Салаге едва не стало плохо:

— Нет уж… Воздержусь. Мы тут с Сычом хотели спросить, куда нам сегодня идти.

— А-а. Ну, есть у меня зацепка… Вот, держи. — Дубровский вытащил из кармана сложенный листок бумаги, — Отдай Сычу, тот знает, что с этим делать. И отнеси эти пакеты на мусорку.

Салага напрягся:

— А что там?…

Дубровский лишь засмеялся в ответ:

— Да мусор там, не паникуй. Жоэль уже давно в реке плавает.

— А-а. Спасибо.

Салага подхватил как можно больше пакетов, и потащил их к ближайшему контейнеру с мусором, по пути сказав Сычу, чтобы тот вытащил у него из кармана листок, и ознакомился с ним. По возвращении, Салага увидел, что Сыч как-то подобрался и нахмурился. Он держал листок перед глазами и о чем-то напряженно думал.

— В чем дело? Какой-то ты смурной.

— А? — отвлекся Сыч, — Прости, задумался. Короче, у нас есть адрес. Это квартира в Люберцах, в каких-то е. енях. И это не есть хорошо.

— Почему?

— Ах, да… Я забыл, что ты незнаком со спецификой. Квартира — это в ста процентах случаев притон. А я притоны не люблю. Не спрашивай, почему. Сам всё увидишь. Кстати, я тебе там АКМС откопал. Почти не ржавый. Он в подвале, в черном чехле, иди разбери-собери, почисть и все такое.

— Так я же не умею… — Салага захлопал глазами.

— Я тоже не умел. Учись. Телефон с собой? Вот и лезь в интернет. Проблемы негров шерифа не волнуют.

Салага пробормотал вялое «оке-ей», и поплелся выполнять приказ.

Выехали в 11 вечера, до места назначения добрались спустя час. Местом грядущей бойни оказалась пятиэтажная развалюха из красного кирпича, находящаяся в ярко выраженном аварийном состоянии. Судя по результатам разведки, это была коммуналка, построенная сразу после войны, причем построенная из рук вон плохо. В самом скором времени ее собирались снести и построить на освободившемся месте двадцатиэтажную «свечку», а пока в квартиры, из которых уже съехали жильцы, набивалось всякое отребье. Уровень преступлений в районе, и без того держащийся на достаточно высокой отметке, неприятно вырос. Ходить по улицам стало небезопасно из-за риска встретиться в темном углу с полусумасшедшим наркоманом, готовым на всё ради волшебного укола.

Искомая квартира находилась на третьем этаже.

— Слава яйцам. Ненавижу лестницы. — бурчал Сыч, сидя на заднем сиденье и одеваясь.

На эту операцию он вышел при полном параде — в своем любимом черном камуфляже, наколенниках, арафатке, которой замотал лицо, бронежилете с черепом, и, разумеется, кепке.

— А можно я буду тебя косплеить? — спросил Салага, оглядывая Сыча и улыбаясь.

— Нет. Я единственный и неповторимый. Ты готов?

— Да. — Салаге достался легкий бронежилет, маска-балаклава и городской камуфляж.

— Тогда погнали. Эх, не люблю я притоны… — сказал Сыч, выходя из машины, и подбегая к дверям подъезда, которые кто-то подпер кирпичом, дабы они не закрывались.

В подъезде царила кромешная темень. Сыч поднял автомат и включил прикрепленный сбоку к цевью фонарь.

— Квартира 26. Надеюсь, у них есть номер на двери.

Номер оказался на месте, но сама дверь была аккуратно снята с петель и приставлена к стене. В квартире орала музыка — кажется, это был дабстеп. Также оттуда доносился какой-то больничный запах, который Сыч вдохнул, поморщился, и сказал одними губами:

— Ну, супер.

— В чем дело? — недоумевал Салага, прочитавший сказанное по губам напарника.

— А ты не чуешь, чем пахнет? — попытался Сыч переорать музыку, — Тут варят ширево. Для самых конченых. Так что снимай автомат с предохранителя — и погнали. И, вот еще. — прокричал он Салаге прямо на ухо, — Они выглядят совсем дохлыми, но пусть это тебя не обманывает. Могут попытаться пырнуть шприцем, и если им это удастся — тебе конец, они же болеют черт-те чем. Если кто дергается — стреляй. Просто не строй из себя героя, и стреляй на поражение. Да, и приготовься увидеть кучу мерзких вещей… Пошли. Будь у меня за спиной.

