Владимир Ильич сидел в квартире Фофановой. Один только Э. А. Рахья приходил к нему и информировал его, да я приходила. Квартира была так законспирирована, что даже члены ЦК не знали, где это Ильич скрывается…

Ночью я думала: «Что же делает Ильич, неужели он сидит всё на квартире у Фофановой?» Пошла ночью к Фофановой. Она сказала, что Ильич ушёл. К нему пришёл Рахья. Рассказал, что разводят мосты… И решили они с Рахья, что Ильич пойдёт. Он был загримирован. Ему повязали на голову какой-то платок. Очень неуклюже всё это было сделано. Дорогой Ильич потерял шапку… Словом, еле-еле прошли они в Смольный. Пришёл Ильич и стал принимать непосредственное участие в руководстве восстанием. А я не знала. Пришла на квартиру к Фофановой, постучала условным стуком. Она сказала, что Ильич ушёл. Тогда мы с секретарём района, с Женей Егоровой[22]‚ прицепились к какому-то грузовику и поехали в Смольный. Тогда настолько захватывающим было впечатление восстания, что я не помню, видела я там Ильича или не видела. О восстании думала…

Благодаря такой подготовленности, продуманности взятие власти прошло без больших жертв. Было арестовано Временное правительство. Керенский бежал. Надо сказать, что все были тогда ещё очень добродушны. Наши красногвардейцы рассуждали иногда так:

— Ну что же, он член Временного правительства, но его можно пропустить, он не активный.

Вот и Керенского прозевали как-то, а он потом, через несколько дней, стал наступать на Петроград. Правда, у него ничего не вышло из этого, но всё же уже начиналась гражданская война.

Всё это происходило одновременно со II съездом Советов. И вот я помню выступление Ильича по вопросу о земле. Неподалёку от меня сидел один революционер. Он был одет в тулуп, по-крестьянски. И когда он слушал речь Ленина, у него как-то особенно светилось лицо. Видно было, что он видит осуществление того заветного, о чём думал многие годы и за что боролся. Вообще, II съезд Советов прошёл с большим подъёмом…

Я переселилась к Ильичу в Смольный. Там нам отвели комнату. Это был раньше Институт благородных девиц, и нам отвели комнату одной классной дамы. Наверху был кабинет Владимира Ильича. Он был уже выбран Председателем Совета Народных Комиссаров на II съезде. Напротив его кабинета была приёмная комната. И вот приходишь, смотришь. Комната такая маленькая — сесть негде. Ильич стоит к окошку спиной, опершись на стену или на окно. А тут приезжают солдаты с фронта, делегации за делегацией, и Ильич ведёт большую разъяснительную работу с этими делегатами.

Надо сказать, что Ленина тогда никто не знал в лицо. Вечером мы обыкновенно выходили из Смольного, гуляли вокруг Смольного, и никогда никто его не узнавал, потому что тогда портретов не было. В этом году я получила письмо от одного солдата[23]‚ который в то время охранял Ильича… Сначала он был заведующим столовой. Это был самый первобытный солдат Волынского полка. Никогда он не видел большого города. Приходишь, а он сидит на корточках, поливает примус спиртом и смотрит, как вспыхивает спирт. Никогда не видел. И вот сейчас, семнадцать лет спустя, он вспоминает Октябрьские дни…

Этот солдат Волынского полка очень любил Ильича и решил, что его надо кормить белым хлебом. А тогда белого хлеба нигде нельзя было достать. Так, он вспоминает, как он пошёл в свой Волынский полк и сказал, что у нас для Ильича нет белого хлеба. Там сейчас же хлеб достали, и, прибавляет он от себя, «Ильич с аппетитом ел этот белый хлеб».

После Октября пришлось партии вести очень большую, широкую пропаганду за власть Советов. Пришлось вести большую организационную работу. Тогда Ленин говорил, что надо весь уклад изменить. И характерно, что в его статьях тогда очень много говорилось о культурно-бытовых условиях, о том, что надо заботиться о детях, о том, что надо, чтобы все трудящиеся были втянуты в общественную работу…

И сейчас, когда читаешь выдержки из статей Ленина, относящихся к тому времени, они находят такой отзвук, какого в 1917 году они, конечно, ещё не находили. Установки Октября были по всем вопросам, но их пришлось долго проводить в жизнь. Ленину пришлось, главным образом, работать в годы военного коммунизма. Он только указал, как, он думает, должна дальше идти работа, а проводить её партии пришлось уже без него…

Наша Октябрьская революция никогда не могла бы иметь места, если бы мы не учли опыта предыдущих революционных войн.

