Я с содроганием проснулась, оказавшись лицом в грязном мехе. Я попыталась сесть, все еще четко видя перед глазами Флориана. Я мало страдала из-за него перед сном? Родители не страдали? Этот сон был против моей клятвы, против их доверия, ведь я хотела отомстить за их смерти. Я долго терла рот, словно это могло стереть воспоминание о поцелуе.

ТРИНАДЦАТЬ 

Кошмар испугал меня, а при виде принца Флориана утром за завтраком у меня закружилась голова. Но принц и его сопровождение не взглянули на меня. Я принесла им еще тарелку жареного бекона (кусочек я смогла спрятать в перевязи на руке, к моей радости), капитан стукнул Флориана по плечу, смеясь:

— Бал был семь недель назад! Вы оставили нас дрожать здесь, пока пили и танцевали…

— И пировал, — добавил Флориан с улыбкой, прожевав бекон. — Принцем быть сложно.

Я нахмурилась, слушая капитана по пути на кухню. Семь недель! За семь недель могли срастись кости, это я выучила от мамы. Я склонила голову, чтобы съесть украденный бекон, я решила развязать бинты, как только будет свободная минутка.

Минутка нашлась после ужина, когда мне уже разрешили рухнуть на шкуру. Уставшая от трудов и плохого сна прошлой ночью, я начала все-таки срезать повязку ножом, который стащила. Слои снаружи так загрубели от грязи и жира, что я боялась, что порежу себя, но я смогла срезать узлы и убрала все слои ткани.

Я два раза до этого я проверяла рану, чтобы не было гниения. Мне все еще было плохо от вида. Рана зажила красным шрамом, который стоило бы смазывать мазью, но я не видела знака, что кости не зажили. Предплечье затекло от того, что я его не использовала, кожа была с белым налетом, что был не лучше повязок.

Я вытерла руку кусочком ткани, жалея, что не могу призвать воду. Просто сжимать пальцы было очень больно. Я протерла как можно лучше, перевязала запястье кусочками ткани. Стараясь не тревожить рану, я устроилась под плащ.

Казалось, я только уснула, повар растолкал меня.

— Еще не утро! — возмутилась я.

— Принц требует меня, — рявкнул он. — Ты помогаешь.

Его недоверие совпадало с моим, он расстегнул оковы на моей лодыжке. Я слышала, как двое солдат топчутся за дверью. Дело было серьезное, и требовались, видимо, навыки лекаря, а не повара.

Солдаты вели нас так быстро, что мне пришлось бежать, а потом нас завели в комнаты капитана. Внутри ревел огонь (зажигала не я!), было видно принца и двух его помощников, они были одеты не очень тепло, заламывали руки и расхаживали. Они обрадовались при виде повара, а я боялась, что он умеет не так уж и многое.

В хижине стало слышно кашель. Кровать была так глубоко в тени, что я не видела капитана сразу, его лицо было красным от лихорадки и усталости. Его кашель продолжался долго, принц повернулся к повару.

— Помоги ему! — попросил он.

— Мы разденем его, — заявил повар. — Открой дверь, ты.

Холод зимы для больного? Были варианты лучше.

— Горчичник подойдет лучше, — выпалила я.

Повар повернулся ко мне с яростью, и теперь я поняла, что он боялся, что пастух затмит его способности.

Но принц не дал ему сорваться.

— Почему ты так думаешь?

Я опустила голову, уже жалея о своих словах.

— Мама всегда так говорила. Она… была целителем, — было больно говорить так честно, но я не успела сочинить ложь.

— Почему ты не сказал раньше?

Я заерзала. Никто не спрашивал, да никто в другой ситуации и не поверил бы.

Но они были в отчаянии.

— Ты можешь сделать горчичник? — продолжил Флориан.

Я кивнула.

Он повернулся к солдатам:

— Спешите помогать ему!

Я сама себя подставила. Что я знала о горчичниках? Они были моими врагами.

Я отругала себя за такие мысли. Я должна была помочь человеку, не стоило думать о мести, если только что вспомнила маму. Что бы ни было дальше, я решила помочь капитану, как обычному человеку.

