Изменить стиль страницы

— А в милиции что сказали?

— Да какая милиция, Серый?! У меня срок отмотан, а к этим волкам только сунься — вмиг что-нибудь новое нарисуют для отчётности. Я ж как бомж тогда был! Оборванец! Кто за такого вступится? Отлежался пару недель дома, благо соседка — тётя Зоя — подкармливала и даже за чекушкой пару раз бегала, чтоб боли снять. Я её потом, когда на бабки разжился, в Израиль отправил на лечение. Отблагодарил, получается… А когда оклемался, твёрдо решил завязать с пьянкой. Ну, а дальше ты знаешь. Вот такие дела, друг. Такая история.

— А почему же ты мне вчера об этом не рассказал? Почему молчал до сих пор? И этим помогал из лужи выбраться… Зачем?

— Не хотел я, Серый, прошлое ворошить, понимаешь? У меня сейчас другая жизнь, другие интересы, цели… Да и козёл этот краснорожий вначале не признал во мне того пьяницу. Я думал, они на рыбалке или на охоте были, ну и пусть себе едут дальше с богом. Я зла на них не держал, пойми. Забыть хочу всё, так они сами — падлы — о себе напоминают.

Вовка тяжело вздохнул и принялся прутиком разгребать тлеющие в костре угли.

— А пушка тебе накой была нужна?

— Как это накой? Вот, как раз, для таких случаев и нужна. Или ты ещё не убедился?

— Да просто ты не говорил о ней…

— Слушай, мы с тобой что, брачный контракт заключаем? Ты меня больше десяти лет не видел! Мало ли, что за это время со мной могло произойти? Я обо всём тебе отчитаться должен? — он рассержено уставился на меня.

— Ладно, не горячись, Вовчик. Извини. Просто эти быки тут наезжать пытались, вели себя борзо, и говорили, что тебя знают. Вот я и подумал, что из-за тебя весь этот сыр-бор. Кстати, где они?

— Как где? Думаю, как минимум, в двадцати километрах отсюда, а то и больше! Я им вслед пару раз пальнул, так они по лугу как по гоночной трассе жарили. Думал, рассыплется колымага, но «УАЗик» хоть и советский, а всё-таки «джип» — унёс говнюков в вонючую даль.

Мы с другом засмеялись, и напряжённая атмосфера как-то сама по себе спала. Мы снова были лучшими друзьями, отчаянными путешественниками и охотниками за сокровищами!

Глава 12. Коп

— Слушай, бандит, ты куда мой металлоискатель дел? Я всё обыскал — нет нигде! Даже на этих дятлов наехал, думал, отняли у тебя.

— Значит, плохо искал! — я вытащил из кармана найденный утром рубль и протянул его Вовке. У того глаза чуть не выпали из орбит.

— Ты это в яме нашёл?

— А то! И лежал он ближе к поверхности, у края, а дно я ещё не успел пройти, эти самые дятлы помешали.

— Это ж серебряный рубль, Серёга! Обалдеть! Сколько ему лет-то?

— Не знаю, года не видно. Надо отмывать от грязи.

— Офигеть! Так, где ты аппарат-то дел, разбойник?

— В траве лежит твой аппарат, не переживай. Выбросил, чтобы эти не видели.

— Так чего ж мы тут до сих пор сидим? Хватай лопату и погнали!

В этот раз Вовка убедил меня начинать со дна, и не ошибся. Сигналы шли один за другим, и практически все были цветными. Чего мы только не выкапывали! Через полтора часа карманы моего друга были плотно набиты водочными пробками, пивными и консервными банками, гильзами, времён отечественной войны, а фольги собрали просто невероятное количество! Клондайк! По всей видимости, сюда сбрасывалось всё, что оставалось от пикников. На мои уговоры подняться по склону и поискать повыше, упрямый Вовчик реагировал весьма скептически. Он настойчиво убеждал меня в том, что все клады лежат в самом глубоком месте самого глубокого оврага. Я сильно не сопротивлялся. К тому же копал, всё равно, он. А я, особо не напрягаясь, размахивал детектором как косой и наслаждался видом усердно работающего человека. Когда стало вечереть, у Вовки появились первые признаки экскаваторной болезни — ломка в пояснице и большое нежелание приседать к выкопанным ямкам. После очередной водочной пробки мой запыхавшийся друг-копарь тихонько пробормотал:

— Гори они синим пламенем эти соболя, вместе с гривнами… Я спать! — и отбросив в сторону лопату, побрёл в лагерь. Руки безвольно свисали плетьми вдоль массивного корпуса, а ноги заплетались при ходьбе. Я оглядел место раскопок — весь овраг был перерыт, как после весенней вспашки.

