Собаки… В. Дуров не хочет в том сознаться, к ним он относится по-особенному. Из большого числа животных, которых он воспитывал, дрессировал, с которыми выступал на арене, они были друзьями самыми близкими. Каштанка… Бишка… Запятайка… Лорд… Ни одного из этих чутких, верных друзей не забыть никогда. И разговор о них будет отдельный.

Ведь даже Сократ, простой гусак, запомнился на всю жизнь, хотя жил он давно, очень давно, когда у молодого клоуна Владимира Дурова весь «штат» дрессированных животных составляли свинья Чушка, собака Бишка да вот этот самый гусь Сократ.

…И до чего он был понятлив! Ходил как дрессированная лошадь по арене вдоль барьера, танцевал вальс, стрелял из ружья, вытворял другие штуки. А то выводил целое стадо гусынь. По его примеру они выполняли различные маневры и по команде «стой!» все вместе замирали как вкопанные.

То было тугое время, когда приходилось зачастую жить впроголодь. Единственными, ближайшими друзьями оставались тогда Бишка и Сократ. Дуров делился с ними своими горестями.

— Плохо нам живется. Комната наша не топлена, платить за нее нечем — денег нет… Скоро нас отсюда выгонят на улицу. Придется ночевать в холодном балагане…

Так и случилось, пришлось поселиться вместе с другими артистами, положение которых тоже было отчаянным. Сборов не было, антрепренер не платил жалования. Труппа голодала.

Кроме клоуна Владимира Дурова в труппе были силач Подметкин, на афише нежно звавшийся Незабудкиным, «человек-змея» его жена — «королева воздуха», шпагоглотатель и музыкант, игравший на нескольких инструментах.

Особенно страдал от голода силач.

— Я жрать хочу! Дай полтинник! — кричал он антрепренеру.

— Где взять полтинник-то? Сбору опять было три рубля тридцать копеек, — оправдывался антрепренер.

— У меня мускулы слабеют… — плакался атлет.

— A y меня вот трико разорвалось… — вторил «человек-змея».

— Разве балаган поджечь? Страховку получить… — гадал хозяин.

Вечером в сочельник, зная, что труппа будет особенно настойчиво требовать денег, он куда-то исчез.

— Ох, наша жизнь каторжная! — жаловалась «королева воздуха». — Порядочные люди на рождество гуся едят.

— Гм… гуся-то и мы могли бы съесть… — задумчиво процедил голодный атлет.

— Откуда?

— А вот его гуся!

— Вы с ума сошли! Сократа моего съесть? — ужаснулся Дуров.

— Ха-ха-ха… Испугался?

— Ну, ладно, не волнуйся, иди погуляй, — вмешался музыкант. — А я вот пойду одного знакомого купца попрошу, может, полтину отвалит.

Тяжко было на душе после этого разговора. Дуров вышел на улицу, принялся бродить по городу, пытался заглушить голод. Однако пронизывающий холод заставил вернуться в балаган.

Там он застал веселое общество. Слышался смех, звон стаканов.

— Володя, друг! — приветствовал атлет. — Садись пей, закуси!

— Закуси, закуси… Кто-то, а уж ты полное право имеешь попробовать этой закуски.

— Ха-ха-ха-ха! — катился от смеха «человек-змея».

«Что-то кольнуло мне в сердце, — вспоминал Дуров. — Я сделал шаг к столу. Там красовался большой рождественский гусь. Страшная мысль промелькнула в сознании. Я бросился в угол, где в клетке обитал мой Сократ. Клетка была пуста. Я понял все…».

Не помня себя от гнева, Дуров кинулся на сидящих с кулаками. Кого-то ударил, кого-то сбил с ног. Слезы душили его, охватив опустевшую клетку Сократа, он плакал.

Только Бишка разделяла горе своего хозяина — подошла, стала лизать его лицо.

Много лет минуло с того времени, но Дуров не забывает жестокой гибели Сократа. Не забывает он других своих четвероногих и крылатых друзей. Некоторые из них дожили до преклонного возраста и после смерти остались в виде чучел в «некрополе».

Постижению жизненных законов, изучению психологии тех, кого природа поручила попечению человека, посвящает себя Владимир Леонидович Дуров.

