— Я рад, что твой папа построил «Рузвельт». Иначе мне пришлось бы жить в приюте.
— Но почему? Люди, страдающие депрессией, не должны жить в медицинских условиях, разве нет? — Он дождался, когда я, вновь смутившись, посмотрел на него, и продолжил. — Прости. Я не пытаюсь быть придурком.
— Мне стыдно, что я такой двинутый.
Дэвид фыркнул.
— Каждый день после обеда кто-то должен залезть пальцем в мою жопу, чтобы вытащить оттуда мое дерьмо. Я уверен, что любое твое признание не будет хуже этого.
К своему стыду, я уставился на него, открыв рот. Я думал, что он шутит, но он был серьезен. Святое дерьмо!
Простите за каламбур.
Он поднял бровь.
— Ну так? Ты рассказывал мне, почему вынужден жить здесь или в приюте, но не дома.
— Я часто нервничаю и паникую, и меня легко выбить из равновесия. Мне сложно поддерживать порядок в доме, а иногда даже мысль о том, чтобы приготовить ужин, утомляет меня. Эммет делает это сам. То есть я готовлю вместе с ним, но он решает, что мы будем есть. Он спрашивает меня, чего бы мне хотелось съесть, но в основном я согласен с его выбором. — Я стал топтаться на месте. — Я не могу жить дома. Мои родители думают, что я должен это преодолеть, но я не могу. Из-за них я чувствую себя еще хуже. Мне нравится здесь жить, но я не могу найти работу. Я подготовил все документы для соцзащиты, но все равно должен работать. Не только из-за денег, но еще и потому, что нехорошо просиживать целыми днями перед телевизором, ожидая, пока Эммет вернется домой с учебы. Я даже не могу взять книгу в библиотеке.
— Почему? Что происходит?
Я пожал плечами. Шок от слов про его какашки прошел, и я снова стал смущаться.
— Общественные места наводят на меня панику. Не все, конечно, и не все время, но такая опасность присутствует всегда. Это получается не специально, но с каждым разом все хуже. Доктор Норт говорит, что это нормально, так я ищу безопасность, но я чувствую себя таким неудачником. Все вокруг где-то работают.
— Ну привет. Чтобы сидеть под гребаным деревом, мне нужна нянька. Ты думаешь, я работаю?
— Нет. Но люди от тебя этого не ждут. Они думают, что я нормальный, и не видят, какая в моей голове каша, поэтому раздражаются, когда я веду себя не так, как все. Ты хотя бы сидишь в инвалидном кресле, чтобы заставить их оставить тебя в покое.
— Да уж. — Он задумчиво наклонил голову на бок. — Будь я проклят. Я чувствую себя нормально, но ужасно выгляжу, ты же выглядишь нормальным, но чувствуешь себя ужасно. Чувак, нам надо чаще тусоваться вместе. — Он выпрямил шею, и его глаза расширились. — Подожди! Подожди! Вот оно! Точняк! — Он подкатил каталку ближе ко мне, и его лицо стало взволнованным. — Ты должен работать на меня!
В моей голове сразу всплыли слова про какашки, и я занервничал.
— Что мне делать?
— Всякую фигню. Открывать для меня двери. Укладывать мои волосы так, чтобы я не выглядел идиотом. Кормить меня, но не обращаться со мной, как с ребенком. Тусоваться со мной в тени. И все в таком духе.
Это звучало просто, даже замечательно, но я был уверен, что где-то скрыт подвох.
— Я не медсестра и не сиделка. Я едва закончил школу.
— А я не хочу медсестру, сиделку или кого-то в этом духе. Мне нужен тот, кто мог бы помогать мне добираться до аудитории, если я когда-нибудь решусь вернуться в колледж.
Как же то, что я согласился посидеть с ним несколько минут, превратилось в это?
— Ты хочешь платить мне за то, чтобы я тусовался с тобой?
Дэвид снова неуклюже пожал плечами.
— Не совсем так. Нет. Но проводить время со мной — это работа. — Он ухмыльнулся. — Давай. Скажи, что ты согласен. Мне даже необязательно спрашивать моего отца. Я и так знаю, что он согласится.
Я хотел этого. Удивительно, но это была правда.
— Я все испорчу. Всегда порчу.
— Не испортишь.
— Ты слишком плохо меня знаешь, чтобы так говорить.