— Вовка! — окликнул я друга. Он медленно обернулся и вопросительно уставился на меня.

— Слушай, я тут подумал… Просто на майские праздники родители меня приглашали к себе огород копать… А ты этот… Ну, теперь профессионал, типа…

Вовка скорчил жалкое лицо и очень медленно поднял руку с выставленным средним пальцем.

Ничего ценного мы в той яме больше не нашли, а отмыв позже серебряный рубль от грязи, смогли наконец рассмотреть год чеканки — одна тысяча восемьсот сорок второй, а значит монета была значительно моложе того клада, который мы искали, и не имела к нему абсолютно никакого отношения.

Заночевать решили там же. Тем более, что Вовчик рухнул бревном в палатку и уже через пару минут оттуда доносился солидный храп.

С самого рассвета мимо нашего лагеря, то и дело, стали проезжать машины с шумящими в них людьми, своими песнями и криками, вводящими нас в ступор. Осознать причину этого беспредела получилось только после проезда третьего автомобиля, из заднего окна которого развивалось красное знамя, а из открытого люка, визжа и неистово размахивая руками торчали две блондинки, одетые только в купальники и пионерские пилотки. Первомай!

— Да уж… При таких раскладах придётся выходной устраивать. — Я задумчиво провожал взглядом веселящуюся компанию. — Не дадут нам сегодня покопать, Вова.

— Ты ещё учти, что завтра будет продолжение! Народ с ночёвкой на «майские» приехал. Так что смело умножай на два.

Мы сидели на старом сухом бревне, слегка приунывшие и поглощённые думами о…

Как оказалось, думы наши носили кардинально различный характер. Я размышлял о героическом трудовом народе, о его подвиге, пронесённом в годах, о великой советской державе, которую одни своим потом и кровью возвели, а другие разрушили… Думы же моего друга были о бабах. Он так и сказал, после недолгого молчания:

— Бабу бы сейчас!

Вначале я даже не понял о чём это он — уж слишком беспощадным был контраст, и сразу перестроиться на новую тему не получилось.

— Чего? — спрашиваю.

— Бабу бы, говорю! Видел, какие молочные железы из люков торчали? Ух! Огонь!

— Начинается… — выдохнув, констатировал я, понимая, что Вовка и впрямь решил устроить нам выходные.

— Да ладно тебе! Праздник же! Торопись жить, дружище! — с этими словами Вовка лихо вскочил и, потягиваясь, с улыбкой добавил: — Жизнь-то одна, Серый. А она такая короткая, уж я-то знаю, поверь… Давай-ка — в воду, мой юный друг! Купальный сезон объявляется открытым!

И он рванул в сторону реки, крича во всё горло «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», по пути разбрасывая в разные стороны снятую одежду.

— Твою мать! Чёрт балахманный! — запричитал я, как будто меня кто-то заставлял лезть в воду, но в следующее мгновение побежал следом за другом.

Глава 13. Машенька

В далёком нашем детстве, в соседнем подъезде жила-была девочка со сказочным именем Машенька. Девочкой она была порядочной, а потому матом не ругалась, с мальчиками в подворотнях не курила и яблоки на садовых участках с нами не воровала. Однако полное отсутствие общих интересов с дворовыми мальчишками не делало её менее привлекательной в глазах последних, чем она была на самом деле. Короче говоря, влюблены в Машеньку были все ребята без исключения, а мы с Вовкой, казалось, нашли в её лице любовь на всю оставшуюся жизнь.

Вечерами она выходила во двор в каком-нибудь чистеньком розовом или голубеньком платьице, выгуливала своего нелепого пекинеса по кличке Чуча, и, дефилируя мимо футбольной площадки или мимо школьных турников, на которых мы с Вовкой постоянно болтались, просто сводила нас с ума! В такие моменты, как-то сразу становилось стыдно за свои протёртые в двух местах старые кеды. Ну, или за когда-то бывшие модными джинсы, из которых уже давно вырос, и из-за этого можно было даже рассмотреть какие носки я сегодня утром надел. Подростковые комплексы давили колоссальным прессом на нашу с Вовчиком неокрепшую психику, создавая страдальческие настроения и порождая регулярное взаимное нытьё о переполнявших нас чувствах к прекраснейшему созданию господню.