ПРЫГАТЬ БУДУТ ДВОЕ
По спине пробежал холодок, будто за ворот попала капля осеннего дождя. Владимир покосился на пилота. Тот сидел с невозмутимо-спокойным лицом.»
«Не заметил», - подумал Быстров и, толкнув пилота локтем, показал на сероватую струйку дыма, что вилась далеко-далеко в стороне.
- Вижу, - спокойно кивнул пилот.
Владимир с недоверием проворчал:
- Все видят, когда покажешь.
Быстров был самым молодым летным наблюдателем авиационной базы охраны лесов, он работал лишь второй сезон. Свою профессию Владимир считал единственно достойной настоящего мужчины. На улицах он с сожалением посматривал на сверстников.
«Бедные, - думал Быстров, - по семь часов сидят на одном месте… Стол, стул, бумага… С ума сойти». То ли дело его работа!.. Каждый день бороздит он небо над лесными просторами. До боли в глазах вглядывается в горизонт: не покажется ли где предательский дымок - спутник пожара. Он, Владимир, в ответе за зеленое богатство Западного Урала - лес. По его сигналу парашютисты - воздушные пожарные в любой момент готовы ринуться вниз, чтобы бороться с огнем. Разве может быть что-нибудь интереснее и романтичнее?
Пожалуй, больше всего это преклонение перед своей профессией проявлялось у Владимира в записях, которые он делал в дневнике. Записи поражали своей цветистостью. Об одном пожаре было сказано, что он «бушевал со страшной силой, словно лютый зверь», а о пожарных - что они «самоотверженно ринулись в дверцу самолета, как солдаты в штыковую атаку».
На одном из первых листов была такая запись.
«Впервые самолеты на тушении пожаров были применены в 1936 году, когда создали четыре авиационных отряда. Один из них нес патрульную службу над лесами Прикамья. Американцы тогда только собирались использовать самолеты в этих целях». И в скобках торжествующее: «Ага, отстали!»
А вот что писалось о лесных пожарах.
«Их всего три вида.
Первый самый коварный - подземный. Торф горит, дыма на поверхности много, а пламени не видно. Но только допусти, вырвется пожар наружу - и тогда держись…
Второй - низовой. Низом идет, по траве, по кустарникам, по лесной подстилке. Вроде бы не очень быстрый, а лес губит весь.
Третий - самый буйный. Мчится по вершинам деревьев, да так, что даже птицы не всегда успевают спастись от него».
И сожалеющая приписка: «Не везет: ни разу не был на верховом пожаре. Завидно, когда другие рассказывают. Вот где рождаются герои!..»
На другой странице под краткой записью о пожаре, который четверо парашютистов потушили за несколько часов, мелким бисером было написано:
«В Австралии только в 1939 году лесными пожарами было уничтожено 600 домов, 67 лесопильных заводов и несколько миллионов гектаров леса.
И у нас раньше не лучше бывало. В 1737 году царица Анна Иоанновна писала из Петербурга генералу Ушакову: «Здесь так дымит, что окошка открыть нельзя. И все оттого, что по-прошлогоднему горит лес. Нам очень удивительно, что никто не смотрит, как оные пожары удержать, и уже горит не первый год…»
«Вот так-то, - торжествовал молодой летнаб, - дымок, значит, тебе не понравился!.. Где вам, царям, с пожарами бороться! А мы и самолеты, и вертолеты применяем, и специальные огнетушительные жидкости наши ученые создали, и бомбить пожары начинаем. Охраняем народное добро».
Да, любил Владимир Быстров свою профессию воздушного пожарного, знал, как она трудна и опасна, и мечтал совершить какой-нибудь геройский подвиг, поразить всех своим умением, своей смелостью.
Вот и сейчас, пока самолет шел к столбу дыма, Владимир, удобно откинувшись в кресле, представлял себе, как станет он самым лучшим летнабом базы, как ему будут давать на выучку других и перестанут посылать с ним такого опытного «волка», как инструктор отделения Иван Яровой.
