— Молодцы ваши следопыты, Петр Иванович, — сказал он густым басом, подходя к ребятам. — Молодцы! Очень благородным делом занимаетесь. Желаю вам удачи. Чем могу — помогу.
Петр Иванович и ребята попрощались с ним и вышли в коридор. Спустились обратно на первый этаж. Петр Иванович повел свою группу еще ниже, в подвал, пахнувший в лица прохладой. Открыли толстую дверь, вошли в узкий и длинный зал. В нём, по всей стене, от пола до потолка, полки. А на полках — толстые папки, похожие на большущие книги. Пожилой мужчина, сидевший за небольшим столиком у стены, подозвал их к себе.
— Профессор позвонил мне о вас. Велел помочь во что бы то ни стало. Скажите, кто вас интересует?
— Фамилия — Мусимов, — сказал Никон.
— И еще мы знаем, что он учился в институте в 1940 году, — добавил Ромаш.
— А имя у него начиналось с буквы «А», — боясь отстать от мальчишек, выпалила Лида.
— О-о, этого мне предостаточно! — Архивариус подошел к одной из полок. — Му-си-мов… Мусимов… Редкая фамилия… И, кажется, знакомая мне…
Тут он глубоко вздохнул и облегченно засмеялся.
— Вспомнил! — Архивариус щелкнул пальцами и, торопливо пройдя вдоль стены почти до угла, поднялся по лесенке и уверенно снял с верхней полки одну из папок. Протянул ее подбежавшему Ромашу. — К 25-летию Великой Победы мы готовили стенд об участниках войны, учившихся в нашем институте. Вот тогда-то я и встречал фамилию Мусимова. Он ушел на фронт со второго курса…
Ребята сгрудились вокруг папки, быстро отыскали нужное им место. Наконец-то!.. Звали их героя Аркадием. Он родился в деревне под городом Цивильском, после смерти матери они с отцом переехали в город. В автобиографии было сказано, что он увлекается физикой и математикой. Архивариус откуда-то принес увеличенную — видимо, для стенда — фотографию Аркадия Мусимова. Широколобый, подстриженный под полубокс, он смотрел на ребят с теплой улыбкой.
— Он с самого начала учебного года подал заявление с просьбой отправить его на фронт, — рассказывал архивариус. — В октябре военный комиссариат удовлетворил его просьбу…
Теперь исчезли последние сомнения насчет того, кому принадлежат книги, найденные на чердаке дома Акулины Мусимовны. Было ясно видно, что надписи на книгах и автобиография написаны одной рукой. Да и хитрое приспособление со звонком и крышкой сундучка мог сделать лишь человек, по-настоящему увлекающийся физикой. Архивариус показал ребятам выписку из зачетной книжки студента Аркадия Мусимова — кроме отметок «отлично» там не было никаких других — и пообещал сделать для них фотокопию с портрета, а за это попросил их снять копию с письма польских ребят для институтского музея.
— Петр Иванович, нам, наверно, надо написать в Польшу письмо — задумчиво сказал Никон. — Там ведь ждут…
— Напишем им, каким студентом был Аркадий Мусимов, кем был его отец. Обо всем напишем, — добавил и притихший Ромаш.
— Да, надо идти к Ядвиге Стефановне… — Лида глубоко вздохнула и, не выдержав, отошла чуть в сторону. — Может, и у Саши там что-нибудь новое есть… — добавила оттуда, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заплакать.
Не успел Никон и поужинать, как заявился Саша. Лицо хмурое, руки — видимо, сжатые в кулаки — в карманах. Только веснушки на носу поблескивают, как всегда, желто-коричневыми веселыми крапинками. Но Никон сразу понял, что товарищ его очень не в духе, и не стал сразу расспрашивать ни о чем: всё равно сам скажет.
— Ну, как — сходили в институт? — спросил Саша.
— Мы — во! — ответил Никон. И подробно описал всё увиденное и услышанное в институте. Когда он дошел до того места, что своими глазами видел портрет Аркадия Мусимова, лицо у Саши посветлело.
— Про «Аврору» там ничего не сказано?
— Про какую «Аврору»?..
— Ну, не сказано в автобиографии, что его отец, служил на «Авроре»?
— Нет, об этом не было ни слова.
— Да-а… Как ты думаешь, сумеем отыскать Мусима Мусимовича? Мы ведь ничего о нём не узнали…
— Что, адресное бюро было закрыто?
