Мои шаги твёрдые, а ладони потные, когда я вхожу в огромную гостиную, оформленную в формальном стиле. На высоких потолках красуются несколько люстр, в то время как огромные скульптуры и дорогие коллекции картин украшают остальную часть комнаты. Я быстро осознаю, что «гостиная» немного неправильно выбранное слово для этой захватывающей обстановки. Это святыня: «Смотри, но не трогай… и двигайся очень осторожно».

Портрет молодой женщины, сидящей на деревянных качелях с милой, нежной улыбкой и поднятыми в воздух босыми ногами, приковывает моё внимание. Я зачарована смелым взглядом её знакомых серых глаз.

Я всё ещё стою перед картиной, околдованная ею, когда слышу, как произносят моё имя.

— Мисс Эхо. Рад, что вы благополучно добрались.

Я разворачиваюсь и нахожу более взрослую, но не менее красивую версию лица, которое никогда не смогу забыть, как ни старайся.

— Мистер Хоторн.

— Джерард, пожалуйста, — поправляет он, беря меня за руку и нежно сжимая её, прежде чем отпустить. — Как прошёл ваш полёт?

— Всё было отлично, благодарю. Не так страшно, как я представляла, — я издаю нервный смешок.

— Твой отец будет рад услышать это.

— Да, мне нужно ему позвонить.

— Я уже проинформировал его, что машина доставила тебя в целости и сохранности, и уверен, он ожидает звонка от тебя вечером.

Я киваю, улыбаясь.

— Спасибо, — снова возвращаюсь к портрету, который на данный момент является самой беззаботной частичкой искусства в комнате. — Она прекрасна.

— Да, она была изумительна, — замечает Джерард, его тон мрачный. — Она была настоящей находкой. Всегда чем-то увлекалась, никогда не могла усидеть на месте. Наверное, это именно то, что я обожал в ней больше всего.

Мне не требуются пояснения о том, кто она.

— Как вы встретились? — спрашиваю я, мгновенно чувствуя себя комфортно рядом с этим человеком. Ещё одна черта в нём, которая так знакома.

— Она путешествовала по здешним местам и в Бате¹ потеряла свои ботинки. Я в тот момент тоже был там: молодой и слишком серьёзный. Я посмотрел на неё и подумал: «Как девушка может потерять свою обувь? Она ведь ещё совсем недавно была обута в них, как можно так быстро забыть об их местонахождении?»

Он смотрит на меня, будто на самом деле сконфужен этой историей, но я замечаю, как его губы немного подрагивают.

— Не подмечало ли это её глупость?

Я улыбаюсь, но не отвечаю, потому что прекрасно понимаю, что вопрос был риторическим, и огонёк в его глазах говорит о том, что он очень хочет продолжить рассказ.

— Ну, это явно не про мою Миранду. Последнее, что когда-либо можно было сказать о ней, так это то, что она была глупой. Восхитительная, опьяняющая, зачаровывающая, но ни капли не глупая. Она сняла ботинки, когда прилегла поспать на берегу реки, а проснувшись, обнаружила, что они магическим образом пропали. Я ничего о ней не знал и должен был вернуться к своим делам, но в ней было что-то притягивающее. Наблюдение за тем, как она, спотыкаясь о кусты, ищет свою обувь и что-то бурчит о бездомных животных, и её абсолютная убеждённость в причудливую возможность, пробудили во мне что-то необъяснимое. Я не смог покинуть её.

Он запинается на секунду, опустив взгляд в пол, и прежде чем продолжить, ласковая улыбка расплывается на его губах.

— Я усадил её к себе на спину, и мы прошли так три мили, пока не встретились с моей группой в кафе. После этого дня, я никогда в жизни не отпускал её снова. И я купил ей новую пару обуви, поскольку её была «украдена». Мы поженились через год.

Я отворачиваюсь и стремительно утираю слезу со своей щеки, надеясь, что он не увидел этого.

— Это невероятно романтично.

Прежде, чем успеваю произнести что-то ещё, рядом с нами останавливается официант, удерживая в руках поднос с бокалами. Может здесь я уже и достигла возраста, когда могу пить алкоголь, но я в жизни не делала и глотка, поэтому не осмеливаюсь взять один из них.

Джерард берёт бокал и протягивает его мне.

— Игристый сидр.

