Этот грохот и вывел ее из задумчивости, напомнив, что она не дома, а на улице, да еще почему-то на проезжей части.

Вернулась на тротуар.

Снова углубилась в свои мысли.

И — снова трамвай, на этот раз — в другую сторону.

«А что, если броситься под колеса? Это ведь так просто. Рывок — и уже не спасет тебя ничто — ни крики, ни предохранительный щиток, ни охи и ахи прохожих».

Но простота осуществления этого ужасного намерения очень испугала Лялю, и она решила отойти подальше от трамвайной линии. На всякий случай.

Поравнявшись с Лялей, трамвай резко затормозил, и водитель — молодой парень в коричневом свитере — весело погрозил ей огромным, как у молотобойца, кулачищем.

Ляля улыбнулась и автоматически поправила свою пышную прическу. Водитель подмигнул. Может быть, она ему понравилась. А почему бы и нет? Разве она не может кому-нибудь понравиться? Может! Нужно только меньше обращать внимания на советы матери, а решать самой…

От этих мыслей Ляля повеселела и, увидев неподалеку киоск с мороженым, направилась к нему.

Мороженое окончательно привело ее в чувство, и она стала думать, как объяснить матери свой поступок по возвращении домой. А что, если совсем не возвращаться? Неплохо было бы хоть немного проучить мать. Пускай побегает, поищет, почувствует, как ей без дочери… Поехать, например, к тете, которая как-то заявила, что, если бы Александра не была ненормальной, брат, то есть Лялин отец, наверняка был бы еще жив.

Но… Где взять денег на билет, да и работа… И вообще — куда ни поедешь, а все равно когда-нибудь придется вернуться домой. И тогда будет еще труднее объяснить матери, куда и зачем ездила. Вот если замуж выйти — дело другое. И навсегда куда-нибудь уехать, ну, конечно, не куда-нибудь, а в Одессу или на Кавказ, и быть совершенно независимой, свободной, как птица. Даже и не верится, что такое может случиться… Но за кого же? Нужно ведь, чтобы жених понравился не только ей, но и матери.

Среди тех, кого она знала раньше, не было ребят каких-нибудь особенных и видных. Все самые обыкновенные. Вот если бы встретить какого-нибудь такого, который мог бы защитить даже от матери…

Ляля покончила с мороженым и оглянулась, ища, куда бы выбросить липкую обертку. Урны поблизости не было. Зато на противоположном конце длинной скамьи, на которой она теперь сидела, появился какой-то белокурый парнишка. На коленях его лежала раскрытая книга, но смотрел он не в книгу, а на Лялю. От этого взгляда Ляля немного растерялась и, чтобы скрыть свое смущение, бросила смятую обертку от мороженого прямо на клумбу. Парнишка неторопливо отложил книгу в сторону, так же медленно встал, подошел к клумбе и, осторожно поставив ногу между цветами, поднял бумажку. Потом направился к урне, которая, как теперь заметила и Ляля, стояла за клумбой. Затем снова вернулся на свое место и, положив книгу на колени, опять стал смотреть на Лялю.

Девушку это взволновало: что-то в этой встрече показалось ей необычным и желанным.

— А моя мама говорит, что в наше время рыцари перевелись, — сказала она.

Парнишка покраснел и пожал плечами:

— Какой там рыцарь… Просто туда нельзя бросать мусор.

Это Ляле понравилось.

«А что, если это и есть  о н?..» — подумала она.

Они познакомились.

Немного прошло времени, но если учесть, что существует любовь с первого взгляда, то станет совершенно понятно, почему в квартире Кузякиных появился незнакомый парень Митько.

Александра Викентьевна пристальным взглядом посмотрела на него и с притворным доброжелательством принялась расспрашивать о том и о сем, так, как расспрашивает свидетелей следователь. Ляля не вмешивалась в разговор, хотя ей время от времени хотелось кое-что подсказать Митьку, чтобы он ответил так, как хотелось матери.

После этих смотрин молодые пошли в кино, а когда Ляля вернулась и робко спросила: «Ну как?» — Александра Викентьевна сказала:

— Очень уж прост.

Ляля подняла брови:

— Инженер.

