«Некоторые придерживались того мнения, что она решительно настроилась на незамужнюю жизнь, которая скорее, чем замужняя, могла способствовать общественной пользе и ее собственной славе. Она предвидела, что брак с подданным и неравный брак опорочат ее в глазах народа и дадут повод для недовольства, недоброжелательства и волнений. Если же она выйдет замуж за иностранца, она тем самым наденет хомут как на свою шею, так и на шею своего народа. Кроме того, подобное замужество может угрожать нашей религии»16.
Правление ее отца и сестры служили для нее наглядным доказательством того, как внутренняя политика и международные отношения могут быть подорваны выбором супружеской половины, и Елизавета предпочитала не рисковать перед вероятностью неправильного выбора.
Джон Клапхэм, еще один ставленник Сесила, высказал подозрение, что на королеву оказывали хитроумное политическое давление. Он считал, что Елизавета не желала выходить замуж «либо по той причине, что ее больше устраивала свободная жизнь и возможность единовластного правления, либо, имея желание выйти замуж, она поддавалась влиянию каких-то конкретных фаворитов, которые ее от этого отговаривали»17. Конечно, было правдой и то, что граф Лестер предпринимал попытки пресечь заморские ухаживания за королевой, потому что они представляли угрозу его собственному положению при дворе. Возможно, Клапхэм прав и в том, что Елизавета желала «единовластного правления» и не хотела делить свою власть с мужем. Она, всю свою сознательную жизнь боровшаяся против устоявшегося идеала женщины, вероятно, находила затруднительным сделать самую обычную для женщины вещь. Она всячески старалась показать, что не похожа на других женщин. Как могла она стать такой же, как все остальные, и подчиниться мужу? Это лишило бы опоры ее претензии на исключительность, подорвало бы созданный ею имидж, на котором основывалась ее власть, и ослабило бы ее авторитет перед подданными мужского пола. Елизавета отказывалась быть просто женщиной и не собиралась стать просто женой.
Некоторые историки, особенно А. Ф. Поллард18, приводят доказательства того, что Елизавета не вышла замуж, сознавая, что это не решило бы проблему с наследником: она знала, что не сможет иметь детей. Существует очень мало доказательств в пользу этой точки зрения. Испанские послы заплатили прачкам королевы за нужную им информацию и получили подтверждение того, что у Елизаветы регулярный менструальный цикл. В марте 1579 года, когда королеве было уже 45 лет, лорд Берли, проконсультировавшись у ее докторов и служанок, пришел к выводу, что она все еще может иметь детей. На самом деле угрозу для королевы представляла не невозможность беременности, а риск, что это может произойти. Примерно 10 % родов оканчивались смертью матери, и две мачехи Елизаветы, Джейн Сеймур и Екатерина Парр, умерли во время родов. Если бы то же самое случилось с Елизаветой, в наследство королевству осталась бы борьба за престол или несовершеннолетний наследник. Замужество, таким образом, могло только усугубить проблему с наследником, и поэтому Елизавете казались предпочтительнее другие способы ее решения. В 1566 году Вильям Сесил подписал меморандум, в котором говорилось о важности улаживания вопроса с замужеством и назначении наследника. Вывод гласил: «Средством решения проблем может стать замужество, но если это невозможно, то следует перейти к обсуждению права наследования»19.
Как только стало очевидным нежелание Елизаветы выходить замуж, от нее стали настойчиво требовать объявления наследника престола. Частично тут была вина ее собственной семьи и публицистов: благодаря пропаганде Тюдоров был создан образ монарха как оплота общественной стабильности. Неизбежным следствием нерешенного вопроса о наследниках должны были стать гражданские войны. Страх конфликта особенно усилился после приступа оспы, которой королева переболела в октябре 1562 года. Тайный совет разделился на три группы, каждая из которых поддерживала своего претендента, а Елизавета еще более ухудшила положение вещей, предложив Роберту Дадли стать регентом королевства. Вильям Сесил, ожидая беды, писал в 1563 году парламенту: «Я думаю, что следует предпринять все возможное, чтобы утвердить наследника престола, но я боюсь, что нежелание ее величества объявить его может стать препятствием на этом пути»20. Так оно и случилось.
