Рассуждения Глеба прервал звон колокольчика. Сиверов, держа чашку у рта, быстро взглянул на вошедшего и тотчас отвернул голову. Он мгновенно узнал мужчину в длинном черном пальто и сером шарфе. Мужчина вошел, держа в одной руке длинный зонт-трость, а в другой кейс. На лице поблескивали очки с немного затемненными стеклами. Мужчина был без шапки, русые вьющиеся волосы зачесаны назад. Не подходя к стойке, он огляделся, привыкая к полумраку бара, прислушался к звукам музыки. Кавказец в кожанке поднял левую руку, на пальце блеснул перстень. Перстень не дешевый – с бриллиантом карат на восемь.

Мужчина в черном пальто заметил движение кавказца и прямо от двери направился к нему. Прислонил зонт к окну, кейс поставил на пол, расстегнул пальто, уселся. Кавказец и вошедший несколько мгновений смотрели друг на друга молча.

– Ренат не придет. Кавказец молчал.

– Слышишь, Тимур, что я говорю? Как ни старался Глеб услышать их разговор, ему это не удалось. Лишь по движению губ он мог улавливать отдельные слова. Кавказец и вошедший мужчина принялись оживленно беседовать. Больше говорил мужчина в очках, а Тимур кивал, жестикулировал. Кавказец закурил. Мужчина недовольно махнул перед собой ладонью, отгоняя голубоватый дым, хотя вертел в руках портсигар. Они разговаривали ровно пять минут. Мужчина поднялся, застегнул пальто, прихватил зонт. Кейс оставил под столиком. Ренат продолжал курить, рассеянно глядя в окно.

«Вот ты и попался, – подумал Глеб. – Может, кто-нибудь другой тебя бы не узнал, но другой, не я. Мы встречались в темноте на Ленинградском, и твое счастье, что ты остался жив». :

Глеб допил кофе, вышел на улицу, посмотрел, в какую машину сел мужчина в черном пальто, и абсолютно спокойно, словно что-то забыл, вернулся в бар. Подойдя к стойке, он сел на высокий стул, улыбнулся бармену.

– Что-то не так? – поинтересовался тот.

– Нет, приятель, все у меня в порядке.

– Счастливый вы человек.

– Возможно. Время покажет. Сто граммов вот того коньяка.

И бармен по взгляду, как истинный профессионал, понял, на какую из ста пятидесяти девяти бутылок смотрит посетитель. Он бережно снял бутылку коллекционного «Рени Марти».

– Вы первый, кто за последнее время пожелал отведать именно этого коньяка.

– У меня просто настроение улучшилось, вот я и решил немного себя побаловать, – Глеб глядел на горлышко бутылки, откуда золотистая жидкость с пьянящим терпким ароматом полилась в бокал.

Глеб протянул деньги:

– Сдачи не надо.

Он взял бокал, сжал в ладонях и принялся неторопливо, глядя в темно-золотистую глубину, вертеть его.

«Тоже мужчина непростой, – подумал бармен. – А на вид и не скажешь. Интересно, чем этот мужик занимается? – и попробовал отгадать. – Он не торговец, сразу видно. Может, журналист? Скорее всего нет. Журналисты, как правило, слишком наглые и вороватые, а он спокоен, уверен в себе. На сотрудника спецслужб не похож, те тоже наглые, хотя косят под лохов и, как правило, если заказывают коньяк, то дешевый…»

– Скажите, если не секрет, чем вы занимаетесь? – обратился он к странному посетителю.

– Отгадайте, – пошутил в ответ Глеб.

– Вы не бизнесмен, не журналист, не из органов… Трудно сказать. Может, вы связаны с музыкой?

«Проницательный, – подумал о бармене Глеб, – а на первый взгляд не скажешь».

В зеркало, находящееся за спиной бармена, Глеб все время наблюдал за мужчиной в кожанке. Тот взял из-под стола кейс, повернул его крышкой к бармену, неторопливо открыл кодовый замок. Полминуты смотрел внутрь кейса, резко захлопнул.

«Посчитал, – подумал Глеб, заметив шевеление губ кавказца. Так шевелятся губы только в одном-единственном случае – когда считают деньги пачками и при этом волнуются. – Наверное, цифра сошлась».

– Отгадайте, а он кто? – спросил Глеб, качнув большим пальцем левой руки в сторону столика, за которым сидел кавказец.

