– К нему.
Цокот каблучков послышался возле самой двери.
Когда Станислава вошла в помещение морга, Серебров уже стоял спиной к ней, облаченный в белый халат, он склонился над телом бомжа, из груди которого торчал кухонный нож.
– Здравствуйте, – неуверенно произнесла Станислава, – вы Иван Петрович?
– Я, – согласился патологоанатом.
– Мне сказали, я могу…
– Конечно, меня предупредили.
От запахов, царивших в помещении, у Станиславы перехватывало дыхание. Она держала у лица белый надушенный платочек, но это мало помогало.
– Я родственница, – еще более неуверенно произнесла женщина.
Патологоанатом пожал плечами и подвел ее к металлическому столу. Простыня, как и в первый раз, он отвернул лишь до пояса.
Станислава негромко вскрикнула, на глазах ее выступили слезы. Тут же платочком она промокнула их.
– Я могу вас оставить?
– Да, пожалуйста.
– Стул, если хотите.
Иван Петрович принес винтовой табурет, поднял его так, чтобы Станислава могла удобно устроиться на нем, и отошел в угол. Скрестив на груди руки, он наблюдал за женщиной. Нестерова нервно обернулась. Патологоанатом, перехватив ее взгляд, отвернулся и стал перебирать блестящие инструменты на полке.
– Милый мой… – манерно зашептала женщина, проводя кончиками пальцев по аккуратно расчесанным волосам мертвеца, – это случилось с тобой из-за меня.
Станислава в этот момент нравилась себе. Причастность к смерти всегда возвышает человека в собственных глазах. Манекенщица казалась себе благородной, любящей, она вела себя как на подиуме, словно на нее смотрели десятки глаз. Медленно наклонилась и, задержав дыхание, коротко поцеловала мертвеца в ледяные губы, оживив их синеву двумя красными пятнышками помады.
– Мы многого с тобой не успели… – она брезгливо прикоснулась к руке покойника и, не оборачиваясь, поинтересовалась:
– Он не сильно мучился?
– Как всегда.., при утоплении, – бесстрастно ответил Иван Петрович.
– Бедный! – картинно прошептала Станислава, перебирая холодные, одеревеневшие пальцы покойника.
Серебров в белом халате органично вписался в интерьер анатомического зала. Признаков жизни он подавал не больше, чем мертвый Николай, при этом пристально следил за Станиславой, наблюдая за ее отражением в стеклянном шкафу.
Женщина, уже возвысившись в собственных глазах, ощутив свое благородство, поднялась и гордо вскинула голову.
– Можете закрывать, – предложила она Ивану Петровичу, который молил Всевышнего лишь об одном – чтобы гости мертвеца поскорее разошлись и он мог спокойно отправиться играть в карты с друзьями.
– Рад был помочь.
– Да-да, – рассеянно произнесла Станислава, прикладывая платок на этот раз уже к сухим глазам.
Манекенщица протянула патологоанатому деньги.
– Возьмите.
– Нет, что вы…
– Возьмите.
– Не положено, я на службе, – Иван Петрович силой вернул купюру Нестеровой.
Станислава окончательно вошла в роль убитой горем женщины, неровно ступая, всхлипывая, с трудом добралась до двери.
– Вас проводить?
– Нет, спасибо. Я сильная, – и каблучки вновь застучали по кафельным плиткам коридора судебного морга.
– Дорогая штучка, – только и выдохнул Иван Петрович.
– Согласен, – ответил Серебров, освобождаясь от белого халата и стаскивая резиновые перчатки.
– Самовлюбленная особа, – не удержался от комментария патологоанатом.
– Что ж, я думаю, ему не повезло именно из-за этой дамы. Спасибо вам, – Серебров крепко пожал руку патологоанатому и покинул морг.
Из-за стеклянной двери он наблюдал за тем, как Станислава садится в машину, как уезжает.
«Она непременно придет на похороны. Нестерова из тех людей, кто любит играть главные роли в трагедиях. Наверное, уже не первый раз ее любовники отправляются на тот свет, и это возбуждает ее, заставляет вновь идти на близость. Муженек у нее тоже подарок, у него с психикой, в смысле секса, не все в порядке. Вместо того чтобы дать жене один раз хорошую выволочку или бросить ее, он убивает любовников. Ну и работенку подсунул мне Геннадий Павлович! Не удивлюсь, если и двое других – генерал с бывшим депутатом – тоже ходят со съехавшей крышей».