Увидев меня, мужик просиял и игриво спросил:

– Ты, красавиц, не ко мне?

– Может, и к тебе, – вякнула пигалица, – она Эдика ищет, только сама не знает какого.

– Я Эдик, – отрекомендовался мужик. – А что надо?

– Мне нужен другой, – устало сказала я. – Высокий в темных очках.

– Касумян что ли?

– Откуда я знаю! – в сердцах воскликнула я. – Эдик, который пишет статью о происшествии в «Солнечном…».

– Ну так бы сразу и сказала, – накинулась на меня пигалица. – А то высокий, красивый, то же мне особые приметы…

– А разве высоких и красивых миллионы?

– А мне по барабану, красивые они или страшные, по мне все мужики на одно лицо, – доверительно сообщила она. – Я лесбиянка.

– Да, это существенно меняет дело, – пролепетала я, хотя сама так и не поняла, как сексуальная ориентация может повлиять на восприятие красоты. Красота она и на Лесбосе красота! И еще. Я вот, например, гетеросексуалка, но я бы не сказала, что для меня все женщины на одно лицо.

Пока я над этим размышляла, за спиной девушки замаячила знакомая фигура.

– Эдик! – завопила я, кидаясь к нему, как к родному.

– Леля, – немного удивился Эдик, протискиваясь между косяком и стоящей на страже девицей. – Зачем ты тут?

– Мне надо с тобой кое-что обсудить, а меня ваша кавказская овчарка, – я повела носом в сторону злобной девчонки, – не пускает…

– Люска что ли? – хохотнул он, потрепав Люську по бритому черепу. – Она у нас строгая.

– Она у вас вместо сторожевой собаки?

– Она у нас вместо уборщицы. Постоянная в отпуске, так мы Люську временно взяли… на пол ставочки.

– А охранником у вас тоже в отпуске?

– Ага.

– И девушка вместо него? Временно? На пол ставочки?

– Вместо него, да. Только без оформления, а так…как говаривали раньше, на общественных началах… – Эдик благодушно улыбнулся хмурой Люське, потом кивнул мне. – Ну пошли ко мне в кабинет что ли, поговорим…

Под возмущенное бурчание сторожихи-общественницы мы вошли в квартиру. Да, да, именно квартиру, так как редакция газеты размещалась в четырехкомнатной «брежневке», которую бывшие советские граждане называет «перчаткой». В маленькой прихожей стоял диван и письменный стол, причем, чтобы его впихнуть пришлось сломать встроенный шкаф. Диван для посетителей, стол для охранника, понятно. Сразу из «холла» шел кабинет главного редактора (на двери имелась табличка), а в следующих трех комнатах, что выяснилось сразу, как только мы прошли вглубь квартиры, работали остальные члены редакционной команды. Троих я углядела сразу: они строчили что-то на своих компьютерах, двоих потом: эти ковыряли пальцами допотопный ксерокс, не иначе пытались его разобрать, а еще одного я сначала приняла за несгораемый шкаф, но потом оказалось, что это квадратный человек в сером костюме, которые стоит спиной к двери и говорит по телефону.

Мы прошли мимо всех, юркнули в одну из маленьких комнат, которая была перегорожена высоким стеллажом, делившим ее на два отсека. В одном из отсеков и был Эдькин кабинет.

– Тесно как! – сочувственно проговорила я, окидывая взглядом четырехметровый закуток, в котором помещалось только два стула и стол с компьютером.

– Зато никто не мешает, – нисколько не смутился Эдик. – И смотри, какой широкий подоконник! На него столько всего убирается.

На подоконнике и, правда, убиралось многое: горы бумаг, стопки книг, россыпи ручек, выводок кактусов и даже принтер.

– Садись, – скомандовал Эдик, указывая на стул, стоящий между стеллажом и письменным столом.

Я втиснулась. Эдик сел напротив и, вопросительно глянув на меня, произнес:

– Ну?

– У меня появилась идея, – выпалила я.

– Озвучь.

– Я придумала, как нам вычислить убийцу.

– Конкретнее.

