— О, ну наконец-то и ты! — поприветствовал появившегося на пороге и там же замершего в ошеломлении и нарастающем ослепляющем гневе Роара Абрахан, даже не вставая, как того требовал этикет. — Мы уж хотели тебя вызывать. Пришли вот выразить свои соболезнования… и предложить помощь.

— Не припозднились ли? — мрачно вопросил Роар, делая шаг к Яну и буравя его взглядом. — А ты, Ян, земной скульптурой интересуешься?

— На самом деле, Роар, — мягко заговорил Абрахан, освобождая брата от необходимости отвечать, — мы всё это время ждали, что ты сам придёшь к нам с предложением дружбы. Наши старшие были в состоянии войны, однако их нет, мы сейчас одни свои дома представляем, так что…

— Так что — что? Война войной, обед по расписанию? — Роар кивнул на собственный стол, где уже играло солнечными бликами ало-розовое вино — вот Абрахан расщедрился, эта «Царевна Лебедь» многими тысячами за бутылку исчисляется. Белый эрбис закивал, простёр руку, приглашая хозяина дома к столу, и Роар решил пока поддаться. Тем более что Ян уже отошёл от камина и сел в кресло по правую руку от брата, многозначительно щурясь.

Не отрывая подозрительного взгляда от гостей, Роар тоже сел — его бокал Абрахан предупредительно поставил во главу стола. Все втроём они выпили, закурили — Абрахан сигары, Роар обычные сигареты, Ян и вовсе воздержался, — и почти сразу младший Оссуори завозился, извлекая из-за пазухи тонкую непрозрачную папку.

— Хотим предложить тебе сотрудничество, — объяснил он. — Само собой, где винодельни и где серебряный завод… Но нашей основной компании твои металлы пригодились бы. Тем более я уже поговорил с Эсой — помнишь его? Он тоже окажет содействие. Мы, конечно, под МД, а ты уже под ГШР, но сколько там до объединения осталось, правда?

Натянуто улыбаясь, Роар принял папку и, открыв её, начал вчитываться в строки предлагаемого договора. Абрахан старше его на пять лет, а Ян и на все десять — они куда хитрее, опытнее, беспринципны, бессовестны — не могли прийти ни с чем хорошим. От вина, кстати достаточно крепкого для подобных важных посиделок, в голове мутилось, но Роар сцепил зубы, сосредотачиваясь, и таки нашёл в договоре строки, делающие из него настоящего раба Оссуори, а никак не полноправного партнёра.

— За совсем дурака меня держите? — Роар захлопнул папку и швырнул её в лицо Абрахану — впрочем, поймал её Ян, обладающий нечеловеческой реакцией. Породистое лицо его исказилось, раскрывая наконец карты якобы добродушных соседей по богатой части города.

— А что не так? — не дрогнул ни единым мускулом Абрахан.

— Вон из моего дома! И чтобы близко больше вас рядом не видел! Мы бы стали друзьями, Абрахан, в противовес нашим предкам, если бы конкретно ты не пытался на каждом шагу подличать!..

— Ну как знаешь, — Абрахан ухмыльнулся, погасил сигару и встал. Следом тенью поднялся так и не проронивший ни единого слова за весь визит Ян, играющий желваками. — Хочется тебе идти в расход, что ж я мешать буду? А станет совсем худо, помни: у нас тебя ждут!

Буквально павой он выплыл из гостиной, этот любитель до последней складки отглаженной дорогой дизайнерской одежды, всегда холодных тонов, ещё бледнее делающих его и без того белую кожу, и Роар, проследив за тем, как за порог ушёл и Ян, вечная боевая поддержка Абрахана (а если точнее, кандалы, не позволяющие ему и шага сделать самостоятельно), налил себе с горя ещё вина. После такого приёма Оссуори могут начать открыто выступать против него, а он и так набил полный дом охраны, опасаясь мести «Атра фламмы» за то, что выжил в Седе. Что ж теперь, вообще с моста в реку прыгать?