— Нет, оно-то было открыто. Только там ничем не могли помочь. Чтобы узнать адрес Мусима Мусимовича, надо узнать, когда он родился, где родился и что-то еще. Без этого, говорят, невозможно… Но нам велели еще раз зайти.
— Думаешь, найдут?
— Там одна женщина очень хорошо разговаривала с нами. А когда узнала, зачем нам нужен Мусим Мусимович, записала его имя и отчество на какой-то особой карточке. Сказала, что будет разыскивать.
— А когда велели зайти?
— Через неделю.
— О-о как долго!..
— А что поделаешь, Никон?
Переговариваясь, мальчики только было собрались выйти на улицу, как кто-то громко постучал в дверь крыльца.
— Кто там? — открыв дверь избы, спросил Никон.
— Это я, почтальон! — прозвучал с улицы голос незнакомой женщины.
— Входите! Там не заперто!
Дверь крыльца открылась, и в коридор вошла почтальон.
— Скажи-ка, это ты будешь Никон?
— Да, я, — удивлённо ответил Никон. — А зачем я вам?
— Давай тогда, ступай сюда, — позвала женщина. — Сплясать тебе полагается.
— Как — «сплясать»?
— А ты что — не ждешь писем? — Женщина полезла в свою большую сумку и старательно начала там что-то искать.
— Писем? Да нет, я… — Никон запнулся, не зная, что ответить. Он вспомнил, как прощался на пристани с Риммой, и лицо его вспыхнуло. «Наверно, Римма прислала листья и травы для гербария», — мелькнуло у него в голове. Ему стало так неудобно перед Сашей, будто он сделал что-то очень нехорошее.
Но Саша, видно, и не заметил, как растерялся его товарищ. Он, следя за тем, как почтальон вынимает из сумки письмо, обрадованно ткнул Никона в бок.
— Чего молчишь? Ты ведь ждёшь письмо от польских ребят!
Почтальон наконец-то вытащила из сумки конверт с большой яркой маркой, потом — толстую тетрадь и положила на перила.
У Никона начал сходить с лица непрошеный румянец. Ура! Письмо-то, оказывается, из Польши. Но удивительно всё-таки: так быстро ходят письма! В письме, написанном Ядвигой Стефановной, они дали адрес Никона. И вот ответ уже пришёл!
— Видишь, тебе пишут из Любляны, — сказала почтальон и показала пальцем в тетрадь. — Вот тут распишись, и можно плясать.
Никон никогда еще не пробовал плясать и стал отнекиваться. Тогда Саша, заявив, что письмо нужно обоим, лихо отбил чечётку. И тут же потянул друга в избу:
— Айда скорее, откроем и посмотрим!
— Э-э, постойте, постойте! — засмеялась почтальон. — От меня не отвяжетесь только одной пляской.
— А что еще?
— Письмо!
— Кому? — удивился Саша.
— Да всё ему же, Никону. И опять заказное, еще раз придется расписываться.
«Пропал я, если от Риммы, — заволновался Никон снова, сжимая письмо из Польши до боли в руках. — Саша умрет со смеху. А узнают ребята, проходу не дадут…» Лицо его покраснело сильнее, чем раньше.
— А это… откуда? — с дрожью в голосе, тихо спросил он.
Почтальон на этот раз заметила, как покраснел мальчик, его дрожащий голос что-то, видимо, подсказал ей, и она молча ткнула в графу в тетради.
— Ладно уж, это отдам без пляски, но в другой раз так от меня не отвертишься.
Ребята поблагодарили ее и пошли в избу. Сначала вскрыли запечатанное сургучом письмо из Польши. Оно было, как и первое, на польском языке, и они, конечно, ничего не поняли. Саша перебрал листки, пересчитал их.
— На шести страницах написали!
— Уж больно быстро пришел ответ, — сказал Никон. — Может, они узнали что-нибудь новое?
— Возможно, — ответил Саша. — Помнишь, они писали о двух адресах, откуда к ним еще не пришли ответы?
— Конечно, помню. Думаешь, кто-то нашелся?
— А вдруг?! Завтра прямо с утра — к Ядвиге Стефановне!
Никон промолчал, пытаясь сунуть незаметно второе письмо между книгами на полке. Он с первого же взгляда на конверт понял, откуда оно пришло. Из Цивильского района. Римма сдержала своё слово — письмо толстое, в нём, видно, засушенные листья и травы.