Из бравого командарма будто вынули внутренний стержень. Казалось, ещё немного и он окончательно сползёт на снег, не удержи его молодогвардейцы.

— Одного тебя маловато, чтобы вся Молодая гвардия на сторону царя переметнулась, — заметил Гневомир.

Вот он как раз держался молодцом — казалось, ничто в нашем мире не может сломить его. Ни долгое заключение в ледяном подвале, ни крах всех планов, ни предательство лучших частей Народной армии.

— А вот за это надо благодарить союзников царя в вашем же Народном государстве, — рассмеялся Хлад. — Их оказалось намного больше, чем вы себе представляете. Это какой-то заговор или тайное общество, будто спрут опутавшее всю систему. Уверен, в комитетах и в самом Конвенте полно их представителей. Все части Молодой гвардии, что отправились со мной в город, уже переодевают в нормальную форму. Я же прибыл за оставшимися. Не пройдёт и месяца, как мы войдём в столицу, да не просто, а с песней! И гарнизон не сделает ни единого выстрела в нашу сторону. Кончилась ваша власть, и время ваше подходит к концу!

— Ах ты, сволочь! — рванулся из рук молодогвардейцев Будиволна.

К нему разом вернулись силы. Будто не просидел он с нами ночь в ледяном подвале. Он легко скинул с себя молодогвардейцев — и обрушился на Хлада. Но натиск его генерал Хлад встретил хладнокровно и расчётливо. Не двинувшись с места, он врезал Будиволне под дых, заставляя бравого командарма согнуться. Второй удар — в челюсть — повалил Будиволну на снег.

— Ни стрелять не умеешь, — презрительно усмехнулся Хлад, — ни драться. Разве что шашкой махать горазд, да и то на коне. А без шашки и коня, гляжу, ты ничего из себя не представляешь.

Молодогвардейцы подняли Будиволну. Тот уже не рвался из их рук — остатки сил окончательно покинули его. Он мешком повис на них.

— Ты нас вытащил из подвала для того, чтобы перед Будиволной покрасоваться, верно? — обратился к Хладу Гневомир. — Ты унизил его, отомстил за Гражданскую и за свой позор, а что будешь делать теперь?

— К стенке поставлю, — честно ответил Хлад. — Оставлять вас тут — слишком опасно. Да и наши союзники, из числа герметистов, или как они там себя называют, настаивают на вашем уничтожении. Особенно упирают на тебя. — Хлад кивнул в мою сторону. — Чем ты так насолил им, что надобно тебя обязательно сжечь, а просто прикончить — не достаточно.

— Спроси у того, кто за твоей спиной стоит, — бросил я, указывая на Духовлада. Командир чоновцев держался среди молодогвардейцев, однако чёрный кожаный плащ его слишком сильно выделялся на фоне их шинелей. — Ведь он ещё тогда, на поляне, хотел сжечь меня. Вот пускай и ответит.

— Он уже кое-что рассказал о тебе, — усмехнулся Хлад. — Хочу проверить его слова.

Он выхватил револьвер — и я понял, что сейчас последует. Подготовиться, конечно, к такому невозможно, но я попытался сделать это. Хлад расстрелял в меня весь барабан, всаживая в грудь патрон за патроном. Молодогвардейцы отпустили меня, и я повалился к их ногам. Я ничего не чувствовал, только щекотали кожу вялые струйки крови, вытекающие из моего тела.

— Он жив, — авторитетно заявил Хлад. — Пяти пуль недостаточно, чтобы прикончить такого как он. Верно, Духовлад?

Я не мог видеть его. Сейчас я был вынужден глядеть вверх — в затянутое тучами небо, как не коси глаза, ничего кроме него не увидишь. Хорошо ещё не ничком повалился, а то пришлось бы вовсе в землю глядеть и «есть» её. Я сознательно не шевелился, что давалось мне просто. Я даже не дышал.

— Похоже, ты ошибся насчёт него, — снова раздался голос Хлада. — Кто-нибудь проверьте — дышит он там вообще?

Надо мной склонился молодогвардеец, поднёс к моим губам клинок сабли, подержал пару секунд, чтобы удостовериться.

— Не дышит, — выпрямившись, сказал он.

— Ему и не надо, — услышал я голос своего злого гения Духовлада. — Он труп, которому вернули подобие жизни в комплексе на Катанге.