И зачем ей было лгать? Митько, хотя учился на вечернем факультете, пока был всего-навсего техником. Александра Викентьевна, вероятно, почувствовала нетвердость тона, которым было произнесено слово «инженер», и категорически посоветовала:

— А ты проверь, проверь! Инженер или, может быть, грузчик. Все они теперь инженеры.

А когда через некоторое время Ляля попробовала заикнуться о том, что Митько ей вроде бы понравился и что он не прочь жениться на ней, Александра Викентьевна решительно уточнила:

— То есть на твоей комнате!

Дело в том, что у Кузякиной было две больших комнаты и одну из них она обещала отдать дочери вместо приданого. Но Александре Викентьевне всегда казалось, что все Лялины женихи зарились на эту комнату. Еще бы! Комната светлая, большая, на втором этаже, в самом центре города, с окнами в сад! Да и кто-кто, а уж она, Кузякина, насквозь видит этих женишков!

— Мама, — тихо сказала Ляля, — неужели и отец мой женился ради комнаты?

Александра Викентьевна не любила, когда напоминали о ее собственном замужестве. Тогда было наоборот — у Кузякина была чудесная квартира, а она — всего-навсего секретарь-машинистка — вынуждена была его, кандидата наук, женить на себе. Все сотрудники института так и говорили: Александра топнула на робкого Кузякина, вот он с перепугу взял да и женился на ней.

— А ты слушай старших, — словно не слыша, что сказала дочь, продолжала Александра Викентьевна. — У бродяги, который живет в общежитии и знакомится с девушками на улице, поверь мне, на уме только квартира!

— Нет! — возразила Ляля. — Наоборот, Митько не хочет переселяться к нам. Говорит, пока не получим квартиру, будем жить в общежитии.

Даже самые ехидные реплики Филипповича во время острых кухонных баталий не могли так задеть Александру Викентьевну, как эти слова ее дочери.

— Что? — окрысилась она. — Или здесь, или нигде! Запомни это! Я не позволю своей дочери жить в общежитии. Никогда! Он будет жить только у нас и слушаться будет только меня. Ясно?!

После этого в комнате надолго воцарилось неприятное молчание.

Кузякина несколько раз выходила на кухню и несколько раз возвращалась оттуда, а Ляля все обдумывала состоявшийся разговор и никак не могла понять, чего же хочет от нее мать и как же в конце концов быть с Митьком.

— Мама, — спросила она, — а почему все-таки не Митько?

— Митько, Митько, — передразнила ее Александра Викентьевна. — Пускай будет Митько. Посмотрим, какой из него Митько.

Такое неожиданное согласие окончательно сбило Лялю с толку — так она привыкла, что мать никогда и ни в чем с ней не соглашается. Даже не верилось.

— Значит… — произнесла она неуверенно.

— Только с условием — он живет у нас! — повторила Александра Викентьевна.

Да, она так сказала. Ведь и ей самой давно надоело ждать заморского принца, да и очень уж раздражали бесконечные рассказы знакомых о счастливом замужестве их дочерей. Можно было подумать, что ее Ляля хуже всех.

«Пускай выходит! — думала она. — Теперь не разберешь — простой-простой, а смотришь — профессор какой-нибудь или директор. А у хороших родителей сынки такими бывают негодяями…»

Вспомнила Кузякина, что и ее муж был из крестьян, а кандидат же, и вообще — не хуже других. Правда, приходилось его все время обтесывать, но не сбежал ведь и не повесился. Мало ли что там наговаривает сестра. Может быть, и Митько окажется послушным и станет приличным человеком, если, конечно, она за него возьмется.

Вот и попал Митько из шумного общежития в тихие комнаты с тюлевыми занавесками, со слониками на буфете, с ковровыми дорожками возле кроватей — словом, в квартиру, где хозяйничали две женщины и не было мужчин. А главное, нежданно-негаданно — чаще всего так и случается в жизни — из холостяка превратился в зятя.

Кода он уезжал из общежития, где беззаботно прожил несколько лет, и прощался с друзьями, которых очень любил и которые так же искренно любили его, не обошлось без привычного острословия.