Чувство со всех сторон подступившего отчаяния стало определяющим в принятии Роаром почти невозможного решения — на следующий день, быстро собравшись, он отбыл в Канари, куда из седовской больницы не так давно перевели всё ещё лечащегося от ран Стиана. От этого тераса, оставившего после себя гнетущее впечатление человека, готового каждому в простой форме указать на его недостатки, явно не терпящего слабостей, но тем не менее тогда, у «Огней», сказавшего Роару: «Будет тяжело, приезжай, решим, чем помочь», — ему и вправду требовалась только моральная поддержка, однако Роар и сам не заметил, как начал почти в голос жаловаться. Лежащий в кровати с наполовину замотанным лицом Стиан и его жена, Дилайла, тёмная тера — и везёт же Роару на всякие подвиды! — сидящая рядом на стуле и находящаяся в положении месяце так на пятом, выслушали его не перебивая, а потом начали предлагать пути выхода из кризиса, хотя по лицу Стиана и нельзя было сказать, чтобы он был искренне рад визиту. Роар пропустил почти всё мимо ушей: и настоятельную рекомендацию всё-таки поверить Трою, который находился с верхушкой ГШР в лице Домино Кирсте в такой тесной сцепке, что вряд ли переметнулся бы при первой возможности на сторону «Атра фламмы», и совет найти себе пассию среди подчинённых Арлеты, тоже, кстати, знакомую с тем же Домино, пусть и очень давно, но, главное, искренне преданную Аспитису, и предложение хотя бы просто взять себя в руки, потому что всё случившееся ещё явно не конец света. Роар так и уехал, не услышав к себе сочувствия, и, наверное, разозлившись постфактум, уже не вернулся бы, но…

Но уже через несколько дней стало известно о загремевших в больницу Рэксе и Аспитисе, и сердце ёкнуло. На весь следующий месяц Роар буквально поселился в больнице у Стиана, открыто требуя к себе жалости, а не советов, потому что, как ему казалось (даже после того, как Стиан сообщил о грядущем выздоровлении мировых лидеров и Севере, теряющем какие-либо позиции из-за внезапного убийства Азата), мир движется к пропасти, а у него нет никого, кроме Стиана, способного уверить его в обратном. Он больше вообще ничего не хотел делать и за что-то бороться — что взять-то с сына северного магната, которого в эти магнаты не готовили? Отречься тем не менее от завода и передать его в полное пользование ГШР, а самому пойти работать и жить куда попроще, он наотрез отказывался — и, само собой, однажды Стиан выгнал его. Насовсем. «Ты тряпка, Роар, — холодно сказал он, а более великодушная Дилайла с интересом стала рассматривать стену. — Я тоже на няньку не учился. Как подрастёшь и захочешь сражаться, приходи».

Это был удар в самое сердце, и домой Роар вернулся в полнейшем раздрае. Пока он раненым зверем метался по особняку, поддерживаемый лишь тем самым дворецким, неожиданно расположившимся к нему после отказа Оссуори, завод существовал сам по себе, что ещё больше убеждало Роара в собственной никчёмности. Но решиться на что-либо, плохое или хорошее, он так и не успел. Вышедшие из больницы лидеры ГШР и МД объявили о слиянии, «Атра фламма» восстала, невероятным образом убила Рэкса Страхова, и через несколько дней после этого ужасающего события двое из охранников, Роаром же нанятых, взяли его под белы рученьки и повезли обратно в Канари, как выразился один из них, многообещающе улыбаясь, на важный разговор.

Больше это, конечно, походило на похищение. По прилёте в столицу Роару, уже давно не сопротивляющемуся, потому что, как правильно учил дедушка, все беды от страстей, что-то вкололи, и в следующий раз он обнаружил себя привязанным к явно тяжёлому креслу с металлическими захватами на подлокотниках и ножках, надёжно держащими его конечности. Похожий захват обручами сдавливал виски и шею, так что Роар не мог даже повернуть голову, чтобы разглядеть стоящего рядом человека в чёрной форме. Дёрнувшись, эрбис немедленно услышал его вкрадчивый и недобрый молодой голос:

— Добро пожаловать в нашу скромную темницу, господин Тэссеруа. Как вы могли бы догадаться, вы находитесь здесь, потому что «Атра фламма» крайне заинтересована в обладании вашими активами. Предупреждаю заранее, если вы откажетесь подписать наши бумаги, вам будет очень неприятно. Если же согласитесь, я немедленно вас освобожу, а наши агенты доставят вас домой. Также вы будете получать некоторый процент с деятельности завода, что отмечено в договоре, плюс мы поставим охрану, чтобы более никто не подобрался к вам. Вам дать время подумать?