Палата Лордов и Палата Общин обратились к королеве с просьбой назначить наследника. Лорды приводили в качестве основания недавнюю болезнь королевы и возникшую в связи с ней неуверенность:
«Наимилосерднейшая государыня, жалкое и прискорбное состояние, в котором совсем недавно пребывали Ваши верная знать и советники, когда Богу было угодно коснуться Вас своей тяжелой рукой, и тревога, в которую привел Ваш недуг всех понимающих людей, являются причиной нашего обращения».
Если бы королева умерла не назначив наследника, это стало бы
«очевидным поводом для большого несчастья и опасности, угрожающей людям всех положений и сословий в этом королевстве. Фракционные заговоры, восстания и гражданская война разгорались бы и из-за непонимания, кому следует посвятить свой долг и верность»21.
Отказ Елизаветы провозгласить наследника не мог не вызвать неодобрения. В 1565 году проповедник Томас Сэмсон предложил: «Если королева не в силах помочь нам выйти из затруднительного положения, тогда парламент должен проявить всю свою власть и мудрость с тем, чтобы сделать все возможное и разрешить, наконец, вопрос с наследником. В Палате Общин в 1566 году говорилось, что «долг чести и совести велит Совету подвигнуть королеву на назначение наследника» и что «в противном случае вся вина за невинно пролитую кровь ляжет на совесть Ее Величества, Совета и Палаты»22. После того как королева попыталась отменить в 1566 году парламентские дебаты по поводу назначения наследника, в Лондоне начали появляться плакаты, подвергавшие критике ее поведение. Они, кроме того, несправедливо обвиняли Вильяма Сесила в том, что наследник не был назначен. О королеве складывалось мнение как о безответственной и пренебрегающей благополучием своих подданных.
Елизавета и правда отказывалась провозгласить наследника и всячески пыталась не допустить обсуждения этого вопроса. Она пришла в ярость, когда в 1566 году группа аристократов провела в доме Арундела совет по вопросу выбора наследника. В этом же году она запретила парламенту обсуждать вопрос о передаче трона, так как «если вам предоставить свободу рассмотрения этого дела, то появится слишком много соперников — какие-то родственники, слуги и арендаторы; кто-то будет защищать своего хозяина, кто-то свою хозяйку и уж, наверняка, каждый — своего друга. Так что в результате все это приведет скорее к растрате, чем к прибыли»23. Конечно, королева была права, и не без оснований, в том, что споры по поводу наследника могут стать причиной разногласий. В 1581 году вышел закон, запрещавший предсказания и астрологические прогнозы того, когда Елизавета скончается и кто станет править после нее. Но все эти соображения навряд ли объясняют, почему Елизавета была столь непреклонной и почему она рисковала даже своей популярностью, не предпринимая никаких действий: ведь раздоры, вызванные дебатами, померкли бы в сравнении с теми распрями, которые могли возникнуть из-за свободного престола после смерти королевы. Правда, в конце концов, ее промедление себя оправдало, и проблема была решена сама собой: Елизавета пережила некоторых претендентов, а другие сами себя дискредитировали, но столь удачное стечение обстоятельств трудно было предвидеть.
Нестабильность положения после своей смерти Елизавета принесла в жертву стабильности при жизни. Неопределенность с назначением наследника укрепляла ее собственные позиции, придавая особую важность ее жизни как королевы и делая ее средоточием верности подданных. Епископ Джуэл восклицал: «О, какими жалкими должны казаться те, кому не могут сказать, при каком правителе они будут жить. Я верю, что божьей милостью Елизавета будет жить еще долго и счастливо». В 1578 году королева едва не погибла от случайного выстрела. Из этого случая создатели баллад вынесли политический урок: