- О, не говорите так! - взмолилась Лиза, не смея притронуться к остывающей золоченой чашке с изображенными на ней азиатскими мотивами. Она была немало удивлена, услышав, что японка знает человека-в-черном, однако с расспросами решила повременить.

- Я безмерно признательна тебе за то, что ты вмешалась. Твое появление было предопределено самой судьбой! Представь, что только вчера я послала свою помощницу Клеопатру на Крит со специальным заданием. И, если бы не ты, за меня некому было бы заступиться.

- На Крит? Скажите, у моих друзей неприятности? - обеспокоилась Лиза.

- О нет, нисколько. Просто Клеопатра почувствовала острую необходимость свидеться с Джулией, вот я ее и отпустила.

- Помню, как она гостила у нас в Академии, - сказала Елизавета, собравшись с духом и надкусив бисквит. - Славные были времена! Жаль, что директор оказался таким несговорчивым. А ведь на многие вещи он смотрел сквозь пальцы!

- Меня всё же интересует, откуда взялась эта белокурая особа, - сказала Аризу Кей, потирая переносицу. - Из нее информацию сейчас вряд ли вытянешь... Ой, я начинаю рассуждать, как полицейский инспектор! - спохватилась она. - Мне нужно обследовать участок вокруг библиотеки. Ты со мной?

Лиза не могла надивиться искусной резьбе на перилах лестницы и блестящей, точно лакированной, травке, по которой было так мягко ступать. Слух ее полнился журчанием воды, щек игриво касался ветер, и она время от времени наклонялась к земле в поисках улик, следуя указаниям японки. Опасениям хранительницы очень скоро суждено было подтвердиться: рядом с одной из восьми граней массивного фундамента пагоды она обнаружила сломанную ветвь сакуры. Факт, говоривший ярче всяких предположений.

- Украла у Джулии телепортатор! - возмутилась Аризу Кей. - Какое бесстыдство!

- И как вы намерены поступить? - поинтересовалась у нее Лиза. - Не отправлять же ее обратно на Крит!

- Увы, хочу я того или нет, но я не в праве ее наказывать, а пребывание в саду станет для нее сущим наказанием, уж поверь моему опыту. Нашей славной команде, вероятно, придется испить чашу горестей до дна.

- Но почему?! Ведь кому, как не вам, понимать, что после покушения на вашу жизнь негодяйке ничего не стоит замыслить злое против моих друзей!

Выдержав долгую паузу, хранительница пообещала сделать всё от нее зависящее, чтобы усмирить нрав неистовой гречанки, не ручаясь, однако, за исход.

- Мои силы стали быстро истощаться, - поведала она Лизе, - что я не без основания связываю с истощением древесных соков. Я завишу от сакур не меньше, чем они зависят от меня, а в последнее время они отдают слишком много энергии жертвам работорговцев. Если Кристиан с Джулией не остановят мафию, то, боюсь, ничто уже не поможет Аризу Кей.

Едва ли подобное объяснение удовлетворило любопытство Елизаветы, но она, как и в предыдущем случае, предпочла не приставать к японке с вопросами, заранее осудив себя за дотошность и дерзость.

Когда Люси - в немыслимом для себя положении - смирилась с тем, что из корневого кокона ей не выбраться, она вновь предстала перед хранительницей, безоружная и до предела униженная. Несмотря на то, что руки были по-прежнему скованы корнями, язык ее был свободен. Поэтому, если уж ей и предстояло подчиниться, всю свою ненависть и злобу она могла, по крайней мере, облечь в слова. Аризу Кей вскоре убедилась, что никакими доводами ее не урезонить, и в тот день волшебный сад наслушался столько ядовитых фраз, сколько за всё существование земных красот не прозвучало ни на территории Бардини [48], ни у пруда в Коисикава Коракуэн. [49]

- Как некогда справедливо заметили философы, человека не переделать и на свой лад не перекроить, - со вздохом сказала японка, входя на кухню, где Лиза рассматривала свитки.- Не так-то легко сбить с нее спесь!

- Э, да вам просто не приходилось бывать в исправительной колонии! - со знанием дела отозвалась россиянка. - Мой пропащий кузен частенько туда наведывался. Уж как их строят, этих жуликов, как строят!

Привычная к безоблачной и относительно беззаботной жизни, Аризу Кей с трудом верила, что при ней действительно употребили такое словосочетание, как исправительная колония, и что ей действительно нужно кого-то исправлять. С детьми всё обстояло гораздо проще: она кормила их и заботилась об их досуге, но о том, чтобы их воспитывать, речи не заходило. Здесь же воспитать требовалось взрослую, здравомыслящую женщину, выбить из нее корыстолюбивые помыслы, вытряхнуть сор мелочных обид, и, образно выражаясь, вогнать в ее голову нечто свежее, светлое, цельное. Пока Аризу Кей осмысляла, как осуществить эту операцию без хирургического вмешательства, да притом не наломать дров, у нее впервые закололо в висках и заныло в животе. А ее гармоничный мир впервые узнал, что такое увядание, когда на сакуре, ветви которой распростерлись над мостом, засохло сразу несколько цветков.

- Джулия бы справилась, - пробормотала она, опершись локтями на столик-котацу. - У нее призвание к исцелению людей.

- Что? Что вы сказали? - удивилась Лиза.

- Может, Кристиан немного и перестарался, обучая ее каллиграфии и взращивая в ней боевой дух. Может, и я малость переусердствовала. Но результат оказался столь непредсказуем и, к нашей радости, столь восхитителен, что мы расценили его как восьмое чудо света. Было решено не открывать Джулии правду о ее способностях. Однако, сдается мне, она и без того уже многое вокруг себя изменила.

- О каких способностях вы говорите?

- В критические минуты она начинает светиться, и свет этот особого свойства. Он облагораживает тех, кто находится в области его действия. Понимаешь ли, Елизавета, свет бывает разный. Бывает мертвый, как от лампочки или от свечи, бывает живой - солнечный или такой, какой испускают светлячки, а бывает живящий. Так вот, у нее, у Джулии, последний вариант. Я не стану пересказывать тебе всю волшебную энциклопедию, но знай, что живящий свет подобен эфиру, и всё, что с ним взаимодействует, незримо преображается... О, так вот он, ключ к победе! - вдруг воскликнула японка и, не удосужившись поделиться с Лизой своею догадкой, вылетела из кухни, точно стрела, пущенная из бамбукового лука-юми.

***

Франческо ощущал себя безмерно несчастным, чудовищно одиноким и всеми покинутым, невзирая на то, что был практически беспрерывно окружен монахами и другими такими же незадачливыми паломниками, как он сам. Размеренная, однообразная жизнь была ему в тягость, и он даже не заметил, как захандрил. Его не вдохновляли ни цветники у монастырских стен, ни питомник, где разводили собак, ни кушанья, которые, хотя и постные, источали весьма притягательный аромат.

- Мы были сродни секретным агентам, - нередко жаловался он соседям, - нас ждали великие свершения, нам предназначались лавры борцов с преступностью! И что же? В итоге, судьба заносит нас в забытое Богом место!

- Не передергивай, дружище, - говаривал старший его товарищ. - Что-что, а это место никак забытым не назовешь. Оно - благословенное.