— Будь добр, оттяни собаку подальше.

Проводник потянул повод. Служебный пес, тормозя всеми четырьмя лапами, бурно сопротивлялся, не хотел, чтобы его лишали любимой работы. И только у входа на дачный участок Дмитрия Федоровича перестал  артачиться: понял, что его работа закончена... Сменяя пса с проводником, шел к беседке маленький отряд  оперативников. Последним был тяжело опиравшийся на роскошную трость отставной полковник Смирнов.

— Люк. Замаскированный люк, — сказал ему Махов, когда тот подошел. — С чего начнем?

— Осмотримся, — сам себе сказал Смирнов и внимательно осмотрелся. — Схрон, Леня. Вырыт скорее всего от беседки. Так что пол беседки — потолок схрона. По всем правилам оуновцев и «зеленых братьев» должен где-то быть второй выход. Но не думаю, что он есть. Скорее всего, это не настоящий схрон, а простенькая пещерка, вырытая для того, чтобы при случае отсидеться в безопасности. Открывай потихоньку, Леня.

Махов осторожно поднял крышку люка. В сумерках с трудом различали ступени и деревянную дверь. Махов так же осторожно опустил крышку.

Все, не сговариваясь, тихонько удалились на приличное расстояние. Стали двумя кружками: семеро оперативников — в одном, трое начальников (считая за начальника и Смирнова) — в другом.

— Предположения? — вопросил областной подполковник.

— Александр Иванович... — просительно потребовал совета Махов.

— Дай подумать, Леня. Дай подумать, — пробормотал Смирнов, страдальчески морща старческое свое лицо. Подумав, заговорил нормально: — Если Жора еще живой, при планомерном штурме с предварительным предложением сдаться Рузанов успеет его кончить. И кончит обязательно: терять ему нечего. Заставить его растеряться на минуту, отвлечь от Жоры опасностью с нескольких сторон — вот наша задача. Следовательно, одновременная атака через лаз и сверху — через крышу-пол. Товарищ подполковник, не могли бы ваши ребята быстренько, секунд за тридцать, ну, хотя бы за минуту, вскрыть пол беседки?

— Вскрыть-то они вскроют. Но без подходящего инструмента... — засомневался подполковник.

— На этой правительственной игровой площадке наверняка дворник существовал. И где-то здесь его закуток для инструмента должен быть, — мгновенно сообразил Махов и позвал: — Нефедов!

Нефедов, ловкий, с бесом в глазу, тренированный, тотчас подскочил.

— Игорек, быстренько расстарайся и найди здесь на площадке дворницкий склад с инструментами. И сюда все, что там есть: лопаты, ломы, вилы!

— Бу сделано! — дурашливо ответил Нефедов, серьезно уже осмотрелся, прикинул и уверенно направился к танцевальной веранде.

— Теперь дрын какой-нибудь, бревно, доску покрепче, — попросил Смирнов.

— Зачем? — удивился подполковник.

— Деревянная дверь за люком точно в размер лаза. При первой опасности Рузанов начнет палить через дверь. Вам что — своих ребят не жалко?

А Нефедов от танцверанды уже показывал сделанную большим и указательным пальцами букву «О». О’кей, значит.

Подполковник и трое его оперов, наблюдая, ждали, когда другая вооруженная ломами и штыковыми, заграничного производства лопатами четверка, разувшись, в одних носках, поднимется в беседку. Махов и Смирнов были с этой четверкой, но, обутые, ждали пока у лесенки. Трое из ступивших на пол беседки передали инструменты четвертому, на карачках бесшумно изучали половицы, ища в полу слабину. Наконец старший поднялся в рост и дал отмашку.

Подполковник откинул люк, а трое его молодцов сверху, не спускаясь по земляным ступеням, длинной и тяжелой доской от танцверанды ударили по деревянной двери. В быстром темпе: раз, другой, третий. Дверь на этот раз была заперта, и из-за нее грянули, сливаясь в один, два выстрела. Подполковник пустил из своего «макарова» в ответ всю обойму.

А в беседке трещали беззвучно в пистолетном грохоте и отскакивали под лопатками и ломами доски пола.

— Проводку не повредите! — кричал Махов, уже взбежавший в беседку. Первое, что увидел в проломе Смирнов, стоявший рядом с Маховым, был топчан и Сырцов,  привязанный к нему. И только потом, к своему удивлению, он увидел двоих, бешено паливших в дверь: Рузанова и неизвестного верзилу.

Дверь, выбитая из петель, рухнула неожиданно. Скорее всего от непонятного движения воздуха — сквозняка — Рузанов поднял голову и увидел пролом. Он оскалился в припадочной усмешке и с пистолетом развернулся к топчану. Он опередил Махова, успев выстрелить один раз. Во второй не успел: пуля из маховского пистолета вошла ему под левую лопатку. Рузанов целился Сырцову в голову, но попал в плечо. Махов же хотел попасть, в правую руку Рузанова, но тоже промахнулся, так уж получилось в нервной перестрелочной запарке.

Рузанов упал. Верзила тоже посмотрел наверх, понял все, выронил пистолет и поднял руки.

Махов спрыгнул вниз. Смирнов так не мог. Спустившись по ступеням, он подошел к люку.

— Что там? — спросил подполковник.

— Все, — невесело ответил Смирнов. — Главного уложили.

И спустился в схрон. Верзила в наручниках стоял в углу, а Махов, присев с краю на топчан и разрезая ножом сырцовские путы, все спрашивал, спрашивал:

— Как ты,Жора? Как ты, Жора?

— Порядок, порядок, — лихорадочно отвечал Сырцов.

Глядя в изуродованное, увеличившееся лицо Сырцова с подпаленным подбородком, Смирнов потребовал у Махова:

— Дай нож.

Махов, уже завершивший операцию по освобождению сыщика от пут, протянул ему нож. Смирнов с треском взрезал ткань камуфляжа, осторожно приподнял Сырцова и осмотрел рану. Рядом со вчерашней ссадиной от пули Решетова был другой пулевой вход. Смирнов заглянул за сырцовское плечо. Слава Богу, и выход. Нежно возвратил Сырцова на топчан и сказал с облегчением:

— Повезло тебе, Жора.

Сырцов приходил в себя. Попытался улыбнуться, но сильно увеличившиеся в объеме губы и щеки позволили рту лишь скривиться. Ответил, как ему казалось, шутливо и бодро:

— Везет. Второй раз за сутки в одно и то же место.

Вокруг уже стояла вся команда. Махов спохватился —дела не терпели отлагательств — и распорядился, прося подполковника:

— «Санитарку» бы и перевозку.

— Труп к вам или к нам? — рассматривая мертвого Рузанова, спросил подполковник.

— Лучше к нам, — опять же прося, решил Махов.

— Я в больницу не поеду! — забеспокоился Сырцов.

— Не поедешь, не поедешь, — успокоил его Смирнов, ловко перевязывая пробитое плечо рваниной из разрезанного сырцовского исподнего. — Но надо, чтобы твое плечико врач настоящий посмотрел.

— Ну, а теперь в гости к Дмитрию Федоровичу, — предложил Махов.

— А стоит? — засомневался подполковник. — Вроде в обыске надобность отпала...

' — Побеседовать стоит в любом случае, — возразил Махов.

— Стоит, стоит, — слабым голосом подтвердил Сырцов.

— Жора, идти сможешь? — спросил у него Смирнов.

— Я все могу, — бойко объявил Сырцов и скинул ноги с топчана на пол в стремлении сесть. Но тут же его швырнуло в сторону, и он упал пробитым плечом на голые доски. Взвыл непроизвольно.

— Герой, герой, а у героя — геморрой, — ворчливо заметил Смирнов.

Сырцов сделал вторую попытку сесть и сел-таки. Торжествующе ответил Деду:

— У героя не геморрой, а рана, — и вдруг увидел Малыша. — Ну, как ты теперь себя чувствуешь, вивисектор?

Слово «вивисектор» для Малыша было тайной за  семью печатями, и поэтому он ответил неопределенно:

— А что?

— Да ничего, — сказал Сырцов и стал подниматься, не отрывая взгляда от Малыша. Цепляясь за маховский рукав, встал-таки. Сделал шаг, взял нож, небрежно брошенный Дедом на стол. Сделал еще один шаг. К Малышу.

— Не подходи! — заорал Малыш и, забившись в угол, прокричал остальным: — Да что это делается?! Он меня будет резать, и вы, милиционеры, допустите это?

Сырцов вернулся к столу, воткнул нож в столешницу и опять сделал попытку улыбнуться.

 — Вы с Пашей все спорили, трус я или не трус.И проверяли на опыте. Ножичком или спичкой. Теперь я тебя проверил, Малыш. Жидкое говно — вот ты кто.