Хотя мне хотелось биться головой. Чтобы вдребезги разбить ее. Чтобы она больше так не болела, хотя мне казалось, что болит каждая клеточка моего тела, а в груди нестерпимо жгло, как будто я проглотила шаровую молнию.

В квартире я в одиночестве находиться не могла, иначе сделаю еще чего неладное. Решила поехать к маме и Ане. Тем более я им обещала приехать. Высушив волосы, я собралась за рекордные 15 минут. Отключив все приборы, вышла из квартиры бросив последний взгляд, возможно я сюда больше не вернусь. Кинув дорожную сумку рядом с собой, сорвалась с места. Но прежде чем ехать в деревню, заехала в офис и оставила у охраны конверт для Евгения Александровича — туда я положила заявление на увольнение. Здесь я точно больше не появлюсь. Грустно. Но проект я закончила в пятницу и отправила Лене, в понедельник у шефа на столе будет готовый последний проект и мое заявление на увольнение. Думаю, он обрадуется, что не нужно просить меня уволиться. Я все решила сама.

В деревне я была уже через час. Мои родные девчонки очень обрадовались, увидев меня. Мы проболтали весь вечер, про свою болезнь я решила рассказать завтра, чтобы не портить такой приятный настрой. Так как как только я сообщу им о моем диагнозе — по прежнему уже не будет. Они больше не будут смотреть на меня как на здорового полноценного человека.

Вечером сидя в моей комнате, мы с Анькой секретничали. Она рассказала, что продолжает встречаться со своим Андреем, и что у них все хорошо. Я была очень рада за нее. Но я настолько вымоталась, что уже не могла сидеть, и Аня видя это оставила меня одну.

Я лежала, и слезы опять навернулись на глаза. Ведь хочу спать, а не могу. Мысли возвращались к Жене. Все правильно. Пусть лучше ненавидит меня, чем жалеет. Странно, ведь так же я говорила и про Влада. Интересно как он? Чтобы он сделал, если узнал о моей болезни? Жалел, небось, как и все.

Уснуть мне удалось и даже проспать до полудня следующего дня. Но зато встала я отдохнувшая, на улице накрапывал дождик, синоптики опять обманули, обещая солнечные выходные. Ну, никому нельзя доверять!

Я пошла на кухню, где приятно пахло блинами. Налив себе чаю положив на тарелку пару блинов и выглянула в окно — мама что-то делала в огороде, Сонька копалась в песке. Как приятно оказаться дома. Все так привычно, все такое родное и понятное.

Весь день мы проиграли с Сонькой и Аней, потом приготовили ужин, потеснив с кухни маму — все как раньше. Я даже на немного обманулась, думая, что все что было за последний год просто мне приснилось. Если бы ни кровоточащая душа, я наверное смогла бы себе это внушить. Но боль не давала мне уплыть в мир грез, напоминая о себе как старуха с косой.

Вечером, когда Соньку уложили спать, и мы втроем разместились в зале под монотонное щебетание телевизора, я решилась все рассказать. Сходив за папкой с документами, я села напротив.

— Мне нужно вам кое-что рассказать, — начала я.

— Я так и знала, что что-то случилось, — за переживала мама.

— Мам, это уже давно случилось. Просто я сейчас решила рассказать, так как открылись новые обстоятельства. Вы меня только не перебивайте. — Я немного помолчала и потом все им выложила как на духу.

Сначала на их лицах отобразилось непонимание, потом осознании и в конце концов испуг. Мама тут же заплакала, Аня прикрыла ладонью рот, как будто сдерживая крик.

— Мам, только не плач. А то я сейчас тоже разревусь, — я подошла к маме и обняла ее, но она зарыдала еще пуще. Сзади ко мне подошла Аня и мы все трое обнялись и устроили в зале целое море из соленых слез.

Наплакавшись, мы расселись, и я уже детально пересказала то что мне говорил врач, меня он не убедил, но может хотя бы убедятся мои родные. То, что я решила не продолжать лечение я им не сказала. Раскрыв папку я по каждому документу рассказала, что делать. Мама, увидев завещание опять расплакалась.

