Петр. Это может быть воспринято как провокация.

Ангел. В таком случае почему бы вам не вызвать их посла к себе? Обычное ведь дело.

Петр. Только не в кризисной ситуации. (Идет к воротам, открывает.)

Ангел. А как же девушка? Что ж она одна будет, когда проснется?

Петр. О ней позаботится святой Михаил. А святой Гавриил приглядит, чтоб между ними ничего не было.

Ангел. Но реформа системы управления…

Петр. Подождет.

Ангел. А новая компьютерная техника?

Петр. Тоже.

Ангел. Охрана окружающей среды?

Петр. Кому она будет нужна, если весь мир в тартарары рухнет? Ну идите же, трусишка. (Громко, к кому-то снаружи.) Подать служебное облако! И шарахните громом, да посильнее: пусть знают, с кем имеют дело!

Грохочет гром.

О! Работает! Значит, есть еще надежда — у нас и всего мира!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Некоторое время спустя, другое освещение. Михаэла просыпается, встает — еще сонная — и видит, как из лифта выходит Черт (для нее и для публики поначалу лишь господин приятной наружности). Чувствуя себя совершенно в своей тарелке, он прохаживается по комнате, рассматривает карту мира, непринужденно листает папки на письменном столе, затем садится в кресло и даже зажигает нимб (что производит на Михаэлу еще большее впечатление, чем когда это делал Петр). Когда Черт встает из-за стола и направляется к алькову, Михаэла мгновенно ложится обратно в кровать и притворяется спящей. Усмехнувшись, Черт закуривает сигарету и ждет, пока Михаэла пристыженно не поднимается.

Черт. Привет.

Михаэла. Здравствуйте.

Черт. Позади пути-тревоги, можно отдохнуть с дороги — так, кажется, сказал поэт? Бедняжка! Во сне вам пришлось вновь проделать свой опасный маршрут…

Михаэла. Откуда вы знаете?

Черт. Догадался. (Весело.) Я вообще во всем полагаюсь на интуицию. Согласитесь, из всех способов познания этот — самый простой. (Подсаживается к ней на краешек постели.) Вы позволите?

Михаэла. Как я могу здесь что-то позволять?!

Черт. Ну, ну, не скромничайте. Раз уж вы смогли проникнуть в эту приемную…

Михаэла. Мне просто повезло. И еще мне помогла моя вера.

Черт. Во что? В удачу? Или, быть может, в кого? (Быстро.) Отвечайте сразу: тут думать не над чем. Если б вам не повезло, вы бы вряд ли стали поминать вашу веру.

Михаэла. Может быть. Но Господу Богу я все равно благодарна.

Черт (смотрит на дверь к Богу; как бы между прочим). Так пойдите и поблагодарите.

Михаэла (взволнованно). Как? Прямо сейчас?

Черт. Именно. Чувство благодарности скоротечно.

Михаэла. Ко мне это не относится. Я сберегу его До самой смерти. Но если вы действительно советуете пойти прямо сейчас… (Встает, медлит.) А как посмотрит на это господин Петр? Знаете, когда я сегодня попросилась к Господу, он почему-то так испугался…

Черт. А, он всегда боится будущего. Зато прошлое переносит с достоинством.

Михаэла. Нет, не стоит его гневить. Лучше дождусь его возвращения. Ну, если только…

Черт. Что?

Михаэла. …заглянуть в замочную скважину. Чтоб подготовить себя к встрече и не молчать потом от священного трепета.

Черт. Что ж, разумно, тем более когда обращаешься к Господу по такому сложному делу.

Михаэла. Так вы и об этом знаете? Но я же никому не говорила! Даже другим здешним святым!

Черт. Я не святой.

Михаэла (изумленно). Но ведь над вами две минуты назад светился нимб! (Указывает на кресло у письменного стола.)

Черт (рассмеявшись). Смею вас уверить: достаточно сесть в соответствующее кресло, как он возникает сам собой. (Сообразив что-то, встает.) Вот, можете убедиться сами. (Подводит ее к креслу.) Попробуйте.

