Сержант Соколов докладывал своему старшине о поиске, но чувствовалось, что ему не терпится самому спросить у Шувалова, откуда во дворе столько много подвод, откуда пришла помощь.

— Мы, выходит, зря искали, товарищ старшина? — спросил он Шувалова, скосив глаза на командиров.

— На войне зря ничего не делается, если с умом, товарищ сержант, — ответил старшина. — Не приведи товарищ старший лейтенант Госбезопасности отряд, очень бы пригодились ваши подводы.

— Как теперь-то с ними? — кивнул сержант на окно. — Там женщины, пацаны, два деда.

— Люди могут вернуться домой, товарищ сержант, — сказал Семушкин. — Нам необходимы только подводы.

Иван Захарович, подумал о том, что теперь, когда транспортных средств достаточно, и даже с избытком, можно будет разбить отряд, как это только что предложил Шувалов. Основную, большую часть раненых можно отправить за дорогу Вязьма — Лиховск. С обозом отправить Светлова. Группу старшины Шувалова, десантников оставить при себе для обеспечения перехода тяжелораненых. На случай появления немцев, на случай преследования организовать ложный маневр. Его обеспечат десантники. Они пойдут замыкающими, сопровождая пустые подводы, постоянно демаскируя себя, прокладывая след в направлении Колотовских торфоразработок и тем самым увлекая немцев в противоположную от Баева болота сторону.

Семушкин поделился мыслями с командирами.

— Есть, — ответил на это Шувалов.

Светлов молчал. Он подумал о том, что его только что высказанные сомнения в нецелесообразности задержки выглядят так, будто он пекся о своей жизни. Несправедливо.

— Почему именно я должен уходить первым? — спросил Светлов.

— Приказы не обсуждаются, — напомнил Семушкин.

Светлов так сжал челюсти, что обозначились желваки на скулах. Семушкин понял его состояние.

— Так надо, капитан, — сказал он. — Не держите в голове дурного. Если проведете обоз через дорогу и немцы вас не заметят, — это будет спасением и для нас.

Светлов попытался настоять на своем, говорил о том, что у него опыт, но в конце концов с мнением Семушкина согласился. Стали разрабатывать предложенный Семушкиным план.

Начальник тылового района сорокасемилетний полковник Вильгельм Хубе просматривал рапорты и донесения. Грузный, лысеющий, он сидел в глубоком кресле, за широким дубовым столом, стараясь сосредоточиться на документах. Хубе нервничал. Разговор по телефону со Смоленском, с особо уполномоченным СД в группе армий «Центр» полковником Гансом Кристаллом вывел Хубе из себя, внес в его душу смятение. Хубе распорядился никого не впускать в кабинет, разложил перед собой карту района, рапорты, донесения комендантов, командиров специальных подразделений. Хубе хотел понять закономерность. По его глубокому убеждению, боевые действия в тыловом районе, которые приходилось вести отрядам безопасности, есть не что иное, как стычки с выходящими из окружения частями Красной Армии. В Берлине его предупреждали, что русские сражаются до конца. Он отмахнулся от предупреждений. Когда разбита армия, считал Хубе, сопротивление отдельных подразделений может носить временный характер. Основная масса разбитых войск сдается в плен. Так было во все времена, во всех войнах. Могут возникать лишь отдельные очаги сопротивления. Отметки на карте, рапорты и донесения говорили о другом. Предупреждения приобретали видимые черты. Войска безопасности несли потери. Подвергались нападению воинские части, следующие на фронт. Были попытки нападения на отдельные гарнизоны. Причем количество стычек, засад постоянно росло. Обращает на себя внимание тот факт, что в боях участвуют не только солдаты, но и гражданские лица. Подобное не укладывалось в сознании. Население принимает ту власть, на стороне которой сила. Так тоже было во все времена, во всех войнах. Хубе помнит, как отнеслись в Берлине к первым сообщениям о появлении партизан в Белоруссии. Директивы предусматривали появление партизанских соединений только на Украине. Но плану «Барбаросса» считалось, что население Белоруссии останется нейтральным. Считалось также, что для подавления сопротивления населения оккупированных районов будет достаточно устрашающих акций со стороны охранных войск. Партизанская война в Белоруссии разгорелась с первых дней оккупации. Похоже, что и здесь, на землях Смоленщины, она может принять угрожающие размеры. Те события, которые виделись за строчками документов, наталкивали Хубе на подобные выводы, в которые он со своей стороны не мог поверить. В глубине души Хубе надеялся, что сопротивление русских в его тыловом районе явление временное. На оккупированной территории остались партийные и советские руководители, штабы разбитых частей. Они и направляют, руководят действиями солдат, преступников из лиц гражданского населения. Именно преступников, ибо выступать с оружием в руках против власти — преступно.