Бармен ухмыльнулся:

– Он не в первый раз в моем баре, неделю назад здесь был. Встречался с одним типом, тот ему бабки давал. Думаю, бандиты, – хмыкнул бармен и, опустив голову, наклонился над бокалами.

– Я занимаюсь музыкой, – сказал Глеб, – пишу статьи и книги о классической музыке.

– Черт, – щелкнул пальцами бармен, – как это я не догадался. Вы же сразу, с первых аккордов редкий диск узнали.

– Работа у меня такая, приятель. Глеб не стал пить коньяк, но поблагодарил бармена:

– Хороший коньяк; Жаль, я за рулем.

– Хороший – потому и дорогой. Странный вы человек, первый раз вижу, чтобы такой дорогой коньяк оставляли нетронутым.

– Хоть понюхал.

– Заходите, буду рад.

– Как-нибудь, при случае, – Глеб покинул бар.

Он снова поймал такси, дождался, когда кавказец выйдет и сядет в «Ниссан», отследил адрес и, удовлетворенный сегодняшним днем, забрал брошенную «Тойоту» и вернулся на служебную квартиру. В двадцать один ноль-ноль к нему должен был зайти генерал Потапчук.

Приехав к Сиверову, генерал рассказал, что наконец-то ФСБ удалось узнать, кто такой Ренат Ахмедшин. Выяснилось интересное обстоятельство. Ренат вот уже два года числился мертвым. Его тело было опознано в Чечне местной милицией. Потому так долго и не могли опознать человека по портрету, снятому с видеопленки. Оказалось, «мертвец» спокойно жил в Москве.

«Он инсценировал свою гибель, а потом свалил с деньгами подельщиков в Турцию, – предположил Потапчук, – там, наверное, его и подобрали под себя американские спецслужбы из-за обширных связей Ахмедшина в арабском мире среди террористов».

Глава 10

К августу все действующие лица сложной игры были известны, все было разложено по полочкам. Работало наружное наблюдение, велось прослушивание телефонных разговоров. Отслеживался каждый шаг замаскированного врага.

– Ну что, Глеб Петрович, – держа в одной руке чашку кофе, а в другой дымящуюся сигарету, сказал генерал Потапчук, – ты сделал свое дело. Работу провел огромную, все расставил по местам. Теперь можешь отдыхать. Бери Ирину и… – генерал Потапчук сладко улыбнулся. Эта улыбка абсолютно не вязалась с его уставшим лицом.

Глеб в ответ промолчал. Он стряхнул пепел, сделал глоток кофе.

– Как там у вас говорят?

– У кого это – у нас? – осведомился Сиверов.

– У музыкантов.

– Что говорят, Федор Филиппович?

– Наступает заключительная часть концерта. Не помню, вроде скерцо…

– Нет, Федор Филиппович, – поправил Глеб генерала, – в музыке это называется финал.

– Прошу прощения, пробел образования. В музыке я не так хорошо осведомлен, как ты. Я тебе доверяю полностью, на все сто. Как это ты умудрился, Глеб, разгадать такую головоломку? Я иногда смотрю на тебя и диву даюсь, какой ты расторопный.

– Не хвалите меня, Федор Филиппович, прежде времени. Когда отзвучит последний аккорд, когда услышим, как зал замер, выйдем на сцену и поклонимся. И при этом каждый из нас подумает:

«Я сделал все, что мог, кто может, пусть сделает лучше».

– Латынь цитируешь в переводе?

– Да, – сказал Глеб.

– Латынь я немного изучал на юридическом. Генерал поставил чашку, погасил сигарету.

– Ну вот, друг ты мой, Глеб Петрович, поезжай отдыхать куда душе угодно.

– Я подумаю над вашим предложением, Федор Филиппович.

Генерал Потапчук был одет по-летнему. На генерала ФСБ, важного, всезнающего, он был похож мало. Так, ухоженный пенсионер, подрабатывающий на фирме консультантом по юридическим вопросам.

– Чего улыбаешься? – взглянув на Сиверова, спросил Потапчук.

– Вы на бухгалтера похожи, Федор Филиппович. Все посчитали, словно баланс подготовили за квартал, и осталось лишь поставить подпись да печать хлопнуть в правом верхнем углу.

– Я сам об этом думаю. Закончим все, и тоже поеду отдыхать. Я уже знаешь сколько в отпуске не был? А погода шепчет: «Бросай все и уезжай!»

– Куда поедете, Федор Филиппович?

– Не знаю, Глеб. Но тебе первому сообщу, где меня найти в случае чего.