Стоило Быстрову вспомнить о ближайшем соратнике, как он сразу помрачнел. Рядом с Яровым Владимир чувствовал себя не то чтобы лишним, но и не хозяином.
Летнаб крикнул парашютистам, чтобы они готовились, а сам достал патрульную карту и начал наносить на нее место пожара. Вскоре у него на лбу от напряжения выступил пот. Это только в руководстве все просто: найди на земле выдающиеся предметы, потом отыщи их на карте, свизируй, и пересечение линий даст координаты пожара. Попробуй свизируй, если летят они в таких глухих местах, где самый выдающийся предмет - лес. Лес без конца и без края.
Услыхав предупреждение летнаба, Иван Яровой - высокий, широкоплечий, жилистый - поднялся, приник загорелым лицом к окошку-иллюминатору и стал хмуро вглядываться в дым, который спиралью ввинчивался в небо.
Что за день!.. Не успели вылететь, а уже третья тревога. Хорошо, что хоть первая оказалась ложной - костер. Зато в другом месте пришлось выбросить сразу трех парашютистов. И вот снова дым… Для них, воздушных пожарных, - это сигнал тревоги - снова кому-то предстоит идти на тяжелое и опасное дело.
Восемь человек в отделении, но как редко собираются они летом все вместе! То в одиночку, то сразу по нескольку человек прыгают к пожарам в этих глухих таежных местах. Возвращаясь, бойцы, соскучившиеся по товарищам, могут часами рассказывать о своих похождениях, слушать новости о делах своего и соседних отделений.
Восемь… А сейчас только пятеро. Стоят, припечатав носы и лбы к иллюминаторам, изучают пожар. Каждый готов по первому сигналу спрыгнуть вниз. И крепыш Николай Сидоров, и суетливый Алеша Ромин, и Петя Шелест, которого зовут ходячей энциклопедией: разбуди его среди ночи - ответит на любой вопрос о борьбе с лесными пожарами, и флегматичный Вася Копии…
Самолет кружил в поисках удобной площадки, на которую можно было бы выбросить парашютистов и необходимое снаряжение. Круг, еще круг, еще…
Внизу лежал огромный мохнатый зеленый ковер, накинутый на холмы Предуралья. Быстрые речки,, рассекавшие его, несли свои воды в Каму. На юге массива леспромхозы уже начали отрезать от этого богатого ковра один кусок за другим. Там кипела жизнь. А здесь, на севере, под крылом самолета ни деревеньки, ни домика. Только гул мотора пугает замшелую тишину.
В десяти километрах от пожара, в ковре, мелькнула маленькая дырка, на дне ее матово поблескивала вода: лесное болото. Иван с сожалением подумал, что такая площадка, конечно, не находка, но, прикинув, решил, что можно прыгнуть и здесь. Однако летнаб в ответ на его предложение отрицательно покачал головой:
- Поищем еще. Опасно.
И снова бороздит небо самолет. Круг… Еще круг… Еще… И все дальше и дальше столб дыма, все ниже и ниже сходятся на переносице густые, вразлет брови Ярового. Для парашютистов каждый новый круг - это лишние километры пути через бурелом и овраги. Это усталость в спине и ногах от тяжелого груза за плечами. А главное - это потеря времени, а значит - и потеря лишних гектаров леса.
И обидно, когда эти богатства гибнут из-за халатности растяпы, который поленился затушить папиросу, костер или спичку - ведь именно из-за этого начинается большинство пожаров. Обидно, что летнаб излишне осторожничает, не верит в парашютистов.
Было с чего хмуриться…
Удобную площадку нашли только километрах в тридцати от пожара. Для здешних мест она была почти идеальной - на ней рос мелкий и редкий кустарник. Но Быстров, довольно потиравший руки, не заметил в глазах Ярового восторга.
- Ты чем еще недоволен? - раздраженно спросил Владимир.
- А чему радоваться?
- Аэродром, а не площадка. Порядочек.
- Из-за этого «порядочка» пожар так разгуляется, что потом его вдесятером не удержишь.