— Мам, ну так нужно, ведь неизвестно как все может пройти. Аня, — я повернулась к сестре, — тут на карточках деньги. Ими можешь пользоваться уже завтра. Единственное что, я себе еще оставила дубликат этой карты, если вдруг мне понадобится что-то оплатить. Если что-то пойдет не так, и появятся какие-то вопросы, можете обращаться к нотариусу. Вот визитка.

Я все сложила обратно в папку и передала Ане:

— Мои дорогие и не плачьте, пожалуйста, так получилось. Такая у меня глупая судьба.

Мы еще побеседовали, вспомнили смешные моменты. Как я и предполагала, родные стали относится ко мне как к яйцу, надеюсь не очень сильно испорченному.

У меня оставалось еще одно дело — Дашка. С ней мы теперь увидится не сможем. И она наверняка подумает, что я ее тоже бросила. В результате, я решила написать ей письма. На каждый день рождения до 18 включительно. И последнее письмо на ее свадьбу.

Я несколько раз переписывала их, то слова не те, то бумага промокала из-за капающих на нее слез. Я как представила, что моя девочка будет взрослеть без меня — я не увижу, как она пойдет в школу, как принесёт первую двойку, как подерется с мальчиком, как первый раз влюбиться, как закончит школу и поступит в университет, как превратиться из девчонки в настоящую красавицу и как выйдет замуж. Мое сердце просто разрывалось от тоски и боли. В дополнении ко всему, я ей сделала много небольших записочек с высказываниями мудрецов, моими пожеланиями и смешными анекдотами — так как девчонке предстояло взросление без женского внимания, а от папы вряд ли она дождется правильного совета. Все эти записки я сложила в круглую вазу и вместе с письмами сложила в посылку.

Одно письмо предназначалось для Жени. Так как я не хотела, чтобы я и после смерти влияла на Дашку. В письме я ему дала полное право распоряжаться моими письмами и вазой с записками на свое усмотрение. Если он посчитает что для его дочери это не нужно, хорошо, пусть тому и быть. Посылку я отправила на имя Евгения в его офис, по моим расчетам через четыре дня он ее получит.

Мое самочувствие начало ухудшатся практически сразу — все чаще мучали головные боли, не было сил даже сидеть, от постоянно повышенной температуры бил изматывающий озноб. Хотя может мне было плохо от того что Евгений мне ни разу ни позвонил, не написал малюсенькой смсочки, даже после того как получил мое заявление.

Следующие несколько дней Аня с мамой наперебой пытались угодить мне, и это меня начало изрядно подбешивать. В результате, сказав, что мне нужно уехать в больницу я вырвалась из этой опекунской тюрьмы.

Сев в машину я задумалась — а куда мне вообще ехать? Решила, что поеду прямо. И как-то на автомате доехала до своего места. На небе собирались тучи, да и в душе у меня было пасмурно. Выйдя из машины, я взяла с собой только телефон.

Спустившись к самому обрыву, села на плиту и свесила ноги, кутаясь в куртку. Вот бы сейчас спрыгнуть и не будет больше этой боли ни душевной, ни физической. Я посмотрела вниз — река бурлила. А вдруг не разобьюсь и буду мучительно умирать истекая кровью, пока меня не найдет какое-то дикое животное и не обглодает мне лицо. Бр-р-р.

Начал подкрапывать дождь, я люблю дождь, но не сегодня. Мне ужасно захотелось услышать голос Жени и набрав его номер я с радостью услышала, что включился автоответчик. Набрав еще несколько раз я как, наркоман впитывала его голос «К сожалению сейчас я не могу ответить, перезвоню позже. Оставьте свое сообщение» п-и-и-п.

Сообщение? А это идея! Наговорив ему на автоответчик, мне стало легче. Как после исповеди. Я легла на каменную плиту, распластав руки в сторону. На мое лицо начали падать холодные иглы дождя, смешиваясь с горячими слезами. Я прищурившись смотрела в серое небо, пока глаза не начала застилать пелена. Стало жарко, как будто тело в огне. Я прикрыла глаза, может так и умру, и не нужно ничего для этого делать. На душе стало пусто. Все дела выполнены. Больше меня ничего не держит.

ГЛАВА 22

— Женя, где Дина? — я поморщился, терпеть не могу, когда врываются ко мне без стука. И терпеть не могу имя «Дина».