В следующие дни я почти не отходила от Йоханнеса, так звали капитана, и принц приказал мне так его называть. Состояние его ухудшалось на глазах, и я пыталась вспомнить слова мамы, ведь она не учила меня этому. На кухне я попыталась из чистой ткани и горчичного порошка с жиром сделать горчичник. Я вернулась к больному, положила результат на грудь Йоханнеса, тепло должно было успокоить боль и помочь. Ему было сложно дышать, и я подложила ему больше подушек, грела на огне чайник, и в комнате было тепло, как в джунглях. Повезло, что у повара был сушеный мак, вскоре я сварила мамин сироп из коробочек мака и меда, она говорила, что это лучшее средство от кашля.

Солдаты, приставленные ко мне, быстро сменились слугами, они разжигали огонь, грели камни для ног Йоханнеса, бегали за бульоном и полотенцами по моему приказу. Они ни на миг не замирали, хоть и должны были удивляться, как пастух превратился в диктатора. И они должны были задумываться, откуда такие познания, ведь исцеление в обеих странах было работой женщин. Но здесь все были так благодарны, что не говорили об этом.

Каким бы ни было мое отвращение к принцу Флориану, он служил другу верно. Я не могла выгнать его из комнаты, хоть и хотелось. Он не слушал мои угрозы, что сам может заболеть. Он забирал из моих рук миску и кормил Йоханнеса, спрашивал моего совета, поправляя подушки.

Мое неудобство стало сильнее одним вечером, когда мы помогали Йоханнесу, которого снова сдавил приступ кашля. Когда он притих, я устроила пациента удобнее на подушках, протерла лоб травяным настоем и спиртом, принц положил свежий компресс на его грудь. Закончив, я начала прибирать в комнате, чтобы не смотреть на врага.

— Повезло тебе, что ты знал свою мать.

Слова Флориана удивили меня, ведь до этого мы работали в тишине.

— Моя мама умерла так давно, что я ее едва помню, — продолжал он. — Я бы все отдал. лишь бы помнить ее четко, как ты.

Я не могла ничего сказать.

— Она звала меня Флорри. Отец жаловался, что это как имя девочки, но она целовала меня… ах, стоит прекратить, пока я не расплакался.

— Я не знал, — прошептала я.

— Что меня звали Флорри? — он улыбнулся.

— Что ваша мама тоже умерла.

— Да. Эта скорбь у нас общая… Сейчас мои услуги нужны? Если нет, мне нужно уйти по делам.

Он тихо закрыл за собой дверь, оставив меня с вихрем эмоций, и я чуть не вылила кипяток себе на ноги.

Эту ночь я дремала на кровати, и мне снова снилось, как принц будит меня поцелуем, а потом я проснулась от кашля Йоханнеса. Я поспешила к нему, радуясь, что он отвлек меня.

Мама, как-то раз вернувшись с тяжелого случая, услышала от папы вопрос, каким будет результат. Она устало пожала плечами и ответила:

— О, он или умрет, или выздоровеет. Есть только одно.

К моей радости, Йоханнес не умер, ему понемногу становилось лучше. Флориан тоже заметил улучшения и спрашивал меня каждый день, когда капитан сможет отправляться в путь. Он давно бы покинул лагерь сам, если бы не «мяукающий котенок», как он называл Йоханнеса за спиной.

Хотя я знала, что собирался сделать принц, я тоже хотела покинуть этот ужасный лагерь. Прикрываясь желанием узнать, как лучше перевезти пациента, я узнала, что путь к крепости Дракенсбетта включал долгий поход по Речной дороге, которая пролегала ниже утеса, где стоял замок Монтани, и добиралась до ворот города! На дороге должны быть торговые караваны, куда я смогу сбежать и как-то вернуться в Монтань.

Но я не могла рисковать жизнью человека, которого только спасла, и я настояла, чтобы мы оставались на месте, пока Йоханнес не наберется сил для пути. Лагерь таял на моих глазах. Солдаты превращали хижины в сани с провизией, которые лошади тащили к долине внизу. Люди уходили с песней, хотя один из двух слуг остался со мной. Он помогал носить подносы, ведь моя правая рука все еще была слабой. А еще он напоминал медведя, и его присутствие на кухне защищало меня от повара. А повар, как все задиры, сталкивающиеся с силой, теперь лебезил передо мной, угощал тем, что раньше мне и не снилось получить здесь. Вместо этого я относила их Йоханнесу, думая, что это подбодрит его.