Управление тыловым районом находилось в имении какого-то русского князя. Усадьба старая, но теплая. Перед войной здесь размещался Дом пионеров. Хубе застал шкафы с моделями самолетов, танков, на стенах висели вышитые полотна, детские рисунки. Он приказал очистить помещение, оборудовать так, чтобы ничто не отвлекало от работы. К зданию протянули линии связи. Нижний этаж заняли солдаты охраны. На втором этаже оборудовали кабинет. Здесь же были жилые комнаты начальника тылового района. Из окон открывался вид на старинный живописный парк. Парк раскинулся на берегах небольшой речушки, которая образовывала каскад прудов. Пруды соединены между собой постоянно журчащими стоками, через которые перекинуты арочные мосты. На берегах прудов, в затаенных местах парка светятся легкие с решетчатыми вставками беседки. Дорожки ухоженные, сухие. Деревья огромные, хмурые. Липа, сосна, ели, березы. Между ними заросли кустарника. Начальник охраны просил было разрешения на то, чтобы вырубить парк. В целях безопасности. Хубе разрешил свалить только те деревья, которые подступали к дому.

В должность начальника тылового района Вильгельм Хубе вступил сразу, как только войска ворвались в город. Он с трудом получил это назначение. Желающих было много. Многие стремились попасть на Восток, не опоздать. Хубе буквально выклянчил эту должность. Помогли связи, друзья. Засчиталось то, что к движению он примкнул в самом начале. Полковника Хубе пока еще не смущало то обстоятельство, что осуществление плана «Барбаросса» задерживается. Главное, считал Хубе, снова прорван фронт, русские отступают, передовые части вермахта вышли наконец на ближайшие подступы к столице большевиков. Поход вот-вот закончится. На Красной площади состоится парад победителей. Участников похода на Восток ждут награды, повышения в чинах, новые должности. Назначение Хубе начальником тылового района, сравнимого по территории с европейским государством, открывало возможность стать генералом. Засиделся он в полковниках. Пять лет без движения в звании. За это время многие обошли Хубе. Другие — сравнялись с ним. Тот же Ганс Кристалл. До тридцать шестого года он ходил в подчиненных у Хубе. В тридцать шестом его послали к Франко. Вернулся полковником. Полковник в тридцать лет.

Воспоминания о Кристалле напомнили Хубе о звонке особо уполномоченного группы армий «Центр» из Смоленска. Кристалл говорил по телефону резко и грубо. Он требовал пресечь деятельность сил сопротивления в тыловом районе, намекал, что в противном случае Хубе ждут неприятности. Эти требования и вывели Хубе из себя. Он ли не старался для партии, когда этот выскочка Кристалл под стол пешком ходил. Работал не где-нибудь на периферии — в Берлине. С цепями и кастетами ходили на демонстрантов. Жгли книги на площадях. Громили синагоги. Брали коммунистов, им сочувствующих. Рвали глотки врагам нации, вытягивали из них жилы. Старались, а потом многих из движения оттерли, как оттерли самого Хубе. Поставили в вину якобы добрые отношения с Рэмом, с этим дерьмом. Хубе не знал, что сотворил Рэм и его окружение, но они пошли против фюрера, а значит, и против нации. Таким не место в рядах национал-социалистической партии. Об этом Хубе говорил всюду, но до конца отмыться от налипшей грязи не смог. В итоге каждый выскочка теперь требует с Хубе. Требует и угрожает, вот что обиднее всего.