Сыч уверенно шагнул в длинный обшарпанный замусоренный коридор, который освещала одна-единственная лампочка, и выключил фонарь.

— Надо обыскать все комнаты и найти негритоса по имени Пьер. — крикнул он, обернувшись, — Делаем так — я вхожу в комнату, и, если не вижу никого с черной кожей, то сразу же стреляю. Потом меняемся. И ты стреляй, не бойся. Они и так гарантированные трупы через полгода, раз по вене пускают эту дрянь…

— Что за дрянь-то? — Салага дрожал так, что рисковал уронить автомат или выпалить раньше времени. Впервые ему было так страшно и мерзко.

— Название тебе ничего не скажет… — вздохнул Сыч, кривясь от запаха, — Дезоморфин. Говно на основе кодеина. Давай, с Богом!

Первая дверь отлетела в сторону, и Сыч тут же ворвался внутрь.

Салага прикрывал ему спину, и не видел происходящего, но почувствовал мерзкий гнилостный запах, донесшийся из комнаты. Музыка орала так, что выстрелов было почти не слышно. Наконец, Сыч хлопнул Салагу по плечу, отчего тот аж подскочил, и указал на следующую дверь:

— Твоя очередь!

От этих слов Салагу затрясло, но, стоило ему подойти к двери, как страх куда-то улетучился и сменился воодушевлением. Просто ударить ногой и расстрелять сидящих внутри. Ничего сложного. Чего нервничать? В конце концов, он хотел этого, когда собирался стать супергероем.

Картонная дверь не выдержала даже первого удара, и рухнула на пол небольшой, где-то 8 квадратных метров, комнаты. Там стоял старый продавленный диван с драной обивкой, видимо, оставленный прежними хозяевами. Комната была полна существами, похожими больше на призраков, чем на людей. Тощие, непонятного возраста, одетые в лохмотья, воняющие потом и гнилью — они сидели на диване и подоконнике, валялись на полу, и все, как один смотрели на Салагу. Негров среди них не было.

Салага заорал что-то нечленораздельное и зажал спусковой крючок.

Автомат задергался в руках, его повело вверх. Посыпались стрелянные гильзы. Людей-призраков разрывало на части пулями. Тех двоих, что сидели на подоконнике, опрокинуло вниз, прямо на улицу, и на осколках стекла осталась их кровь.

Салага пришел в себя, когда рожок опустел, а люди в комнате были уже стопроцентно мертвы. Перед уходом он огляделся и увидел, что у лежащей на полу лицом вниз хрупкой фигуры заплетены смешные косички с грязными желтыми резинками на концах. А на предплечье… Впрочем, нет, Салага предпочел думать, что ему померещилось. Человек просто не может гнить живьем.

— Все нормально? — спросил его Сыч, и получив утвердительный кивок, показал пальцем на следующую дверь, — Теперь я! Прикрывай!..

После того, как они зачистили еще две комнаты, Салага освоился.

— Теперь кухня. Давай!

На кухне сидела какая-то непропорционально раздутая тетка в драном халате, и смотрела, как на плите медленно бурлит кастрюля с каким-то дерьмом. То ли жратвой, то ли самопальной наркотой — по запаху было не разобрать. На тумбочке валялась целая гора пустых бумажников, мобильных телефонов и прочих гаджетов, а рядом — коляска. Сперва Салага подумал, что там сидит кукла, но затем, присмотревшись, понял, что это настоящий грудной ребенок.

Который не шевелился и не дышал.

Баба, заметившая Салагу, открыла рот, чтобы закричать, но не успела. Салага мгновенно вскинул автомат, и превратил ее голову в нечто, похожее на разбитый перезревший арбуз. Сыч даже опомниться не успел, и, когда Салага выходил с кухни, поймал его взгляд — жесткий, колючий, недобрый.

Сыч только кивнул понимающе, подумав про себя: «Вот теперь ты видишь, почему я ненавижу притоны».

Искомый негр по имени Пьер находился в одной из последних комнат. Судя по обстановке, он там и жил. Комната была ободранной, но в ней, в отличие от остальных, был полный комплект мебели, правда, старой, драной и частично поломанной — видимо, собранной со всех пустых квартир.

Когда Салага ворвался внутрь, Пьер, который оказался тощим, как жердь, и черным, как сама ночь, стоял у окна, спиной к дверям. Из одежды на нем был только намотанный на левую руку жгут. Выбитую дверь он даже не заметил — может быть, не услышал из-за громкой музыки, источник которой, как оказалось, находился в его комнате, а может быть, что более вероятно, был просто обдолбан.