Но больше всех отличился Яша Шапиро. Он принёс… коньки.
- Ничего! - доказывал он под общий хохот. - Это знаменитые коньки, которые завоевали мне первое место в районе. А он скоро подрастёт и ещё будет меня благодарить.
Женотдел районного комитета партии тоже прислал подарок: всякие там распашонки и пелёнки. Видно, в женотделе сидели понимающие люди. А райком комсомола преподнёс красивую и лёгкую коляску.
Увидев такое обилие подарков, даже бабушка смягчилась. Мы с трудом уговорили её прийти на праздник.
- А я думала, - сказала она примирительно, - что у вас одно баловство будет. А кто же у вас заместо попа?
«Заместо попа» был секретарь райкома комсомола Ваня Фильков. Он пришёл в новом пиджаке поверх синей шёлковой косоворотки, затейливо вышитой мелкими крестиками.
Родителей усадили рядом с ним. Семён Николаевич, строгий и молчаливый, всё время поправлял, видимо, непривычный длинный галстук какой-то необычайной светло-сиреневой раскраски. Белочка в красивом голубом платье с кружевным воротничком (общий подарок нашей четвёрки старых друзей) смущённо и застенчиво улыбалась. На руках у неё в красном стёганом конверте покоился главный виновник торжества.
Бабушка на сцене сидеть категорически отказалась, и мы устроили её в первом ряду. Клубный зал был сплошь уставлен скамейками и всевозможного вида и назначения мебелью, пригодной для сиденья. На задней стене висела гордость клуба -огромная, во всю стену, картина собственного районного художника Васи Голубцова: броненосец, матросы, чайки. Казалось, морские волны, написанные густой синей краской, вот-вот плеснут со стены в зал. Зал был переполнен. Даже броненосец скрылся за прочно налегающими на стену спинами. Среди весёлых, смеющихся юношеских лиц - несколько пожилых, морщинистых, насторожённых. Кое-кто из стариков тоже заинтересовался нашими крестинами.
Ваня Фильков встал, и сразу наступила тишина. Замолкли даже самые заядлые шутники и острословы. Видимо, во всей этой необычной церемонии коренилось что-то такое, что трогало каждого, хотя большинство сидящих в зале не имели детей.
Ваня громко и торжественно от имени райкома комсомола объявил комсомольские крестины открытыми. Он поздравил молодых родителей - в частности, комсомолку нашей ячейки Екатерину Белозёрову - от своего имени и от имени всех комсомольцев района.
Яша Шапиро сыграл туш на старом, дребезжащем пианино, помнившем ещё годы русско-турецкой войны. Потом слово получил комсомольский крёстный отец, то есть я.
По разработанному мною церемониалу, крёстная мама, Оля Воронцова, взяла у настоящей мамы, у Белочки, героя дня и передала его мне. Герой дня, вынутый из тёплого конверта, закутанный только в байковое одеяльце, мирно посапывая, спал. Всё происходящее вокруг пока мало тревожило его. Он и думать не мог о той выдающейся роли, которую играет сегодня в жизни нашего района. Я с некоторой опаской принял младенца. Мне ещё никогда не приходилось держать на руках таких маленьких ребят.
Неловко обняв его обеими руками, прижимая к груди и ощущая на своём лице нежное детское дыхание, я шагнул к авансцене и начал свою детально продуманную речь.
Я сказал: в нашу семью вступает новый молодой гражданин трёх с половиной килограммов весом, такое событие нужно праздновать без старых церковных, религиозных предрассудков, а в общем дружеском коллективе. Мальчик будет жить в счастливом мире, без царя и без городовых. И вообще, может быть, он будет знаменитым учёным или великим писателем. И мы тогда вспомним этот знаменательный день, который является символом нового быта…
Я хотел сказать ещё о многом. В пылу вдохновения я шагнул вперёд, качнулся и еле удержался, чтобы не упасть в публику. Меня сразу прошибла испарина. А молодой гражданин проснулся и, не соблюдая регламента, заговорил довольно пронзительным и резким голосом.
Я почувствовал, как повлажнела моя косоворотка. Очевидно, будущий великий писатель совершил не предвиденный церемониалом поступок.