Михаэла. Я? Боже праведный…

Черт. А что? Эта шляпка была бы вам очень к лицу — как всякой девственнице. Да и вообще — чем не модный фасон?

Михаэла. Да, да… Нет, нет… Зачем мне это? (Упирается, не желая сесть в кресло.) К тому же здесь нет зеркала.

Черт. Ну эта беда поправима. Вместо зеркала могу вам предложить мои глаза… (Приближает свое лицо к ее.) Ну как?

Михаэла (потрясение). О господи!..

Черт. Видите себя?

Михаэла. Да… Но отчего такой странный блеск в ваших глазах?

Черт. Странный? По-моему, вполне естественный. (Нежно притягивает ее к себе.) Ведь ваши глазки тоже горят.

Михаэла (испуганно). Как можно! В приемной Господа Бога! Нет, господин, нет… (Высвобождается из его объятий, пятится к двери кабинета Бога.) Лучше уж погляжу в замочную скважину!

Черт. Как вам будет угодно.

Михаэла (уже наклоняется к замочной скважине, но, помедлив, распрямляется). Нет, так тоже нехорошо. Человек думает, что он один, ведет себя естественно — кладет ноги на стол, почесывается, ковыряет в носу…

Черт. Такого он не делает.

Михаэла. Тогда, может, просто дремлет. Это я по своему шефу знаю: обычно он такой важный, солидный, а поглядишь, как он в своем кабинете носом клюет, — забавнее зрелища нет.

Черт (непроизвольно, с внутренней уверенностью). Не в этом ли причина?

Михаэла. Причина — чего?

Черт. Того, что вы захотели повидаться с Богом?

Михаэла (преодолев короткое замешательство). Выходит, и не все-то вы знаете. И интуиция ваша слаба. Нет, господин: забавы ради я бы в жизни не отправилась на небо.

Черт. Тогда ради чего?

Михаэла. Ради смеха. Да, именно, ради смеха.

Черт. Что-то я не очень улавливаю разницу.

Михаэла. Не только вы, господин. Потому я и захотела обратиться лично к Господу Богу. Он знает разницу между «смехом» и «забавой».

Черт. Наконец-то я понял, в чем ему завидую. (Со вздохом.) Ему все известно наперед, а меня снедает вечное любопытство.

Михаэла. Правда?

Черт. Сейчас я буквально сгораю от него.

Михаэла. Что ж, у меня никаких секретов нет. Могу сообщить вам, чтоб вас успокоить. Знаете, раньше наша деревня была — второй такой веселой в целом мире не сыскать. Смех стоял с утра до ночи — и когда работали, и когда отдыхали. Как вдруг…

Черт. Ну?

Михаэла. Нет, не вдруг, постепенно. Постепенно смех в деревне совсем смолк. А когда кто-нибудь все же смеялся, например я — я вообще страшная хохотушка, — никого этот смех уже не заражал. Тут уж самому не до смеха. Так вот и стало у нас тихо-тихо… как на кладбище.

Черт. Что ж, нельзя рассказать какой-нибудь анекдот?

Михаэла. Можно, только вот смеха от него хватит лишь на полминутки. Да и я про другой смех, про другую радость толкую. Радость, когда, собственно, ничего такого веселого и не происходит. Просто оттого, что светит солнышко, кукарекает петух, голуби целуются на крыше…

Черт. А что, теперь ничего этого уже нет?

Михаэла. Есть, конечно, только все перестали этому радоваться. Это-то и самое страшное.

Черт (взглянув на дверь к Богу). И вы решили обратиться за разъяснениями к нему?

Михаэла. Сперва я пыталась получить их на земле. Добралась даже до столицы, обошла все министерства. Но такого, чтоб ведало радостью и смехом, не оказалось.

Черт. Неужели никто в этих министерствах не догадался, что ваше дело лишь предлог? За которым стоит нечто совсем другое?

Михаэла. Да, вы правы: страх. Страх перед новой войной.