В ее голосе появилась хрипотца. Из камина на ковер вылетело с десяток искр и задымились. Сидя устало на табурете я смотрела на них и вдруг медленно начала напевать без слов старую песенку про искорку в очаге, рассказывающую разные истории: «Жила-была принцесса, золотые косы, влюбилась та принцесса в обычного актёра, её отец король их отправил под венец, и на этом — сказочке конец. Жила-была старушка древняя Бабушка Яга, жила она в избушке целиком из хрусталя, и было в этом домике полным-полно чудес, и на этом сказочке конец…»

Пс-с! — искра потухла. Потухла, забрав с собой сказку. Я тихо спела песенку снова, произнесла: «Kikra, kikra», — и пропела снова. Разлетающиеся искры начали дождем сыпаться на страницы, каждая прежде чем потухнуть оставляла после себя крохотное черное пятно. Они продолжали сыпаться вниз ярким дождем, и когда они падали кучно, поднималось легкое облачко дыма.

Алёша замедлилась и остановилась. Пламя наконец-то занялось. Страницы сами начали сворачиваться по краям, словно живые, убегая от гибели. От огня пошел запах подгоревшего сладкого сока. Кася аккуратно взяла мою руку, и мы отвернулись от огня, который медленно, словно заставляя себя есть черствый хлеб, пожирал книгу.

* * *

— Как этот бестиарий попал к вам в руки? — бушевал королевский министр, поддерживаемый десятком других. — Почему там оказался король? — Королевский зал заседаний был набит дворянами, орущими на меня, на Алёшу, друг на друга, требуя ответов, которые не хотели слышать. Половина из них все еще подозревали меня в кознях против короля и предлагали бросить меня в темницу, другая половина решила, совершенно бездоказательно, обвинить Якуба в том, что он росиянский агент, который специально заманил короля в библиотеку и подначил отца Балло прочесть книгу. Секретарь начал плакать и оправдываться, а у меня на защиту не оставалось сил. Вместо этого я непроизвольно зевала, чем злила их еще сильнее.

Просто ничего не могла с собой поделать, совершенно не желая их как-то оскорбить. Мне не хватало воздуха. Я не могла здраво думать. Мои руки все еще зудели от ожога молнией, а в носу щипало от дыма и запаха горелой бумаги. Все это для меня еще казалось ненастоящим. Король мертв, отец Балло мертв. Я ведь видела их всего час назад выходящими с военного совета — целыми и невредимыми. Я помнила этот момент совершенно отчетливо: маленькие беспокойные морщинки на лбу отца Балло. Синие королевские туфли.

Алёша в библиотеке произнесла заклинание очищение над телом короля, потом священники забрали его в собор на отпевание, поспешно завернув в кусок материи. Туфли торчали с одного конца свертка.

Магнаты, не унимаясь, кричали на меня. Это не помогало понять, в чем конкретно я виновата. Я знала, что что-то не так. Если бы только я поторопилась, если бы только сразу сама сожгла книгу, как только ее нашла. Я закрыла лицо зудящими руками.

Тут рядом со мной встал принц Марек и прикрикнул на дворян, поддерживаемый силой окровавленного копья, которое все еще было при нем. Он грохнул его о стол совета перед их носами.

— Она убила чудовище, которое могло убить Солю и еще заодно с десяток людей, — заявил принц. — У нас нет времени на всю эту ерунду. Через три дня мы отправляемся к Ридве!

— Никуда мы не отправимся без приказа короля! — посмел выкрикнуть один из министров. К его счастью он сидел на другом конце стола и до него было не дотянуться, и даже при этом он отшатнулся от вытянутого кулака в латной перчатке пылающего от праведного гнева Марека.

— Он прав, — резко сказала Алёша, положив перед Мареком руку, заставив его выпрямиться и посмотреть на нее. — Не подходящее время затевать войну.

Половина магнатов за столом ругалась и цапалась друг с другом, обвиняя Росию, меня, даже бедного отца Балло. Трон во главе стола пустовал. Наследный принц Сигизмунд, плотно сцепив пальцы, сидел справа от него и под всеобщий гомон молча смотрел на пустующее место. Королева сидела с левой стороны. На ней по-прежнему был золотой обруч Рагостока сияющий над атласной черной тканью траурного платья. Я равнодушно отметила, что она читает письмо. Рядом с ней стоял гонец с растерянным лицом и с пустой сумой. Полагаю, он только что вошел.

