Фролов, проследив своим взглядом полет танковой башни, хорошо понимал, что старший немецкий командир допустил серьезную ошибку, бросив в бой одни только танки без пехотной поддержки. Видимо, немцы все-таки оказались сильно избалованы своими последними походами по странам Европы, когда один только танк мог взять в плен целую вражескую армию. Да и этот пьяный кураж, когда немецкие офицеры танкисты по пояс высунулись из люков своих танков, словно они находились не на поле боя, а прогуливались по Елисейским полям Парижа! Следующие два залпа дивизионной батареи лейтенанта Голубева оказались безрезультатными, тогда Фролов вспомнил о существовании своей снайперской винтовки. Он взял ее в руки, проверил, полон ли ее магазин, пару раз приложился к прицелу, а затем замер на очень короткое время, вглядываясь в ее прицел. Он медленно выжал курок винтовки, последовал выстрел, который в танковом грохоте был практически не слышен.

Командир немецкого танка, шедший в передовой линии, но чуть слева от центра, вдруг как-то странно сломался в поясе. Он вывалился из башни своего танка, прокатился по броне и сверзился прямо на землю под гусеницы своего же танка. Последовал еще один выстрел, и еще один офицер танкист покатился по броне танка. К тому же этот офицер оказался тяжело раненым, он все время пытался хоть за что-то ухватиться своими пальцами, чтобы не попасть под гусеницы танка. Но ему не повезло…. от него практически ничего не осталось! Когда Иван Фролов перезаряжал свою винтовку, то у него был очень неплохой результат: пять выстрелов и пять убитых немцев танкистов. Но, к великому Иванову сожалению, немецкие танки больше не останавливались, они спешили сблизиться с окопами пехоту противника.

Но вот залпы дивизионной артиллерии стали более эффективными и результативными. Один залп, два выстрела и еще одно прямо попадание, немецкий танк загорался, или попросту распадался на более мелкие детали. Но этих танков было очень много, сейчас их на поле было, примерно, штук сорок, семь танков уже горело, но до траншей с пехотой оставалось не так уж далеко, всего лишь метров триста! В этот момент послышался более мощный залп, это полковая артиллерия открыла огонь по немецким танкистам из шести 76 мм орудий. Прямых попаданий в танки пока не последовало, но сам артиллеристский залп насторожил, заставил немцев слегка притормозить продвижение вперед своих танков! Мало кому из танкистов было бы приятно увидеть, что по твоему танку огонь прямой наводкой стреляют шесть вражеских орудий. Немецкие танки в центре еще следка притормозили. Но немецкие танкисты, работавшие по краям флангов, когда увидели, что до траншей с советской пехотой осталось всего ничего, только прибавили скорость. Наступал критический момент немецкой атаки, когда красноармейцы пехотинцы вот-вот должны были вступить в этот бой!

Но тут-то в общую артиллеристскую канонаду подключились еще пять орудий, но уже советских танков, закопанных по башню в землю. Заговорили пять 45 мм орудий, которыми были вооружены танки БТ 7. Пять выстрелов танковых орудий и два прямых попаданий в броню, на поле боя загорелись еще два немецких танка Т 3. Встреча с советскими танками, видимо, не входила в планы немецкого командования, да, и нервы немецких танкистов этого не выдержали. Казалось бы, смертельная лава немецких танков вдруг остановилась, замерла практически перед самыми вражескими траншеями, что позволила артиллеристам повредить еще два немецких танка! Затем все эти танки попятились назад, лихо развернулись, и на высокой скорости помчались на свои исходные позиции. Первая и поэтому самая тяжелая танковая атака немцами была отбита, немцы ее проиграли, потеряв семь танков Т 3! А советская пехота пока так и не вступила в бой!