— Спасибо, — я издаю сиплый смешок и принимаю бокал, испытывая наслаждение от вкуса. — Так вот почему фонд спонсирует эти поездки — потому что вы познакомились с ней во время одной из таких, да?

— Да. Она верила, что мы встретились бы в любом случае, так же как до последнего была убеждена, что её обувь похитило какое-то животное, но я навечно благодарен за свою поездку. Организация этих поездок — это мой способ помнить и чтить её, поддерживая с ней связь, и делиться этим с другими. Прошло более двадцати лет с того момента, как мы её потеряли, но она по сей день любовь всей моей жизни. И она даровала мне невообразимый подарок.

Я жду продолжения, не ведая, что конкретно он имеет в виду, но воображая неимоверно романтический жест.

Его лицо рассветает.

— Сына, который так же, как и она, свободолюбив и своенравен, — он усмехается. — У Кингстона доброе сердце, ты же знаешь. Я вижу её каждый раз, когда смотрю на него. Она с огромным удовольствием встретилась бы с тобой, Эхо.

— Почему? — ляпаю я, но тут же поджимаю губы в смущении. ­— Мне очень жаль, не хотела никого оскорбить, и я бы тоже с удовольствием встретилась с ней. Я… — понижаю голос, чувствуя, что, возможно, пересекла черту. — Мне очень важна эта поездка, и я ценю вашу помощь. Просто я не совсем уверена, почему вы предоставили мне такую возможность. Я едва знаю вашего сына.

Он задумчиво наклоняет голову.

— Жизнь — непредсказуема и абсолютно не контролируема. Часто достаточно всего доли секунды, чтобы возникла неразрывная связь. С Кингстоном такое происходит очень редко. Ты должна верить мне, когда я говорю, что для меня большая честь сделать тебя частью этой летней поездки, и если бы моя жена была здесь, она бы полюбила тебя. Это всё, что тебе необходимо знать.

Джерард не даёт мне шанса ответить и, развернувшись на каблуках, уходит, свободно передвигаясь через толпу официантов и других гостей.

— Я так подразумеваю, у тебя неплохие взаимоотношения с этой семьёй?

Меня передёргивает, когда Пэттон спрашивает об этом, оказываясь возле меня.

— Вот почему тебе не нужно было писать эссе?

— Я никогда не говорила, что я не писала…

Его приподнятые брови говорят мне, что он не купился на это дерьмо, поэтому я вздыхаю и решаю рассказать ему правду.

— Мой брат участвовал в программе «Студент по обмену» с сыном мистера Хоторна.

— Ясно.

К счастью, шум в передней части комнаты неожиданно привлекает наше внимание. Джерард держит микрофон, приветствуя всех и разъясняя, как мы проведём следующие два дня ознакомления с Лондоном и Батом, прежде чем отправимся к нашему следующему пункту.

— У нас есть превосходный гид, который будет сопровождать вас на каждом этапе этого путешествия. С любыми имеющимися и возникшими в будущем вопросами вы должны обращаться к нему, — Джерард поворачивается к открытой двери. — Пожалуйста, поприветствуйте моего сына — Кингстона Хоторна.

И, конечно же, его имя объявляют именно в тот момент, когда я осмеливаюсь сделать глоток. Не скажу, что я, наблюдая, как он заходит в комнату, пребываю в полном шоке, но я, несомненно, ошеломлена.

И естественно, я делаю самое ужасное из всего возможного — выплевываю сидр на спину Бриджет.

— Божечки мой! — она разворачивается и смотрит на меня. — Ты что…?

— Мне очень жаль, — бубню я и вытираю рот, ощущая себя нецивилизованной деревенской девицей.

Передавая свой бокал проходящему мимо официанту, я понимаю, что не только комната погрузилась в гробовую тишину, но и все глаза устремлены на меня, — в том числе и стальная пара глаз, которая по-прежнему проникает в самую глубь моей души.

Чем дольше мы смотрим друг на друга, тем сильнее Кингстон, вероятно, чувствует мою тревогу, поэтому он выбирает этот момент, чтобы прервать наш зрительный контакт и вернуть себе всеобщее внимание, объявляя об ужине, который подали в другой комнате.

Я решаю воспользоваться отвлекающим моментом и сбежать, — сама не знаю куда именно, но уверена, что мне необходим свежий воздух.