Королева поднялась:

— Милорды, — все головы повернулись к ней. Он подняла письмо — небольшой сложенный клочок бумаги и сломала красную печать: — Армия Росии была замечена на подходе к Ридве. Они будут там завтра к утру.

Все молчали.

— Мы должны отложить и печаль и гнев, — сказала она. Я смотрела на нее: портрет настоящей королевы, гордой, дерзкой, с вздернутым подбородком. Ее голос звонко прозвучал в притихшем каменном зале. — Не время Польне показывать слабость. — Она повернулась к наследнику. Он как и я повернулся к ней лицом — удивленно и растерянно, словно ребенок. Его рот беззвучно открывался, но слов не было. — Сигизмунд, они отправили четыре отряда. Если выступить немедленно с теми войсками, которые уже собрались под городом, у тебя будет преимущество в численности.

— Но ведь это я должен… — начал возражать принц Марек, но королева Анна подняла руку, останавливая его. Он замолчал.

— Принц Марек останется здесь с королевской гвардией на защите столицы, и будет собирать прибывающие подкрепления, — продолжила она, поворачиваясь к придворным. — Его будут наставлять советники, надеюсь, включая и меня тоже. О чем еще спорить?

Наследник престола встал:

— Поступим так, как предлагает королева, — сказал он. Щеки Марека пошли пурпурными пятнами от разочарования, но он только вздохнул и ответил:

— Хорошо.

Вот так вот просто все решилось. Министры тут же начали деловито расходиться по делам, довольные тем, что порядок восстановлен. Не было ни попытки возразить или предложить иное решение. Ни единого шанса помешать этому.

Я поднялась со словами:

— Нет, подождите, — но никто меня не слушал. Я потянулась к последним сохранившимся у меня крупицам волшебства, чтобы усилить голос, заставить их вернуться.

— Подождите, — попыталась я сказать, но помещение померкло у меня перед глазами и вокруг сомкнулась тьма.

* * *

Я очнулась в своей кровати и резко села. Волосы на руках стояли дыбом, а во рту першило. Кася сидела в ногах кровати. Ива, держа пузырек со снадобьем в руке, выпрямилась с кислым, неодобрительным выражением на лице. Я не помнила, как я здесь оказалась. Посмотрев, сконфуженно, в окно я увидела, что солнце сместилось.

— Ты упала в обморок в королевском зале заседаний, — сказала Кася. — Я не могла тебя привести в чувство.

— У тебя перенапряжение, — пояснила Ива. — Нет, не пытайся встать. Лучше оставайся там, где находишься, и не пытайся пользоваться волшебством как минимум неделю. Это как чашка, которую нужно наполнить, а вовсе не бездонный колодец.

— Но королева! — пробормотала я. — Чаща…

— Можешь меня не слушать, потратить без остатка последние крохи и умереть — мне нечего будет возразить, — презрительно сказала Ива. Не знаю, как Касе удалось заставить ее прийти и осмотреть меня, но судя по холодным взглядам, которыми они обменялись, пока Ива шла на выход, это было не очень вежливо.

Я протерла глаза и улеглась на подушки. От лекарства Ивы в животе было теплое жгущее ощущение, словно я наелась чего-то с большим количеством жгучего перца.

— Алёша посоветовала мне позвать к тебе Иву, — с тревогой на лице наклонилась ко мне Ива. — Сама она собиралась помешать отъезду наследника.

Я собралась с силами и поднялась, ухватившись за Касины руки. Мышцы живота болели и ослабли, но было не время валяться в постели, даже если я не могу пользоваться волшебством. Атмосфера замка стала тяжелой, давящей. Каким-то образом Чаща все еще не была изгнана. Она с нами еще не закончила.

— Нужно найти Алёшу.

* * *

Стражники у покоев наследного принца были на стороже. Они хотели уже было преградить нам путь, но я позвала: «Алёша!», и когда она высунулась, то сказала, чтобы нас пропустили. Они позволили нам войти и оказаться посреди суматохи поспешных сборов. Наследник еще не успел облачиться в доспехи, но на нем уже были надеты поножи и кольчуга. Он стоял, положив руку на плечо сына. Его жена, принцесса Малгожата, стояла рядом, держа на руках маленькую дочку. У мальчика в руке был собственный меч — с настоящим лезвием, только маленький, чтобы он мог его поднять. Мальчику едва ли исполнилось семь лет. Я бы поспорила на деньги, что ребенок его возраста скорее отрубит палец себе… или кому-то другому — но он держал его уверенно как любой солдат. Мальчик подавал его отцу на открытых ладонях со встревоженным выражением лица: