Комвзвода был явно ошарашен таким напором, да и корочка говорила, что перед ним сотрудник стражи такого ранга, что вполне может среди ночи поднять и командарма. А утром, вполне возможно, поставить его к стенке. Так что, по большому счёту, выбора у него не было, он мог только подчиниться этому странному человеку, свалившемуся буквально всем на головы.

— Идёмте со мной, — кивнул комвзвода. — А вашего летуна проводят…

— Он тоже идёт с нами, — отрезал Гневомир, — и это не обсуждается.

Комвзвода только плечами пожал. Ему, в общем-то, было всё равно, один ли отправится нежданный гость к командармам или же вместе со своим летуном.

Оба командира делили единственную в округе жилую избу. Центром лагеря набирающей силу армии стал пожжённый не то гетманцами, не то гайдамаками, не то народниками — теперь уже и не разберёшь кем — хутор. Он и до того был невелик, а сейчас от него осталась всего одна изба да остатки не то конюшни, не то коровника — не поймёшь. Вот в избу, более-менее приведённую в порядок, и заселились оба командарма. Они честно разделили невеликие её помещения поровну, поставив пару кроватей да сундуки с личными вещами. Вещей тех у обоих было не так чтобы сильно много — и Будиволна, и Бессараб были из тех, кто не привык таскать за собой, подобно царским генералам целые сонмища прислуги и возы разнообразных, и весьма «нужных» в походе вещей. Гражданская война приучила все к мобильности, когда частенько приходилось бросать всё и идти в атаку, отбивая неожиданно прорвавшегося противника или, к примеру, спешно отступая перед сильно превосходящими силами, которые опять же неожиданно прорвали фронт.

Вот в эту-то избу и привели Гневомира с Готлиндом. Командармы были полностью одеты, хотя лица их выглядели какими-то помятыми, ясное дело, обоих подняли с кроватей. Только фронтовая привычка спать вовсе не в исподнем выработалась и у Будиволны, и у Бессараба. Поверх слегка помятых рубашек оба накинули мундиры — Бессараб даже застегнулся на все пуговицы. Будиволна же предпочёл остаться так — внешний вид его никогда особо не беспокоил, по крайней мере, пока он находился на фронте.

— Ну и по какой такой надобности к нам стража заявилась? — поинтересовался Будиволна, когда комвзвода доложил о неожиданных визитёрах. Сам молодой командир предпочёл тут же покинуть избу, дабы не навлечь на себя лишнего гнева.

— В вашей армии готовится предательство невиданных масштабов, — сходу заявил Гневомир. Он отлично понимал — информация, которую он сейчас сообщает настолько невероятно, что поверить в неё практически невозможно. И потому выдавать её надо не дозировано, а разом — и в лоб, чтобы собеседник не мог анализировать факты, и вынужден был принимать на веру всё сказанное. — Во главе его, скорее всего, стоит ваш начальник штаба или человек, занимающий столь же высокую должность.

— Хлад, сволочуга! — тут же воскликнул, перебив Гневомира, Будиволна. — Кто же ещё, как ни этот царёв выкормыш?

— И какую должность занимает в армии бывший царский генерал Хлад? — тут же поинтересовался Гневомир.

— Да вот аккурат, как ты сказал, товарищ, начальник штаба он у нас, контра. Ну ничего, мы его теперь на чистую воду выведем — и поставим к стенке!

— Надо отправить за ним бойцов, — куда спокойнее произнёс Бессараб. — Вся эта история может быть вражеской провокацией.

— Да ну, брось ты, товарищ Бессараб, — отмахнулся Будиволна. — Это ж сразу видно, товарищ из стражи, с документами по всей форме.

— Но и Хлада надо сюда пригласить, — гнул свою линию Бессараб, сразу становилось ясно, его вовсе не устраивала роль второго медведя в берлоге, ему давно уже было тесно. — Нельзя сходу обвинять людей в измене, даже Хлада. Ведь его проверяли — и проверяли крепко. И когда он пошёл на переговоры с нашими людьми в эмиграции, и когда назначали преподавателем в Академии, да и теперь, когда на фронт отправляли. А тут является незнамо кто, и кричит о предательстве.