— Ты прав. Но, чувак. Я хочу попробовать. Ты не представляешь, как я схожу с ума, сидя в этом кресле. Для большинства людей я лишь слезливая история. Но не для тебя. Меня не волнует то, что ты раскисаешь на каждом шагу, или что ты не знаешь, чего тебе хочется на ужин. Ты относился ко мне как к человеку дольше, чем многие. Я заплатил бы тебе за то, чтобы ты сел и поговорил со мной.
Я почувствовал тепло, надежду и нервозность.
— Я не знаю…
— Я поговорю со своим отцом. Он убедит тебя.
Задние двери «Рузвельта» открылись, и низенькая, полная, улыбающаяся женщина стала спускаться к нам.
— Вот вы где. Дэвид, готов идти обедать?
Мисси разговаривала с ним так, будто он был ребенком. Я думаю, вероятно, так она разговаривала со всеми своими подопечными, не именно с Дэвидом, но понял, как было бы неприятно, если бы все разговаривали с тобой так целыми днями. Я все еще не был уверен, что подхожу для той работы, о которой он говорил, но хотел попробовать.
Дэвид проигнорировал его сиделку и все еще смотрел на меня с ожиданием.
— Я подумаю об этом, — сказал я и он ухмыльнулся.
Дэвид, в конце концов, позвонил своему отцу, и Боб, услышав об этой идее, сразу приехал.
— Мы наймем тебя в качестве неофициального помощника. — Глаза Боба горели таким же воодушевлением, как и у Дэвида. — В качестве хорошего современного спутника. Конечно, ему требуются сиделки для повседневного ухода, но ты мог бы помогать ему с заказом обеда, поездками на автобусе и так далее.
Я проигнорировал его слова.
— Мне тревожно в общественных местах. Я не уверен, как это сработает. Я не буду хорошим помощником, если случится что-то плохое.
Боб махнул рукой на мое возражение.
— О, я уверен, мы разберемся со всем, что работает и не работает. Но уверен, что если бы ты ездил с ним в автобусе, то смог бы позвонить его маме, мне или в скорую, если что-то пойдет не так. Насколько я понимаю, Дэвид хочет, чтобы ты был его руками и ногами. Конечно, мы бы не хотели, чтобы у тебя возникли твои собственные проблемы, но, по-моему, чего хочет Дэвид и чего боишься ты — абсолютно разные вещи. — Глаза Боба сияли. — Это прекрасная идея, Джереми. Я целиком за, если ты на это согласишься.
Дэвид тяжело задышал.
— Я уговорю его.
Я едва дошел до своей квартиры, голова кружилась. Я сказал, что подумаю и вернусь к ним с решением, но хотел согласиться. Хотел получить эту работу. По крайней мере, попробовать.
Я был взбудоражен и взволнован. Идея о том, что, вставая, я буду ходить тусоваться с Дэвидом, как на свою работу, вместо того, чтобы чувствовать себя никчемным и бесполезным — поднимала мое настроение. Когда Эммет вернулся домой, у меня все еще было отличное настроение, и, когда я посмотрел на него — такого красивого, знакомого и улыбающегося мне, все хорошие чувства закружились во мне подобно торнадо, и я безумно его захотел.
Это было то, что я всегда упускал. Целеустремленность, мысль о том, что я не пустое место. Раньше я бы как всегда разрушил свои возможности, но каждый раз, когда я пытался это сделать, видел, что Дэвид смотрит на меня с такой тоской и надеждой, нуждаясь в моей помощи. И если я помогу ему, то перестану чувствовать себя пустым местом.
Я подумал, что смогу сделать это. Смогу ему помочь. Эта мысль заставляла меня думать, что я могу летать.
Взгляд Эммета не встретился с моим, но он улыбнулся.
— Ты счастлив. Это хорошо. Обычно ты грустишь.
— Да, счастлив. — Я был не просто счастлив, я стал оживленно кружиться по комнате.
И возбужденно…
Чувствуя себя храбрым, я подал Эммету знак, означающий «секс».
Он промолчал, все еще держась за лямку рюкзака, а его взгляд переместился почти на меня.
— Прямо сейчас? Я даже не успел перекусить.
Давным-давно мне стало бы неловко от такого комментария, но это было не отказом Эммета, а всего лишь изменением планов в его расписании. Улыбаясь, я снова подал ему этот знак.
И улыбнулся шире, когда он положил рюкзак, взял меня за руку, повел в сторону своей спальни и сказал: