Ну и номер! И уже гремело в ушах знаменитое и привязчивое, как смола: «Деревянный самовар! Деревянный самовар!», спетое под беспощадную гитару хриплым и зачаровывающим баритоном. И черно-белый портрет с обложки популярного журнала вспомнил Сырцов: резко обернувшаяся на мощной шее голова рвущегося к победе и не боящегося поражения бойца. О таком нельзя говорить экивоками.

— Вы имели какое-либо отношение к его гибели?

— Имела, не имела! — Светлана Дмитриевна неизвестно почему ужасно разозлилась. — Я не виновата в его смерти!

Завелась, и поэтому разговор продолжать бессмысленно. Хотя ситуация эта — весьма возможная изначальная причина и пружина всего происшедшего. Но это — на потом. Сейчас —к рутине:

— Светлана Дмитриевна, телефонная книжка Ксении исчезла вместе с ней. Но у вас-то наверняка имеются телефоны подруг, приятелей, знакомых, по которым вы иногда, беспокоясь, как каждая мать, разыскивали ее.

--Имеются, — покорно подтвердила она, тихо радуясь, что разговор об Олеге Торопове не получил продолжения. — Я их тайно от Ксюшки все в свою записную книжку переписала. — И вдруг опять ощетинилась: — И не считаю это зазорным.

--И я не считаю, — успокоил ее Сырцов. — Не могли бы вы сделать списочек этих телефонов с краткой характеристикой каждого из абонентов.

- Могу. Но это отнимет какое-то время...

--Небольшое. А я за это время ознакомлюсь, если вы позволите, с содержимым письменного стола. Вы позволите?

--Куда мне теперь деваться! — косвенно разрешила пил и удалилась, а Сырцов поочередно выдвинул все три ящика.

В первом — конспекты лекций, общие тетради. Быстро и тщательно — в такие тетради часто помимо лекций небрежно и почти бессознательно заносятся записи о личном — просмотрел все двенадцать, но ничего интересного не нашел, за исключением того, что Ксения Логунова учится на третьем курсе исторического факультета Гуманитарного университета и что она, если судить по почерку и записям, — человек организованный, добросовестный  и ничего не принимающий на веру.

Во втором — канцпринадлежности: чистая бумага, новые шариковые ручки вперемежку с использованными, копирка. Черт, как же он пишущую машинку не заметил. Ага, вон футляр под книжными полками.В этом же ящике совершенно не к месту небогатая косметика: тушь для, ресниц, несколько универсальных пудрениц, флаконы «Клима» и «Опиума». Проехали.

Третий ящик был беспорядочно набит фотографиями. Вот тут пришлось задержаться. Сырцов рассматривал их все по очереди, откладывая в сторону те, которые, по его мнению, относились к последнему времени. Он понимал, что такое деление весьма условно: трещина, разделившая мать и дочь, ведет начало от детства, ему же скорее всего понадобятся люди, атмосфера, обстановка сегодняшнего дня. Когда возвратилась Светлана Дмитриевна, он, оставив на столе десятка два снимков, запихивал остальные в ящик.

— Вот, Георгий Петрович, — официально отрапортовала она и положила рядом со снимками на стол два мелко исписанных листа.

— Ого! — невесело удивился Сырцов.

— Я понимала, что получится многовато, но вы же сами просили: всех. На всякий случай я подчеркнула фамилии тех, с кем она была наиболее близка.

Сырцов взял список и глянул на телефоны, адреса и . краткие характеристики подчеркнутых. Их было семеро.

— Судя по телефонам, все сгруппировались в районе  Арбата, Пречистенки, Остоженки. Откуда такая плотность? — поинтересовался Сырцов.

— Сюда, на Фрунзенскую, мы переехали этой зимой. А до того в течение шести лет жили в Чистом переулке.