И Белочка, и Оля Воронцова встревоженно рванулись ко мне. А из зала, спотыкаясь о ступеньки, кинулась на сцену бабушка. Я совсем растерялся. Прекрасно подготовленная речь была сорвана. Я стоял красный, взъерошенный, смущённо и глупо улыбался и не знал, как продолжать торжественную церемонию.
Ваня Фильков тоже ничем не мог мне помочь. А зал уже давно взорвался бешеным, неуёмным добрым, сочувственным смехом. Мы тоже не выдержали и засмеялись вместе со всеми.
Впрочем, знаменитого учёного перепеленали, и он быстро успокоился. Мать, правда, отказалась уже доверить его мне или даже Оле Воронцовой. И вообще младенца надлежало кормить (это обстоятельство тоже не предусмотрели в сценарии), а следовательно, надо было закруглять торжество.
В заключение выступил маленький октябрёнок нашего пионерского отряда - Мика Фильков. Он сказал, что октябрята пятьдесят пятого краснопресненского отряда берут шефство над новым маленьким человечком. Мика отцепил свою октябрятскую звёздочку и прикрепил её к одеялу младенца. И ещё он сказал, что родители должны будут докладывать на звене октябрят, как растёт малыш и что ему нужно. А так как папа и мама мальчика очень заняты, то эта нагрузка возлагается на бабушку.
Это Мика придумал уже сам, никаких таких поручений отряд ему не давал.
Младенец никак не реагировал на столь значительным поворот своей судьбы. Но бабушка растрогалась.
Она влажными глазами смотрела то на нас, то на Мику, то на своего внука и всё время вздыхала, поднося ко рту маленький кружевной платочек.
А Ваня Фильков высоко поднял брата, посадил на широкие свои плечи и запел:
В зале подхватили припев любимой песни.
Яша Шапиро нещадно истязал пианино. Пели все, пел даже я, немилосердно фальшивя.
И несознательная бабушка шевелила тонкими, высохшими губами.
Только будущий знаменитый учёный крепко спал на руках своей мамы, точно в собственной спальне. Крепко спал и сладко во сне улыбался.
Песня не тревожила его. Он начинал привыкать к общественной жизни.
ДОКЛАДЧИК
1
В плане «культурной революции», составленном мною и утверждённом секретарём райкома комсомола, большое место занимала борьба с мещанскими предрассудками.
Я взялся сделать основной доклад в районном клубе: «О культуре и мещанстве». Эта сложная тема очень привлекала меня. Всего несколько лет прошло с того дня, когда я делал доклад о культуре в «красном зале» Дресленского ревкома. А сколько воды утекло! И какой воды! Я вспомнил трагические события тех дней. Смерть Василия Андреевича Филькова… Сжалось сердце… Потом всплыли в памяти стихи, написанные в челноке, на границе, комиссар Особого отдела, золотые кувшинки… И я невольно улыбнулся. Каким я был тогда молодым и неопытным! Правда, и теперь, поручая мне доклад, Ваня Фильков, смеясь, погрозил пальцем и предупредил: «Только, теоретик, смотри без фокусов… без путешествий на Луну…» Об этой несчастной луне, кажется, он будет напоминать мне до самой смерти.
Однако в предстоящем докладе можно развернуться вовсю и показать свою «образованность».
Всегда при подготовке к докладам я доставал десятки разнообразных книг, отчёркивал цитаты, отделял закладками, делал выписки. Случалось, во время доклада закладки выпадали, и я долго, безнадёжно искал нужные места.
Как-то в одном выступлении на активе я хотел процитировать басню «Квартет» и, переписав текст, положил его в тетрадку с тезисами. Товарищи давно уже подтрунивали над моим пристрастием к литературным цитатам: «Ничего не поделаешь… Поэт…»
«Всем, товарищи, известны слова знаменитого баснописца Ивана Андреевича Крылова… - начал я, искоса взглянул в тетрадку с тезисами и убедился, что текст куда-то исчез. Покашливая, я уже не так бодро повторил: - Всем, товарищи, известны слова Крылова из басни «Квартет»…