— Перевернись и посмотри на меня.

Я начинаю поворачиваться, но он, не дожидаясь, переворачивает меня на спину, его тело теперь возвышается надо мной. Он вглядывается в моё лицо пылающим взглядом.

— Одно слово, и я возьму всё в свои руки, любовь моя. Ты сможешь раствориться в моменте и просто наслаждаться, не обременяясь мыслями, — он прикасается лбом к моему. — Всего одно слово.

Голосом, который мне не знаком, я даю нам то, что мы оба хотим.

— Да.

Его губы изгибаются от хищного удовлетворения, дымчато-серые глаза заполняются победой. Игра закончилась, жертва захвачена.

— Да, — повторяет он, ища в моих глазах последние крупицы сомнения.. которых не находит.

Глава 19

Как и обещал, Кингстон берёт весь контроль в свои руки, и я полностью впадаю в состояние чистого подчинения, молча следуя каждой его команде.

Он начинает с поцелуя настолько глубокого, медленного и благоговейного, что я уверена, может ощутить вкус моей капитуляции. Он скользит руками вниз по моим рукам и поднимает их над моей головой.

— Держи их там, — рычит он.

А затем Кингстон немного приподнимается, наблюдая за своими действиями: он мучительно медленно скользит топом вверх по моему животу, груди и, наконец, снимает его через голову.

Его одобрение выходит со стоном.

— Идеально красива.

Мои соски сжимаются, отчаянно пульсируя под его обожающим взглядом. Каждый инстинкт побуждает меня прикрыться, поскольку я более открыта и уязвима, чем когда-либо была в своей жизни, но он говорит мне именно то, что мне нужно услышать:

— Женщины думают, что понимают мужчин, — его взгляд прикован к рукам, скользящим по моему животу, который дрожит под его прикосновениями. — Вот почему ты сейчас думаешь о том, о чём думаю я. Ты ведь оцениваешь, сравниваешь... задаёшься вопросом, достаточно ли ты сексуальна?

Он продолжает изучать каждый дюйм моей обнажённой плоти, дразня лёгкими прикосновениями краешек моей груди, которая слегка вздымается от неровного дыхания.

— Но ты не учитываешь то, что мужчины — очень первобытные существа, они узнают свою пару, как только видят её... — он опускает голову и кончиком носа касается моей кожи. — Слышат её запах. И тогда они клеймят её, как свою, навсегда.

— Кингстон... — шепчу я в болезненной потребности, бесстыдно изгибая спину над кроватью и толкаясь к нему грудью.

— О, я знаю, любовь моя. Скоро, очень скоро, — он высовывает язык, касаясь моей плоти, и первое тёплое и влажностей прикосновение заставляет меня дёрнуться и издать крошечный визг. — Пока ты не поймёшь, что в моей голове, кроме тебя, никого нет и никогда не будет.

— Это и мой первый раз — первый раз, когда я займусь любовью, и единственный раз, когда я буду кого-то любить, — продолжает он. — И не потому, что мне приходилось ждать, или из-за всякой фигни о том, что это какой-то мнимый вызов, а потому, что это ты... всегда должна была быть ты. Я ясно выражаюсь?

— Да, теперь…

— Хорошо. С меня хватит разговоров.

Смысл его раздражённого предупреждения не успевает дойти до меня, когда он, наконец, втягивает один из моих сосков в рот, создавая потрясающий шквал ощущений, которых я никогда не ощущала.

Я не могу не извиваться от прилива жара, но он быстро хватает меня за бёдра и укладывает на место. Кингстон неумолимо посасывает, захватывая и вбирая больше плоти в рот. И всё это время его талантливый язык щёлкает по горошине, в которую превратился мой сосок.

— О мой... Кингстон... — стону я. Голова откинута назад, глаза закрыты. Я больше не могу терпеть, мне необходимо опустить руки вниз, чтобы схватить его за волосы.

Он рычит, но не останавливается, переключая своё внимание на второй сосок и начиная тот же восхитительный процесс. Я вожу руками по его плечам, предплечьям и спине, каждая напряжённая мышца содрогается под моим прикосновением.

— Больше... этого, — задыхаюсь я, умоляя его.

Его довольный смешок вибрацией отдаётся от моей груди, и он целует мою грудь и шею, двигаясь к уху.

