— Хорошо, если так, — побарабанив пальцами по камню, Кейко прищурилась навстречу заре, стремительно разгорающейся над верхушками восточного хребта, громоздящегося на противоположном берегу. — Тогда, даже если нас тут убьют, можно будет утешаться тем, что — за правое дело.

— Почему бы и нет?

— Вот ты иронизируешь, а зря, — заметила Кейко. — Неделю назад на предложение повоевать за каких-то там китайцев или бирманцев я бы тоже покрутила пальцем у виска, а теперь… теперь уже не кручу.

— Я не иронизирую, — спокойно покачала головой Амико. — Если умирать, то хотя бы не зря. Подумай, если бы нас с тобой убили тогда же, в первую ночь, в нашем существовании вообще не осталось бы никакого смысла. Мы росли в обеспеченных семьях в благоустроенной Японии, жили почти беззаботно — то есть, попросту не зная, что такое настоящая нужда; не подозревая, как тяжело живут другие люди — хотя бы эти самые несчастные бирманцы. Мы жили для себя, не принося никому пользы. Если подумать, то имели ли мы право ожидать, что кто-то рискнет своей жизнью, чтобы спасти столь никчемные существа?

— Наверное, нет, — подумав, согласилась Кейко.

— Но это произошло. Теперь нужно вернуть долг. Если мы выживем, то мне хотелось бы жить дальше, принося хоть какую-то пользу. И начинать можно уже сейчас.

Словно для того, чтобы подтвердить ее слова, неотрывно наблюдавшая за нижним по течению поворотом реки русалка привстала и бросила:

— Идут! По местам!

Пара секунд — и на берегу не осталось никого, кроме японок, снова попытавшихся принять расслабленные пляжные позы. Алена, хлопнув по гладкому боку Батончика, стремительно бросилась в воду, и косатка мигом последовала за ней. Иван спрятался между камней чуть ниже по течению — его совершенно не было видно.

Осторожно скосив глаза, девушки пытались рассмотреть приближающийся конвой. До возвышающихся на крутом повороте Салуина скал было недалеко, менее километра, и уверенно двигающиеся против течения на мощных подвесных моторах полужесткие лодки с надувными бортами скоро приблизились настолько, что стали видны их экипажи. В том, что это исламисты, сомнений быть не могло: бородатые загорелые физиономии, черные платки с написанными белой арабской вязью лозунгами Восточного халифата, многочисленное оружие — эти были братья-близнецы тех боевиков, с которыми Амико и Кейко пришлось отчаянно сражаться этой ночью.

На первой лодке, в которой вооруженные до зубов боевики сидели достаточно тесно, рулевая колонка располагалась посередине корпуса, и на раскачивающейся над ней длинной антенне трепетал черный флажок. Вторая лодка следовала за ней метрах в двадцати — она была несколько длиннее, и щиток, за которым сидел рулевой, торчал почти на самом носу. Вместительный корпус выглядел бы пустым, если бы не какой-то закутанный брезентом длинный объект, лежащий по оси лодки и даже немного выступающий назад, между черных кожухов подвесных моторов. Эта лодка сидела в воде глубже и отзывалась на повороты штурвала не так быстро; явно чувствовалась серьезная нагрузка.

Поднимая белые буруны, и легко рассекая прозрачные воды Салуина, лодки приблизились метров на двести, когда боевики заметили «загорающих» на камне девушек. Моторы первой лодки чуть сбавили обороты, бурун немного опал. Все головы повернулись на левый борт; мелькнули несколько автоматов, поспешно подготовленных к бою. Блеснули стекла биноклей. Скучавший на носу, возле турельного пулемета впередсмотрящий торопливо наклонился, проделывая с оружием какие-то манипуляции — судя по всему, взводя и наводя его на цель.

— Ч-что-то… мне с-страшновато… — почти не разжимая губ, пробормотала Кейко. Ощущение почти нагого, защищенного лишь тонким бельем тела, расстреливаемого жадными взглядами, было практически невыносимым.

— В первой лодке шестнадцать, — не поворачивая головы, но прищурившись, хладнокровно сосчитала Амико, на которую, казалось, повисшее в воздухе напряжение ничуть не действовало. — Во второй — пять.

