятно, и в самом деле отличные парни, если умение отлично водить машину, метко стрелять и профессионально ломать руки означает быть хорошим парнем. Не уследили они за мной, а напрасно…