Теперь предстояло пройти еще один фильтр. Формально степень доктора наук присваивает Высшая Аттестационная Комиссия (ВАК). Председательствовал тогда в ней близкий к Лысенко человек, а заместителем председателя был вообще свой человек — В. Н. Столетов. В биологической секции заседали также преданные Лысенко люди. Разумеется, некоторые формальности надо было соблюсти — послать диссертацию на отзыв эксперта, фамилию которого диссертанту не сообщали (злые языки шутили, что эти тайные рецензенты на деле — «черные оппоненты»). Потом отзыв поступал для обсуждения в биологическую секцию ВАК, решение ее рассматривалось на пленуме, затем Президиум ВАК утверждал решение, и, наконец, соискателю ученой степени выдавали диплом доктора наук.

До сих пор, благодаря засилью во всех подразделениях ВАК’а своих людей, Лысенко удавалось беспрепятственно продвигать в дипломированные ученые своих сподвижников. Но здесь случилась заминка, что-то нелепое и неладное. Не зря говорят: придет беда — отворяй ворота. Диссертацию послали Турбину (лысенковцы еще не знали, что он уже написал разгромную статью для «Ботанического журнала», что он уже перестал быть для Лысенко своим, что уже переметнулся в лагерь «врагов»), Турбинский отзыв оказался разгромным. Закрытый оппонент стал для Дмитриева и на самом деле «черным оппонентом».

Тогда лысенковские ставленники, орудовавшие в биологической секции ВАК, решили направить диссертацию на внутренний отзыв вторично. Они выбрали спокойного человека — профессора Сергея Сергеевича Станкова, незадолго до того переехавшего из Горького в Москву, где он стал заведовать кафедрой геоботаники в Московском университете. Станков казался человеком нейтральным, понятливым, ни в чем предосудительном не замешанным. Не учли лысенкоисты лишь двух моментов: Станков был человеком действительно спокойным и рассудительным, но честным и порядочным, настоящим интеллигентом, а к тому же во время жизни в Горьком он близко сдружился с великим русским генетиком С. С. Четвериковым, поселившимся после уральской ссылки в городе на Волге (в Москву Четверикову вернуться не разрешили, хотя до ареста и ссылки он жил в столице, там он и родился, там и учился, там и организовал первую в стране лабораторию по популяционной генетике). Таким образом, Станков был вполне в курсе новых веяний в отечественной науке и симпатий к мичуринцам не испытывал.

Положение осложнилось дополнительным обстоятельством. Во второй половине 1953 года была опубликована статья академика Сукачева, в которой последний разобрал печатные работы Дмитриева. Вывод самого авторитетного в этих вопросах отечественного ученого был убийственным: Сукачев отверг правдоподобность фактической стороны «опытов» Дмитриева по превращению культурных растений в сорняки и высказал свое мнение не в виде завуалированных намеков, а вполне открыто.

Он также негативно отозвался о полемических приемах, использовавшихся Дмитриевым, Нуждиным и их сторонниками в научной дискуссии:

Поэтому не было ничего случайного в том, что на работу Дмитриева, прошедшую стадию Ученого Совета лысенковского института генетики, но застрявшую в ВАК’е, Станков дал отрицательный отзыв.

Тогда Лысенко решил переломить ход борьбы иным способом. 20 февраля 1954 года, когда материалы о докторской диссертации Дмитриева поступили для окончательного рассмотрения на пленум ВАК, Лысенко (член Президиума ВАК) приехал на заседание и стал ожесточенно добиваться отмены всех отрицательных отзывов и присуждения его протеже искомой степени. Он трижды брал слово, обозвал всех «черных оппонентов» морганистами-вейсманистам и, за ним выступили Опарин, почвовед В. П. Бушинский — старый большевик, любивший цветисто рассказывать на лекциях студентам в Тимирязевской академии о том, как он якобы участвовал в штурме Зимнего дворца в Петрограде 25 октября 1917 года (хотя, как теперь хорошо установлено историками, никакого штурма не было), плодовод П. Н. Яковлев, когда-то работавший в Козлове под началом Мичурина. Затем Лысенко поддержал специалист в области механики и машиноведения А. А. Благонравов, председательствовавший на Пленуме ВАК… и благодаря всему этому Пленум решил все-таки присвоить Дмитриеву степень доктора биологических наук. Лысенкоисты праздновали победу.

И вдруг через месяц, словно гром среди ясного неба, по этому, уже решенному ВАК’ом вопросу, выступила газета «Правда». 26 марта 1954 года в центральном органе партии было напечатано письмо беспартийного Станкова с описанием поведения Лысенко в ВАК’е при обсуждении Дмитриевской диссертации. Станков писал, что рассматривает факт присуждения самой высокой ученой степени человеку неграмотному в биологии как «глумление над советской наукой»³²⁹.

Под письмом Станкова было напечатано добавление от редакции, в котором сообщалось, что «в связи с поступлением в ВАК дополнительных материалов, характеризующих научную необоснованность и неправильную методику исследований в этой диссертации… Высшая аттестационная комиссия постановила отклонить ходатайство Совета Института генетики АН СССР об утверждении Дмитриева B.C. в ученой степени доктора биологических наук, отменив решение ВАК от 20 февраля 1954 г.».

Так победа вдруг обернулась для Лысенко горьким поражением. Трагичным было и то, что известила о провале самая важная, самая партийная газета страны. Что могло быть хуже?

Не скрою, описывать историю лысенкоистов и их судьбы было бы даже весело, если бы не одно печальное обстоятельство. Они творили, выдумывали и пробовали не в вакууме, не в инертной среде, и за каждой их выходкой, каждой благоглупостью стояли отнюдь не благие порывы, что кончалось для многих окружающих печально и порой Трагично. Каждый из лысенкоистов кипел бурной энергией, всплывал на вершине административной власти в науке, оттесняя настоящих ученых, каждый, как мог (а могли и умели они однообразно и только злобно), подавлял настоящих ученых. В обстановке мифотворчества, когда людям постоянно вбивали мысль, что советским труженикам подвластны любые чудеса, что не сегодня-завтра в стране настанет такое светлое будущее, которое не снилось самым буйным фантастам, критерии правдивости были утрачены. И многие верили, что и на самом деле не ценою огромного труда тысяч подневольных людей возведен Днепрогэс, а что возвели его свободные советские люди по особым, чудесным инженерным планам, просто недоступным западным отсталым инженерам. Верили, что нитки каналов «Москва — Волга» или «Беломорканала» пролегли по российским просторам, воплотив в жизнь особые, замечательные раскладки самых передовых в мире ученых, обогнавших в полете реальной фантазии узколобых и чересчур практичных немцев, англичан или американцев. Где им до наших? Да и откуда было советским обывателям знать, костьми скольких заключенных уложено дно каналов, какой жуткой ценой оплачена гладь искусственных рек, на каком фундаменте покоятся бетонные опоры Днепрогэсов или извергающие огонь мартены Магнитогорска,

Конечно, в каждом из этих достижений проявлялось не только насилие, не только творчество гибнущих зэков, но и настоящее творчество замечательных инженеров, первоклассных специалистов, оригинально мыслящих ученых. Спору нет, пора оптимизма и веры в светлое будущее дарила озарениями многих оптимистов и приносила успехи и в сфере научного поиска.