Впрочем, моторы снова заревели сильнее, и немного клюнувшая носом лодка снова решительно поперла против течения, забирая левее и нацелившись носом точно на огромный валун. Боевики рассмотрели неожиданных незнакомок, убедившись, что их всего двое, и они безоружны, и решили разобраться, в чем тут дело — а также, возможно, познакомиться поближе. Вторая лодка, груженая, исправно потянула за авангардом.

Чем ближе подходили катера, тем ярче горели глаза боевиков — все исламисты, сидевшие на низких скамейках или прямо на дне, подались влево, таращась на диковинку. Опустив нацеленные, было, автоматы и пулеметы, они привстали или навалились на борт, отпихивая друг друга и обмениваясь удивленными восклицаниями, быстро переходящими в нетерпеливый похотливый гогот. Никто, включая носового пулеметчика и рулевого, уже не смотрел ни вперед, ни на правый борт — если бы противник устроил в этот момент засаду на другом берегу, он мог бы встать в полный рост, совершенно не опасаясь, что его обнаружат. Задумка полностью оправдала себя.

Едва справляясь с подступающей паникой, Кейко прикрыла ресницы, изображая беззаботную дремоту на ласковом утреннем солнышке, но ее могла бы выдать капелька крови, выступившая на прокушенной губе. Она сама не знала, как получается заставить себя оставаться на месте, а не броситься в спасительную трещину за валуном, где спрятано оружие и одежда. Лежа рядом, Амико буквально чувствовала, как трепещут напряженные до звона мышцы подруги. Сама она, напротив, ощущала лишь ледяное спокойствие. Сознание словно расширилось, впитывая все краски, звуки и запахи, движения: вплоть до речных брызг, заброшенных искрящейся на солнце волной на быстро нагревающийся камень; вплоть до трепета длинных жестких листьев на ближайшем кусте и легчайшего скрипа стальной пружины подавателя в магазине ее гэдээровского «калашника», готовой вытолкнуть очередной патрон в зацепы извлекателя, когда придет время огня.

Акеми немало читала про медитативные практики и даже пыталась следовать некоторым из них, но никогда еще с такой остротой не испытывала погружения в истинную природу жизни. Да, теперь она могла уверенно подтвердить: «Горы действительно являются горами, реки действительно являются реками». Просветление? Самурайский дзен? Как бы ни было, внезапное сатори словно позволило взглянуть на себя со стороны: перед ее глазами с нереальной, звенящей четкостью встала картинка, будто снимаемая беспилотным квадрокоптером с десятиметровой высоты.

Когда первая лодка приблизилась метров на двадцать, рулевой сбросил газ, и до ушей японок донеслись возбужденные голоса — несколько раз прозвучало полузнакомое слово «апсара». Среди заявившихся сюда издалека арабов явно затесались и темнокожие бангладешцы, которые, по чести, считались не слишком-то стойкими мусульманами. Знакомые с индуистскими верованиями неофиты вполне могли озвучить крамольное для правоверных, но объясняющее странное появление и божественное спокойствие прекрасных незнакомок — совершенно непохожих на невзрачных бирманок — предположение о том, что им повстречались местные полубогини, отдыхающие посреди своих владений.

Впрочем, ничего хорошего в этом не было: не секрет, что для настоящего игиловца нет ничего приятнее, чем надругаться над символами чужих, а особенно языческих религий. В их приглушенных голосах теперь отчетливо звучало нетерпеливое желание сцапать зазевавшихся девиц, так удачно (или напротив — неудачно для них самих) пригревшихся и уснувших на солнышке, совершенно забыв об осторожности. Любимое, никогда не надоедающее занятие — охота на беззащитную добычу. Боевики, не так давно попавшие сюда из Пакистана, еще не успели пресытиться грабежом и насилием — и их жадно раздувающиеся ноздри и горящие глаза безошибочно отражали нетерпеливое ожидание: тропическая Юго-Восточная Азия лежала перед ними, полная богатых городов, беспутных курортов, женщин, не привыкших прятаться под хиджабами и паранджами.