Молодое Советское государство всемерно поддерживает начинание Дурова. Его Уголок на Божедомке становится своеобразным научно-исследовательским центром.

Чудеса природы

«Молодая рыжая собака — помесь таксы с дворняжкой — очень похожая мордой на лисицу, бегала взад и вперед по тротуару и беспокойно оглядывалась по сторонам. Изредка она останавливалась и, плача, приподнимая то одну озябшую лапу, то другую, старалась дать себе отчет: как это могло случиться, что она заблудилась?»

Так начинает А. П. Чехов свой рассказ «Каштанка».

«Каштанка была молоденькая рыжая собачка, которой пришлось быть первой из дрессированных мною собак, — вспоминает В. Л. Дуров. — До того как она попала ко мне, ее хозяин был бедный столяр. Каштанка заблудилась, потеряла хозяина и попала ко мне на выучку.

Ее история послужила поводом для знаменитого рассказа А. П. Чехова „Каштанка“, написанного автором с моих слов».

Судьба Каштанки оказалась примечательной для истории литературы. Рассказ, рожденный жизнью, обогащенный искусством, стал художественным шедевром.

Забитая, вечно голодная собака, которой в доме столяра вместо еды давали нюхать табак или, того хуже, мучили таким «фокусом» — предлагали кусочек мяса, привязанный к веревке, а когда она глотала приманку, то ее вытаскивали из желудка обратно, тем не менее возвращается к своему хозяину. Так велика преданность Каштанки, она заставляет забыть все обиды и глумления над собой. Сила ее верной любви побеждает страх новых мучений.

Литературный финал имел жизненное продолжение.

Молодой циркист, в то время сам изрядно бедствовавший, все-таки избавил Каштанку от дальнейших страданий, выкупив ее у жестокого хозяина. Обученная разным фокусам, она долго выступала с Владимиром Дуровым на арене.

Впоследствии он дрессировал немало других собак. Среди них были и породистые и простые дворняжки, большие и маленькие, различные по характеру и способностям, привлекательные и не блиставшие красотой, однако все они становились ему близки и дороги.

В чем тайна их обаяния? В необычайном уме? В глубоком чувстве привязанности? — спрашивал себя Дуров и отвечал: нет, не только в этом! Как талантливо они стремятся постичь человеческое, приблизиться к человеку своим сердцем и разумом, как щедро и бескорыстно доверяют ему свою обидно короткую жизнь.

Собака знает, что се хозяин — Человек, и нигде нет такого четкого определения этого слова, как в се прекрасной душе.

Бишка, на долю которого выпала громкая цирковая слава, был совсем незнатного происхождения — дворняжка. Его замерзающим месячным щенком Дуров подобрал на улице. Согрел, приютил у себя.

Уже в раннем возрасте Бишка проявил музыкальные способности. Как-то Владимир Леонидович играл на пианино, вдруг почувствовал толчок в ногу. Отодвинул ногу, но толчок повторился. Оглянулся — Бишка стоит рядом, смотрит пристально своими умными глазами.

Дуров перестал играть. Снова толчок.

— Бишка, чего тебе?

Собака вильнула хвостом, вскочила на свое место на кресле, свернулась калачиком, задремала, но едва послышалась музыка, стала рядом в раздумье.

«Необходимо проверить ее музыкальный слух», — решил Дуров и заиграл грустный мотив. Собака глубоко вздохнула, подняла голову, глаза ее увлажнились. Бодрый марш: уши Бишки поднялись, насторожились. Опять грустная мелодия и снова глубокий вздох, на глазах слезы.

На Бишке Дуров начал свои первые внушения животным. Результаты оказались поразительными. Цирк всегда ломился от публики, когда эти опыты объявляли в программе.

— Бишка — отличный музыкант! — обращался Дуров к зрителям. — Какую ноту хотите, чтобы он взял на рояле?

— Ре!

— Фа!

— Соль!

— Фа!

— Ну, пусть будет фа! — говорил Дуров и делал внушение собаке.

Бишка на миг замирал, подходил к роялю, поднимал лапку и ударял по клавише. В воздухе звучало фа.

Умер Бишка в глубокой старости, полуослепший, оглохший. И до последних дней он испытывал настоящее горе, что его уже не брали на представление в цирк.