— Понятно. Теперь я попрошу вас, Светлана Дмитриевна, отобрать те фотографии, на которых изображены эти семеро. — И Сырцов отошел к книжным полкам. Конечно, в идеальном варианте следовало бы потрясти каждую книжечку, но это работы часа на три. Не пойдет. Сырцов остановился у полки, на которой, поблескивая ; корешками, стояли несколько изданий Библии. Он наугад ; открыл толстенный том, изданный к тысячелетию православия на Руси, и попал: на листке, лежавшем между титульной и первой страницами, было написано — вроде как обычно, но все же не по-мирски: «Ксения! Вера — в познании Бога и себя. Уверен, что в этом тебе поможет Святое Писание. Отец Афанасий». Сырцов незаметно взял записку и спрятал в карман. Даванул косяка: мамаша вроде бы ничего не заметила. Воскликнул фальшиво:

— Сколько же у Ксении Библий! Для чего?

— Она — будущий историк! — не отрываясь от дела (она писала на обороте фотографий ФИО подчеркнутых), ответила Светлана Дмитриевна. — Я ей весной из  Швейцарии еще один диковинный экземпляр привезла,размером в ладонь, толщиной в пачку сигарет, на тончайшей рисовой бумаге...

Сырцов еще раз глянул на полку: диковинного экземпляра там не было. Быстренько отвлек мамочку от библейской темы:

— Ну, как там ваши дела?

— Да вроде все.

— Благодарю за службу! — гаркнул Сырцов.

— Рада стараться! — как положено, ответила она.

Конец светским беседам, пора в сыщицкую маету. Волка ноги кормят. Финальной фиоритурой ворвался в покойный мир бесед резкий и протяжный дверной звонок.

— Эля. Элеонора. Горничная, о которой я говорила, — напомнила Светлана Дмитриевна.

— На всякий случай, кто — я? — спросил Сырцов.

— Думаю, что не понадобится...

— Но все-таки?

Она задумчиво и впервые подробно осмотрела его. Фирменные кроссовки, фирменные джинсы, клетчатая куртка-рубашка, под ней — черная футболка в обтяжку Высок, здоров, лицо насмешливое — не из робких.

--Машкин приятель, которому я должна помочь в престижном трудоустройстве, — решила она: видимо, бывали подобные случаи.

Они бесстрашно спустились в громадный холл-гостиную, и едва Светлана успела объяснить:

--У нее есть ключ, звонком она оповещает о своем прибытии, — как в арке явилась Эля, Элеонора. В общем, персик. После англизированной Светы Логунову, несомненно, было в удовольствие подержаться за пышные бока.

--Доброе утро, Светлана Дмитриевна, — и, будто только увидела, в сторону Сырцова: — Доброе утро.

Они обменялись небрежными кивками. Тут же Сырном выступил с заключительным словом, которому придал опенок легкой сявости:

--Так я пошел, Светлана Дмитриевна? Спасибо вам за душевность, за доброту...

--Маше привет передавайте, — бодро подключилась Светлана Дмитриевна. — Эля, не в службу, а в дружбу, провопите Георгия Петровича.

--Прошу вас. — Эля посторонилась, чтобы Сырцов смог беспрепятственно миновать арку. Он миновал,

а она следом за ним. О черт, только бы не ошибиться, не запутаться в лабиринте комнат, он ведь не знал, где официальный выход из пентхауза. Бог помог, свинья не съела: вот она прихожая, а вот и спасительная дверь.

От облегчения, а заодно и стремясь довершить свой новый имидж Машкиного приятеля из категории «смерть бабам», он у дверей ловко облапил соблазнительную Элю и шепнул ей в ухо:

— Когда вместе будем получать удовольствие, поросеночек?

— Отвали, — дежурно отвергла посягательства Эля и неторопливо освободилась от его рук.

— Жди меня, и я вернусь, — пообещал Сырцов и, не дожидаясь ответа, выскочил к лифту.

Глава 7

Начал он с паренька, который чаще всех мелькал на фотографиях. Иван Ряузов. Нашел телефон-автомат в малолюдном месте, сунул жетон, набрал номер. Трубка звонко и протяжно гудела.

— Вас слушают, — гудки сменил недовольный тенор.

— Мне бы хотелось поговорить с Иваном.

— На предмет?

— Вы Иван?

— Допустим.

— Допустили. Так вы Иван?

— Иван, Иван. Что надо?

— Иван, я вас прошу выслушать меня внимательно и не раздражаясь. Дело, о котором я буду говорить, болезненно касается многих людей...

— Слушаю вас, — заинтересованно перебил Ванюша.

— Дело сугубо конфиденциальное, Иван. Я могу надеяться на вашу порядочность?