— Ну-с, дорогой мой, что вы скажете о бреде муллы Башира? В Америке вы таких типов, конечно, не встречали?

Казыми ответил не сразу.

— Там свои нравы и свои пороки… — произнес он уклончиво и спрятал свое лицо в букет.

Было уже поздно, когда Фахрулла и Казыми возвратились в клинику. Мирза Давуд обходил палату. Вместе с ним были его коллеги из иностранных посольств: миссис Мелби — из американского, доктор Вильямс — из британского, доктор Скрипкин из Советского Союза и Фархад Сами — из турецкого.

Доктор мирза Давуд считал общение врачей полезным делом и частенько приглашал к себе иностранных коллег.

— Врачи должны делиться опытом, — говорил он своим воспитанникам. — Замкнутость, отчуждение от собратьев приносит только вред медицине!

Фахрулла и Казыми застали главного врача в палате, возле Амаль. Профессор Шнейдер давал объяснения.

Доктор Мелби любовалась дочерью садовника.

— И какая это добрая душа позаботилась о ней? — прервала она Шнейдера.

— А это наш уважаемый профессор! — ответил с улыбкой Шнейдер, глядя на мирзу Давуда.

— Браво, мистер Давуд-хан! — воскликнула Мелби и протянула ему руку. — Я восхищена вашей гуманностью!

— Как же иначе, миссис Мелби, — смутился мирза Давуд.

— Владельцы клиники в США на такой операции заработали бы колоссальную сумму. Я видела прейскурант треста, доставляющего роговицу… тысячи долларов!..

— В распоряжении этих трестов, очевидно, много баз?

— Что вы, доктор Скрипкин! Какие там базы? — удивилась Мелби. — Разве в Америке мало нуждающихся, готовых продать свой собственный здоровый глаз?!

— Есть деньги — любуйся миром. Голоден — продавай здоровый глаз богатому слепцу!

Миссис Мелби пожала плечами и обратилась к Шнейдеру:

— Завидую вам, мистер Шнейдер! Я бы с удовольствием взялась за скальпель!

— А я ненавижу филантропию, — шепнул Шнейдер, глядя на обожаемую женщину.

— Вы уже осмотрели больную, мистер Шнейдер? — полюбопытствовал доктор Вильямс. — Мне кажется, это трудный случай.

— Вы, пожалуй, правы. Исследование окончательно покажет… — ответил Шнейдер, выходя вместе с гостями из палаты.

— А теперь, профессор Фахрулла, мы пойдем к вам, — сказал мирза Давуд.

— Я к вашим услугам, саиб!

— Я вам еще нужен? — спросил Шнейдер.

— Спасибо, вы свободны, — ответил мирза Давуд.

— Профессор, — подхватил его под локоть доктор Казыми, — я только что из Лагмана. Завтра утром ждите меня у себя для важного разговора.

Шнейдер кивнул головой.

ОТСТУПИТ ТЬМА И ОТ ТВОЕЙ СУДЬБЫ

В кабинете висела напряженная тишина. Трое собеседников молча глядели друг на друга.

— Очевидно, вас беспокоит гонорар? — нарушил, наконец, молчание мирза Давуд.

Шнейдер смутился, помедлил с ответом. Потом, отрицательно покачав головой, перевел взгляд на сидевшего против него Фахруллу.

— Ну, а что же в таком случае вас удерживает?

— Трудности операции. Шансов на благоприятный исход очень мало…

— Вас трудно узнать, профессор Шнейдер!

— Господин Фахрулла, терапевтам легче считать хирурга богом…

Фахрулла промолчал.

Мирза Давуд взял со стола снимок и начал рассматривать. Торопливо поднявшись с кресла, к нему подошел Шнейдер.

— Виноват, — сказал он и кончиком карандаша показал на темное пятно. — Видите эту тень? Попробуйте-ка троньте! Сейчас глаза больной имеют вид красиво отливающего стекла, любому жениху приятно посмотреть. Это неестественное сияние делает ее даже пикантной. Рука хирурга может разрушить эту красоту…

Мирза Давуд молчал.

— Хочу сказать — верней, предупредить вас — еще и вот о чем… — продолжал наступать Шнейдер. — Глаза, как вы знаете, форпост головного мозга. А что, если хирургическое вмешательство повредит его? — Он помолчал несколько мгновений. — Я понимаю вас, профессор. Вам, человеку гуманному, хочется оказать помощь этой девушке. Но при таких обстоятельствах будет самым человечным вернуть ее в Лагман.

