— Ну?

От большого дома Бориса мы спустились по дороге до хлюпающей деревянной водяной мельницы, без устали приводимой в движения речной водой. Под нашими ногами дорога постепенно превратилась в отдельные камни, затем исчезла под чистой водой. К берегу было привязано несколько лодок. Отвязав самую маленькую, мы столкнули ее в реку. Я подоткнула юбки, а волшебник забросил внутрь свои сапоги. Может у нас вышло не слишком изящно забраться внутрь, но мы справились, умудрившись не искупаться. Он подобрал весла.

Сев спиной к Чаще волшебник сказал:

— Задавай ритм, — он взялся за весла, а я тихо запела ускоряющее заклинания Яги. Берега реки понеслись мимо размытой полосой.

* * *

Веретянница текла спокойно и прямо под горячим солнцем. На воде сверкали солнечные зайчики. Мы быстро скользили вдоль берега, проплывая по полмили за один удар весел. В Понитсе я заметила на берегу женщину, стирающую целую кучу белья. Она заметила, как мы словно колибри пролетели мимо. В Вёсне мы на какое-то мгновение оказались под кронами только что сбросивших цветы вишень, чьи крохотные ягоды еще только образовывались, и плыли по спокойной воде среди опавших лепестков. Как мы проплыли Дверник я не заметила, но точно знала, когда это было. Я узнала изгиб берега, находившийся в полумиле к востоку от нашей деревни, и, оглянувшись, увидела яркий медный купол церковной колокольни. Ветер дул нам в спину.

Я продолжала напевать, пока впереди не поднялась темная стена деревьев. Саркан сложил весла в лодку. Он обернулся и оглядел берег перед деревьями. Его лицо помрачнело. Спустя мгновение я поняла, что полоски выжженной земли больше нет. Только широкий зеленый луг.

— Мы выжгли все шириной в милю по всей границе, — сказал волшебник. Он посмотрел на юг в сторону гор, словно пытаясь оценить расстояние, которое успела захватить Чаща. Мне это уже казалось не важным. Сколько бы это ни было, это было слишком много, и все же — еще не настолько много, как могло бы быть. Мы либо найдем способ это прекратить либо нет.

Течение Веретянницы само-собой несло нас вперед. Впереди стройные темные деревья протягивали в стороны свои длинные руки и ласкали берег своими пальцами. С каждого берега нас встречала стена. Саркан повернулся ко мне, и мы взялись за руки. Он произнес заклинание рассеивания внимания, невидимости, а я подхватила его и объяснила нашей лодочке, чтобы она притворилась пустой, плывущий по течению с оторвавшейся распушенной веревкой и мягко постукивая по прибрежным камням. Солнце взобралось в зенит, и на реке между тенями от деревьев пролегла яркая дорожка света. Я взяла одно из весел и начала править им, придерживаясь границ светлой дороги.

Берега стали выше и гуще заросли шиповником, у которого шипы были похожи на светло белые и смертельно острые драконьи зубы. Стволы деревьев стали толще, искривились и разрослись до невероятных размеров, склонившись к воде. Они выпростали в воздух тонкие прутики, которыми цеплялись за клочки неба. Глядя на них казалось, что они вот-вот зарычат. Наш светлый путь становился все меньше и уже, и течение реки под нами замедлилось, словно оно тоже притаилось. Мы скрючились посредине лодочки.

Нас выдала бабочка, крохотный трепещущий клочок черно-желтого цвета, заблудившийся, пролетая над Чащей. Она устало присела отдохнуть на носу лодки, и из чащи деревьев словно черный клинок вынырнула птица и склевала ее. Она села на носу лодки с торчащими из клюва смятыми крылышками бабочки, проглотила их за три быстрых щелчка, и уставилась на нас крохотными глазками похожими на черные бусинки. Саркан попытался ее поймать, но она скрылась в деревьях, и нам в спину подул холодный ветер.

С берегов послышался стон. Одно из старых массивных деревьев сильно наклонилось к воде, сильно обнажив корни, и рухнуло в реку сразу за кормой. Вода позади нас вздыбилась. Весло вырвало у меня из рук. Мы ухватились за борта лодки, и держались, пока нас несло, вращая, по поверхности. Лодка раскачивалась, и внутрь начала заливаться ледяная вода прямо на мои ноги. Нас продолжало беспомощно вращать. Я заметила, как мы проплыли мимо ходока, который трещал, стоя на упавшем на берегу дереве. Он повернул следом свою деревянную голову.