— Сейчас я предпочту испытывать своё терпение, любовь моя, потому что я не планирую торопиться ни с одной частью твоего тела, — я дрожу от его предупреждения и чувствую его довольную усмешку. — Такие красивые груди, как твои — нетронутые, и полностью мои — заслуживают восхищения. Разве ты не согласна?

Я громко сглатываю и смело киваю, издавая стон, когда он надавливает на меня своей твёрдостью.

Больше ничего не говоря, он прокладывает дорожку из поцелуев по моему телу… а затем стягивает мои шёлковые шорты вместе с трусиками по моим дрожащим ногам. Я не имею ни малейшего понятия, как мне удаётся оставаться одновременно собранной, напряжённой, возбуждённой, и не дрожать. Но Кингстон, должно быть, чувствует моё беспокойство, потому что внезапно останавливается.

— Эхо, любовь моя, посмотри на меня, — говорит он мягко и грустно. Когда мой взгляд встречается с его, он проводит пальцем по моей щеке и добавляет: — Я люблю тебя. Безумно. Я никогда не оставлю тебя и не отпущу снова. Ты сомневаешься в этом? Или просто нервничаешь?

— Н-нервничаю, — заикаясь, произношу шёпотом.

— Не надо, — он грязно усмехается, плотское обещание заговорщицки плещется в его глазах. — В мои намерения входит лишь забота о тебе. Ты мне доверяешь?

— Да.

— Хорошая девочка.

Кингстон медленно проводит одним пальцем вниз, возвращая руку к другой руке. Он пытается удерживать мой взгляд, но разрывает зрительный контакт, не в силах противостоять соблазну понаблюдать.

— Господи, любовь моя, — стонет он, когда я остаюсь полностью обнажённой перед ним, и облизывает нижнюю губу. Он ласкает мои ноги и бёдра, а затем нежным движением разводит их.

Я зажмуриваю глаза, взволнованная тем, что, как знаю, он найдёт. Низкий рык вырывается из глубины его груди и, без прелюдий, он прикасается ко мне — там — легко скользя пальцем по моей влажности.

Но потом мои глаза распахиваются от шока, потому что я узнаю этот звук.

Боже мой, он...

Кингстон берёт палец в рот, в его глазах искрится блеск, когда он видит мой ответ.

— Ты даже примерно представить себе не можешь, что это со мной делает, — твоя невинность и чистота, которые будут только моими, — его тон настолько жёсткий, что это почти пугает.

Кингстон снова как можно шире разводит мои ноги, но на этот раз опускается на живот, набрасываясь на меня, словно умирает с голоду.

Я выгибаюсь над кроватью, пронзая воздух визгом. Святое дерьмо!

Он пирует мною, его обильное мычание наслаждения ласкает мои барабанные перепонки. Искры света загораются под веками, и постепенно нарастающее покалывание, — не похожее ни на что другое, с чем я сталкивалась прежде, — поднимается от пальчиков ног. Его опаляющий рот пирует моим лоном, — посасывая, покусывая и массируя, — пока язык то врывается, то покидает мой центр, иногда щёлкая по клитору. Он проделывает это снова и снова.

Я не могу остановить это, и не хочу. Вскоре я хнычу и тяну его за волосы, но в то же время удерживаю его голову прямо там. Начинаю уплывать, пульсируя изнутри от самого большого всплеска эйфорического освобождения, которое можно только вообразить.

И когда я думаю, что всё кончено, ещё одна — иная — волна ударяет по мне куда сильнее. На этот раз мой оргазм исходит из места гораздо более глубокого, с одинаковой силой охватывая как ноги, желудок, и даже волосяные фолликулы, так и ядро.

Несмотря на мою хватку в волосах, Кингстон поднимает голову. И к моему собственному изумлению я смотрю на него сверху вниз, не испытывая ни капли смущения. Вместо этого я чувствую себя ближе к нему, чем когда-либо считала возможным.

Понимание молча проходит между нами, и Кингстон поднимается, вставая рядом с кроватью.

Охваченная трансом, я смотрю, как он спускает с себя боксеры. Затем он замирает, позволяя мне удовлетворить своё любопытство, и наблюдает за моей реакцией.