— Вы предлагаете невероятное, доктор Шнейдер! — резко оборвал его Фахрулла.

— Почему? — удивился Шнейдер.

— Вы сами прекрасно понимаете, — ответил Фахрулла.

— Гм… Поймите: я не могу рисковать судьбой девушки… и своим именем. Слава клиники во многом зависит от успеха моей работы. Так зачем же идти на риск из-за филантропии?

Мирза Давуд поднялся с кресла. Профессор Фахрулла насторожился.

— Возможно, вы и правы! — произнес, наконец, мирза Давуд.

— Для Амаль это, конечно, трагедия, — развел руками Шнейдер.

— Пока что да!

«Почему пока что? — беспокойно застучало в голове Шнейдера. — По-моему, она уже сыграна до последнего акта. Дочь садовника должна уехать обратно!»

— Я готов сбрить бороду и принять на свою голову позор, лишь бы Саадат-ханум оказалась сейчас в Кабуле! — тихо произнес Фахрулла.

Мирза Давуд поднял на него глаза. Потом снял трубку, позвонил в посольство Советского Союза и попросил доктора Скрипкина.

Разговор с доктором Скрипкиным был коротким.

— Слушаю, профессор! Чем могу быть полезен?

— Извините, что я потревожил вас. Мне хотелось знать, собирается ли Саадат-ханум заглянуть в Кабул?

— А что, соскучились?.. — шутливо заметил Скрипкин. — Ничего определенного сказать не могу. Месяц тому назад она писала мне о своей занятости в Индии и с тех пор молчит.

— Жаль… — вздохнул мирза Давуд. — Мне она очень нужна.

— Я так и понял.

— Ну что ж, извините за беспокойство.

— Будьте здоровы! — ответил доктор Скрипкин и положил трубку.

Раздался стук в дверь.

— Войдите! — сказал мирза Давуд.

Однако дверь по-прежнему оставалась закрытой. Очевидно, человек не решался войти. Тогда Фахрулла подошел и открыл ее. Перед ним стоял возбужденный и чем-то глубоко расстроенный Надир.

— Надир? — удивился Фахрулла. — Что случилось, сынок?

— Я хочу поговорить с Давуд-саибом.

— Хорошо, входи.

Надир вошел в кабинет и, завидев Шнейдера, задрожал.

— Доктор-саиб, — заговорил он заплетающимся языком, обращаясь к мирзе Давуду. — Я не хочу, чтобы этот чужеземец, — он кивком головы показал на Шнейдера, — оперировал Амаль… Он злой, нехороший человек. Очень прошу вас, не допускайте его до Амаль… Он — Гитлер…

Не сводя брезгливого взгляда с юного кочевника, Шнейдер настороженно слушал. Хотя он и плохо знал язык фарси, но понял, о чем говорил Надир. «Можно себе представить, как со мной поступит этот дикарь, если исход операции окажется неудачным!» — подумал он и с раздражением закурил. Наступила пауза.

— Тебя не обижают на кухне? — спросил мирза Давуд.

— Нет, саиб. Я работаю, как велит совесть, и меня кормят досыта.

— Иди спокойно к своей работе. Амаль мы не дадим в обиду.

— Да, я знаю… Но… — юноша запнулся.

— Все твои тревоги пока напрасны, сынок, вмешался Фахрулла. — Мы еще точно не знаем, можно ли ей делать операцию. Возможно, ей придется вернуться в Лагман слепой.

— Обратно? В Лагман? Но ведь Давуд-саиб обещал… — заволновался еще больше Надир.

— Терпение, мальчик мой! Такие дела быстро не делаются… — Глаза мирзы Давуда вдруг повлажнели.

— Не огорчайся, Надир, смотри-ка, к нам голуби прилетели… — сказал Фахрулла, указывая на окно, на которое сели два сизых голубя. — Это хорошая примета… Будет и у нас равшанаи[35], отступит тьма и в твоей судьбе…

— Простите меня. — Прижав руку к сердцу, Надир вышел.

Мирза Давуд, задумчиво подняв брови, смотрел на Шнейдера.

— Ну что же, придется перевести больную в терапевтическое отделение, — и, повернувшись к доктору Фахрулле, добавил: — Прошу вас, профессор, подкрепите ее здоровье. А там обдумаем, как поступить дальше. Вас же, профессор Шнейдер, попрошу свой отказ пока не разглашать.

В знак согласия Шнейдер поклонился и вышел. Он спустился в вестибюль и взглянул на свои золотые часы.