«Rendkan selkhoz!» — выкрикнул Саркан, и лодочка выправилась. Я указала рукой на ходока, но знала, что уже поздно.

«Polzhyt», — сказала я, и его сучковатую спину внезапно охватило ярко-оранжевое пламя. Но он развернулся и на своих деревянных четырех лапах сбежал в лес, сопровождаемый дымом и оранжевым заревом. Нас заметили.

На нас словно удар молота обрушилось внимание Чащи. Я отпрянула, упав на дно лодки, и моя одежда пропиталась ледяной водой. Деревья попытались нас достать, протягивая над водой свои колючие ветки, листья посыпались дождем, собираясь на пути лодки. Мы заплыли за поворот и впереди нас поджидали полдюжины ходоков во главе с темно-зеленым богомолом, перекрывших реку словно живая дамба.

Течение ускорилось, словно Веретянница сама решила пронести нас мимо них, но их было слишком много и дальше в реку спускалось еще больше. Саркан встал в лодке, набрал в грудь воздух, чтобы обрушить на них заклинание огня и молнии. Я приподнялась, схватила его за руку и повалила его за борт лодки, чувствуя сквозь руку взрыв его возмущения. Мы погрузились на глубину в самой стремнине и вынырнули уже светло-зеленым листом, цепляющимся за веточку, движущимся вместе с соседями. Это была иллюзия, и вместе с тем не была ею. Я желала стать листом от всего сердца, крохотным маленьким листиком. Река увлекла нас в узкий быстрый рукав и быстро понесла, словно только этого шанса и дожидалась.

Ходоки выловили нашу лодочку, а богомол разломал ее на части передними клешнями в щепки, сунув в нее голову, словно пытаясь нас отыскать. Потом он снова поднял свои поблескивающие фасеточные глаза и начал оглядываться по сторонам. Но к тому времени мы уже прошмыгнули мимо них. Река быстро пронесла нас сквозь извилистый ручей в темно-зеленой глуши мимо взгляда Чащи и выплюнула снова далеко позади на квадратный клочок света вместе с дюжиной других листьев. Далеко вверх по течению ходоки с богомолом обшаривали воду. Мы в тишине плыли по течению. Вода несла нас дальше.

* * *

На долгое время в сумраке мы оставались листочком на веточке. Вокруг нас журчала речная вода, а деревья выросли настолько чудовищными и высокими, что их ветви переплелись наверху в сплошной навес, сквозь который не мог проникнуть солнечный свет, только зеленоватая дымка. Без солнечного света весь подлесок вымер. На берегу с притопленными серыми водорослями появлялись лишь тонкие перья папоротника и семейки мухоморов в красных шляпках, да гнезда обнаженных бледных корней в черной почве, пьющих речную воду. Между темными стволами было больше простора. На берег выбирались ищущие нас ходоки и богомолы, а так же прочие твари. Одной из них был огромный клыкастый кабан размером с деревенскую лошадь с очень лохматой спиной и похожими на горящие угли глазками. Над его верхней челюстью торчали загнутые острые клыки. Он подобрался к нам ближе всех остальных, обнюхивая речной берег, разрывая почву и слой опавшей листвы совсем рядом от того места, где мы осторожно-осторожно проплывали. «Мы листочек и веточка, — беззвучно пела я: — листочек и веточка, и больше ничего». И когда мы проплывали мимо, я заметила, как кабан тряхнул головой и разочарованно фыркнул, убираясь обратно в лес.

Он оказался последним чудовищем. которое мы видели. Когда мы пропали из виду, ужасный гнев Чащи стал ослабевать. Она искала нас, но больше не знала, куда смотреть. И чем дальше нас уносило, тем больше спадало давление. Все птичьи крики и свист, звуки насекомых стихли позади. Осталось только громкое журчание одной Веретянницы. Она снова слегка разлилась, ее течение по неглубокому руслу, наполненному полированной гальки ускорилось. Внезапно Саркан шевельнулся, вздохнул воздух человеческими легкими и вытащил трепыхающуюся меня на воздух. Не далее чем в ста футах от нас река с ревом срывалась вниз с обрыва. Мы не были настоящими листьями, даже если я тщательно об этом забыла.