— Что-то с каждым твоим объяснением дело становится всё сложнее и сложнее, — заявил Хлад.

По тону его стало ясно — он вовсе не доверяет Духовладу, да и тем, кого назвал герметистами, тоже.

Я услышал, как снег скрипит под сапогами. Вот уже в поле зрения появилась знакомая фигура в серой шинели с красными отворотами. В руке его мелькнул воронёный ствол револьвера. Он нацелил его мне прямо в лоб. Не знаю, смог бы я пережить несколько пуль в голову, однако ставить на себе подобные эксперименты я не стал.

Пальцы мои сомкнулись на длинной поле шинели. Я дёрнул изо всех сил вниз. Генерал Хлад покачнулся, более сбитый с толку, нежели в результате моих усилий. Он нажал на курок, но только раз, — пуля вошла в снег в двух вершках от моей головы. Я не стал подскакивать, подставляясь, вместо этого покрепче ухватил Хлада уже обеими руками за шинель, и дёрнул снова. Он повалился на меня, прикрывая от других врагов. Я отпустил полы его шинели и попытался вырвать из пальцев генерала револьвер, но не тут то было. Хлад оказался силён. Да и он не сидел почти двое суток в ледяном подвале — холод его ещё не до конца отпустил меня.

Всё же мне удалось победить в этом коротком единоборстве. Я буквально вдавил ствол револьвера в живот Хлада — и нажал на курок. Дважды. После второго выстрела генерал содрогнувшись в страшной конвульсии, откатился от меня. Теперь уже он лежал лицом вверх, загребая пальцами стремительно краснеющий от его крови снег. Я вскочил на ноги, хотя в револьвере, отнятом у Хлада, оставалось всего три патрона. Однако не валяться же и дальше, изображая мертвеца.

Молодогвардейцы уже надвинулись на нас, как вдруг откуда-то раздался молодецкий свист. И почти следом лагерь заполнили конные фигуры. Несколько десятков кавалеристов ворвались в него. Они обрушились на не готовых принять бой молодогвардейцев. Те были без винтовок, лишь у некоторых имелись шашки или револьверы. Они стойко приняли бой, несмотря ни на что. Но не прошло и нескольких минут, как все молодогвардейцы лежали на покрасневшем снегу. Почти у всех оказались раскроены головы — шлемы-богатырки не спасали от тяжёлых клинков шашек.

Бой закончился так быстро, что мы, стоявшие только что в окружении врагов, не сразу поняли, что теперь нас окружают друзья. И командует ими не кто иной, как Бессараб.

Осторожный стук в дверь каюты мгновенно поднял Сигиру на ноги. Можно сказать, что в дверь даже поскреблись, таким тихим был этот звук. Однако тренированное ухо следователя мгновенно выделило его из остального привычного шума, неумолкающего на небесном крейсере. Не прошло и минуты, как полностью одетая Сигира стояла на пороге каюты. В поясной кобуре — пистолет, в левой руке свёрнутый в кольцо кнут. Она всегда была готова к нападению — ведь за дверью может ждать враг. И не важно, что находится следователь вроде бы на корабле, чей экипаж полностью подчинён воле её непосредственного командира. Ведь в командире-то — маркизе Боргеульфе — она сомневалась, и сомневалась очень сильно.

Увидев в коридоре жалко жмущегося к переборке профессора Боденя, Сигира сразу поняла — всё пропало. Она и сама хотела навестить медицинское светило, но сделать это попозже ночью, когда большая часть матросов и офицеров небесного крейсера будет спать. И к тому же тщательно проверив, не следят ли за ней. Уж что-что, а рубить хвосты Сигира умела отлично. Это едва ли не первое, чему учат всех кадеток, претендующих на место следователя дивизии «Кровь». Но профессор-то и близко не обладал подобными навыками, а значит, выследить его мог, наверное, любой матрос. Тем более что в коридорах крейсера было ещё достаточно людно, как раз менялись вахты.

— Профессор? — изобразила искреннее недоумение Сигира. — Зачем вы явились ко мне, да ещё и среди ночи? Желаете скомпрометировать даму? — Она сделала нарочито игривый жест.

Лицо Боденя тут же побурело, став похожим на свеклу, он опустил глаза. Голос его, когда он заговорил, был каким-то совсем жалким и едва слышным.

— Мне надо срочно поговорить с вами — это насчёт маркиза. Вы позволите войти к вам в каюту?