Тут и пыл Будиволны несколько приутих. Он понял, что возможно и лишку хватил, решив сходу поставить Хлада к стенке, и объявив его врагом и контрой. Он сам подошёл к окну и кликнул часового, охранявшего ночью избу. Велел ему как можно скорее привести сюда Хлада.

— Если наша информация верна, — заявил Гневомир, — то Хлада в его палатке не будет. Как раз сейчас он сговаривается с врагами предать народное дело.

— Если всё так, — кивнул Бессараб, — то от него быстро мокрого места не останется. В расход пустить — это несложно, но сейчас не Гражданская, когда мы людей шлёпали почём зря. Это дело и тогда не было оправдано, а уж теперь — и подавно.

— Подождём, — поддержал его успокоившийся уже Будиволна. — А вы пока садитесь, товарищи, садитесь. Ждать нам, конечно, недолго, но всё-таки неудобно как-то — мы сидим, а вы перед нами навытяжку.

Стульев в избе хватало, а потому Гневомир и Готлинд тут же последовали совету, хотя после длительного перелёта сидеть ни одного особо не тянуло. Тело и так сильно затекло после пребывания в тесной кабине аэроплана.

Ждать, правда, пришлось недолго. Хлад явился в окружении нескольких бойцов в новеньких шинелях с красными разговорами. Он по привычке держал руки в карманах, и не вынул их даже в присутствии командармов.

— Ну скажи-ка нам, товарищ Хлад, — снова первым заговорил Будиволна, — что ты скажешь на то, что тебя тут товарищи из стражи в предательстве обвиняют, и в сговоре с врагами народа, засевшими в городе, на который мы со дня на день выступить должны? Уж не потому ты нас задерживал, чтобы дать им там в силу войти, а?

— И вы считаете, что я сейчас из карманов выхвачу по револьверу, и начну в вас палить, чтобы обезглавить армию? — усмехнулся своими тонкими, бескровными губами Хлад. Он нарочито медленно вынул руки из карманов шинели и сложил их на груди. — Славную провокацию против нас учинили предатели. Я ведь бывший царский генерал, уж как тут не поверить в моё предательство, уж кому предавать как ни мне? Ведь нет мне веры, и не будет никогда. А вы знаете, кто тут сидит и размахивает служебным удостоверением?

Будиволна и Бессараб только плечами пожали. Оба старались иметь как можно меньше дел со стражей Пролетарской революции.

— Это — предатель и враг народа Гневомир Милорадов, уже больше двух лет как приговорённый заочно к высшей мере. И у него хватает наглости заявиться в расположение нашей армии, да ещё и обвинить в измене меня.

В избе повисла напряжённая тишина.

Крыть Гневомиру было, откровенно говоря, нечем. Он не знал о вынесенном заочно приговоре, однако понимал, что находится на родине в розыске после нападения на секретный объект на Катанге. Вот только никак не мог подумать, что тут найдётся тот, кто может узнать его в лицо — сумел его в этом убедить Ратимир. А выходит, всё не так гладко, и противник им попался намного умнее, чем они предполагали.

Теперь либо самому выхватывать револьвер, и пытаться прорваться к аэроплану вместе с Готлиндом, либо сдаваться. Оба варианта развития событий не сулили ничего хорошего.

— Меня решили топить по всем правилам, — добавил Хлад. — Подослали человека якобы с той стороны, и тут же отправили к вам, товарищи, ещё пару подставных с новостью о моём предательстве. Вот не найди меня бойцы — завтра же меня в расход пустили бы, и слушать не стали. Верно я говорю, товарищ Будиволна?

Командарму ничего не оставалось кроме как признать правоту начальника штаба.

— И доказательство сейчас сидит в нашей гауптвахте, — завершил свою обличительную речь Хлад.

— Завтра будем со всем разбираться, — поднялся со своего стула Бессараб. Он мельком подозрительно оглядел Хлада, но сказал лишь: — Скоро утро, и бой с Болботуном. Всем надо выспаться перед ним.

— И то верно, — поддержал его Будиволна. — Завтра после боя будем с этими провокаторами разбираться. — Он тоже поднялся на ноги и добавил, усмехнувшись в роскошные усы: — В городе.

— Бойцы, — велел Хлад, сопровождавшим его молодогвардейцам, — обезоружить этих двоих и проводить на гауптвахту.