– Итак, – сделав глубокий вдох, начала я, – семь лет назад, то есть в 1996 году в санатории произошла трагедия. Действующие лица этой трагедии: Василий Галич и неизвестная женщина со смешной фамилией За…, мне приходит на ум только фамилия Задрыга, так что назовем тетеньку именно так, хорошо? – Эдик молча кивнул. – Галич, как следует из письма, был в роли насильника, Задрыга в роли жертвы. Галич переломал Задрыге кости и отбил селезенку…

– Я помню, помню, ты дальше давай.

– А дальше должен бы был последовать арест Галича, потому что за нанесение тяжких телесных повреждений светит серьезная статья, но, судя по всему, не последовал…

– У Галича безупречная репутация, я навел справки. Он не разу не привлекался к суду.

– Странно, правда? Он изувечил женщину, а она даже не заявила…

– Вас баб не поймешь! – бросил Эдик. – Из-за шлепка по попе можете на человека в суд подать, обвинив его в сексуальном домогательстве, а когда вам нос ломают, вы молчок…

– На эту тему мы дискутировать не будем, мы вообще оставим без внимания вопрос о том, почему Задрыга не заявила на Галича…

– Ты же сама начала!

– Сама начала, сама закончила. Все. Речь о другом…

– Речь о том, что такое зверское избиение не могло остаться незамеченным милицией, а значит, не могло не попасть в криминальную хронику, так?

– Так, – радостно подтвердила я. – И это значит, что мы легко можем вычислить убийцу. Надо просмотреть подшивки газет за июль 1996 года, найти там…

– Почему июль? – перебил меня Эдик.

– Потому что Галич отдыхал именно в июле, мне Ваня об этом только что сказал…

– А мне не сказал. А еще друг называется!

– Эдик, не отвлекайся, – я дернула его за рукав рубашки. – Обижаться будешь после, а теперь похвали меня за хорошую идею…

– Идея, конечно, хорошая, но не новая, – пробухтел он.

– Как это?

– Мне она еще вчера в голову пришла. Я, правда, не знал, что Галич отдыхал в «Солнечном» именно в июле, так что просмотрел подшивку за весь сезон: с мая по октябрь. И должен тебя разочаровать – именно в июле на территории «Солнечного» и его окрестностей никто не пострадал.

– Как не пострадал?

– Так, – он развел руками. – Есть пострадавшие в июне. Есть в августе и сентябре, а в июле ни один из отдыхающих «Солнечного» не подвергался насилию… Да ты сама посмотри… – Он включил компьютер, щелкнул мышкой и, повернув ко мне монитор, ткнул пальцем в отсканированную газетную страницу. – Вот июньский номер. Читай.

Я близоруко сощурилась и начала читать.

– Недалеко от ворот санатория «Солнечный юг» двадцать шестого числа сего месяца произошла трагедия. Так… В час ночи на гражданку Х, проживающую в санатории, напал неизвестный в маске. Нападающий нанес гражданке Х тяжкие телесные повреждения и украл у нее деньги и ценности на такую-то сумму …

– Это нам не подходит, правильно?

– Правильно. Потому что человек был в маске…

– И где здесь логика? – удивленно заморгал Эдик.

– Потому что гражданка Х не видела лица нападающего, а если не видела, значит, не могла опознать в нем Галича.

– А она, может, по татуировке его опознала. Или по украшению, или по фигуре…

– Тогда почему нам этот случай не подходит?

– Потому что произошло нападение на гражданку Х 26 июня.

– Ну и что?

– Леля, ты меня поражаешь!

– Это ты меня поражаешь, – с издевкой проговорила я. – Надо мыслить шире, Эдичка! Вот Ваня сказал, что Галич отдыхал в июле, и ты сразу ограничился временным отрезком с 1 по 31, а он, может, заехал 26 июня, а выехал 17 июля, получается, что отдыхал в июле, а на самом деле…

– Слушай, а ты голова! – с уважением пробасил Эдик.

– А то! – горделиво ухмыльнулась я, вспомнив о своей болезни, а именно: мании величия. – Значит, гражданку Ху исключать не будем. И перейдем к еще двум гражданкам М и Н, которые пострадали в августе, потому что газета вышла в начале месяца, а значит…

– Галич мог заехать в санаторий 15 июля, а выехать 5 августа… – Эдик на мгновение нахмурился и пробормотал. – А ты не могла точно узнать, когда он отдыхал? Сейчас бы голову не ломали…

– Не думаю, что Ваня знает такие детали…

– Ладно, проехали… Что там с гражданами Эм и Жо?