Октябрьская революция — это победа не только русского пролетариата, это интернациональная победа, как и та работа, которая сейчас идёт, работа по социалистической стройке…

Весь опыт революционной борьбы, опыт социалистической стройки, общий опыт важен не только для одной нашей страны. Наша страна — родина всех борющихся за социалистическую революцию. И чувство, которое коммунисты нашей страны испытывают, читая, знакомясь с тем, что делается в других странах, — это чувство глубокой братской солидарности.

1.8. Ленинские дни

В последнее время внимание всех привлекает вопрос о том, что говорил Владимир Ильич по философии, как он занимался философией, как к ней подходил. Я не буду подробно на этом вопросе останавливаться. Скажу только, что философия для Владимира Ильича была тоже орудием борьбы, и ещё в Сибири он чрезвычайно много занимался вопросами философии, конечно, постольку, поскольку там под руками были соответствующие книги. Библиотеки не было там, конечно, никакой, а были книги, которые удалось с собой привезти. Над этими книгами Владимир Ильич и работал. Тогда уже он придавал занятиям по философии чрезвычайно большое значение. Ему приходилось спорить с т. Ленгником по некоторым философским вопросам, и он тогда подчёркивал, что философия нужна для того, чтобы найти правильный подход к оценке всех явлений. Мы видим, что действительно во всех подходах ко всем вопросам он стоит на точке зрения диалектического материализма. Он умел брать каждое явление, каково бы оно ни было, не как нечто закостенелое — он каждое явление берёт в развитии, в той обстановке, в какой дело происходит, берёт его во всех опосредствованиях. Надо сказать, что Владимир Ильич любил иногда заглянуть вдаль и помечтать о будущем. Я помню один разговор о войне. Это было в начале 1918 г. в Ленинграде. Владимир Ильич говорил, что современная техника сейчас всё более и более помогает разрушительному характеру войны. Но будет такое время, когда война станет настолько разрушительной, что она вообще станет невозможной. Потом к этому вопросу Владимир Ильич вернулся в 1920–1921 гг. Он рассказывал мне про один разговор с инженером, который говорил, что сейчас на очереди стоит такое изобретение, что можно будет на расстоянии уничтожить большую армию. Это сделает всякую войну невозможной. Ильич с большим увлечением говорил об этом. Видно было, как страстно он хотел, чтобы война стала невозможной. Ильич брал вопрос о войне в его развитии. К какому бы вопросу он ни подходил, он брал явления не в застывшем виде. С самого начала, когда он стал марксистом, он ясно себе представлял ту громадную роль, какую сыграет рабочий класс в истории. Он в самых первых статьях говорил о той громадной исторической роли, которую суждено сыграть рабочему классу. Но в то же время, говоря о рабочем классе, он говорил всегда о конкретном рабочем классе. Говоря о нашем русском рабочем классе, он говорил о том, что́ собой в данный момент этот класс представляет.

На разных стадиях развития за все годы революционной деятельности каждый раз он отмечал особенности рабочего класса на данном этапе. Он указывал на всё то, что помогает развитию рабочего класса, указывал на то, что связывает по рукам рабочий класс в его борьбе. И этот вопрос он умел ставить, всегда беря его в его развитии. Недавно Горький прислал письмо, в котором он вспоминает разговор с Лениным, который происходил в 1919 г. Владимир Ильич жил в Горках. Горький приехал взволнованный бытовыми вопросами и рассказывал, как в Ленинграде рабочие не умеют беречь общественное имущество. Они разбирали деревянные дома на топливо. Горький указывал, что попутно рабочие били стекла, бросали кровельное железо и всё ломали. Страшно неэкономно всё делалось, и было небрежное отношение к общественному труду и общественному имуществу. Горький говорит, что Владимир Ильич промолчал и ничего не сказал, и он подумал, что не следовало бы рассказывать Владимиру Ильичу таких мелочей. Потом, когда они пошли на прогулку, Владимир Ильич сказал: «Напрасно вы думаете, что это мелочи, это совсем не мелочи, это чрезвычайно важный и большой вопрос. Бережное отношение к общественному имуществу, умение экономить и сохранить общественное имущество — это большое дело. Но дело в том, что сознательное отношение к труду должно длительно воспитываться. Нельзя сейчас от рабочих, которые жили при капитализме и только несколько лет живут при Советской власти, — нельзя требовать от них сознательного отношения к труду. Если у них будет сознательное отношение к труду, значит, они будут социалистами, а это сразу не даётся».