Фролов тут же связался с Торопынько, собираясь его поздравить с достигнутым успехом, но в ответ он вдруг услышал веселый смех старшего лейтенанта и голос капитана Головина. Капитан Головин своих бойцов привел к Деречину, сейчас эти два командира обсуждали, какие траншее займут бойцы капитана Головина. Иван тут же отключился от канала мысленной связи и, перевернувшись на спину, решил покурить. У проходившего мимо главстаршины Деревянко он попросил папиросу. Курить он, в принципе, особо не хотел, но ему хотелось хоть чем-то отпраздновать и свою личную победу, рождение двух хороших командиров полка, которыми только что в сегодняшнем бою стали два его ученика. Но главстаршина, как оказалось, с детства не курил! Он откуда-то достал немецкую флягу и ее, молча, протянул майору. Отвинтив колпачок, Иван глотнул из ее горлышка прямо из фляги, но тут поперхнулся немецким шнапсом. Пока Иван вытирал слезы, фляга исчезла из его, она почему-то оказалась в руках Анны. На его глазах девчонка приложилась к фляге и довольно-таки долго удерживала ее у своих губ. Главстаршина из-за это даже обиженно хрюкнул, и Диме, протянувшего руку к фляге, он грубовато посоветовал:

— Молод еще! Подрасти!

И фляга так же, как и появилась, незаметно куда-то исчезла.

В небе послышался завывающий звук авиационных двигателей. Это эскадрилья «Юнкерсов 88» выходила на точку бомбометания по позициям вражеской пехоты. «Юнкерсов 88» бомбили не очень точно, как скажем, штурмовики «Юнкерсы 87», но на борту они несли слишком много авиабомб, поэтому и бомбежка по времени продолжалась очень долго. Фролов свернулся в калачик и полез в укрытие, вырытое к стене траншеи. В принципе, эта ниша была не укрытием, а так просто… ниша, но когда в ней прячешься, то казалось, что это настоящее бомбоубежище. Первой туда успела юркнуть Анна, девчонка явно полагала, что объятие любимого мужа ее, наверняка, спасут от всех военных напастей!

Первая авиабомба упала за бруствером траншеи, от нее слегка содрогнулась земля. Анна что-то пискнула и тесней вжалась в руки Фролова. А он в этот момент почему-то вспомнил о пулемете МГ34, оставшегося лежать на бруствере. Иван нежно освободился от объятий Анны, поцеловал ее в холодные губы и тяжело полез из ниши. Когда он выпрямился и посмотрел на небо, то кроме вражеских бомбардировщиков там ничего не было видно. МГ34 как бы сам прыгнул ему в руки, Иван положил его на ствол дерева, упавшего поперек траншеи и попытался из него прицелиться. Но тут же убедился в том, что для того, что стрелять по вражеским самолетам для этого пулеметчику требовалось стоять на земле, вести огонь из пулемета длинными очередями, не забывая о предупреждении. Когда он оказался на земле, то понял, что он правильно думал в отношении организации стрельбы из пулемета по воздушным целям, но вот опоры для самого пулемета он так и не мог найти.

В какой-то момент он вдруг увидел, что Дима Лукашевич стоит рядом с ним, и как-то странно свою голову вжимает в плечи, одновременно отводя ее в сторону. Иван поднял голову и увидел, что очередной «Юнкерс 88» выходит на разворот, чтобы затем, следуя по прямой, атаковать бомбами их траншею. Ствол пулемета сам собой лег на Димкино плечо, мгновение на прицеливание, затем длинная очередь на двадцать патронов. Над ними пролетел первый бомбардировщик, затем второй…, а Фролов все стрелял и стрелял по воздушным целям из своего МГ34.

Когда «Юнкерсы 88» покинули воздушное пространство, то Иван Фролов долго стоял и смотрел им вслед. Он не понимал и пытался разобраться в том, почему их бомбили десять «Юнкерсов 88», а на базу возвращается всего лишь восемь вражеских бомбардировщиков?! В конце концов, когда вражеские бомбардировщики исчезли вдали, Иван Фролов спрыгнул в траншею от греха подальше, и только тогда увидел мальца Лукашевича. Он лежал ничком на бруствере и тихо плакал, его успокаивала Анна, приговаривая:

— Не надо плакать, Дима! Все уже прошло! Ты с Ваней настоящий молодец, вы не позволили немцам точно отбомбиться!

— И вы вдвоем вместе сбили два немецких бомбардировщика «Юнкерс 88»! — Добавил Михаил Деревянка.

Он с группой бойцов только что притащил станковый пулемет «Максим», а сейчас устанавливал его на бруствере!