- Люське. И даже не спрашивай, о чем мы говорили. Это женское.

- Ну, разумеется, - буркнул себе под нос. - Ты, как со своей Люськой связалась...

Обернулась я резко, и в глаза его цвета стали посмотрела зло и неверяще. Как он может?!

- Не смей, даже договаривать не смей, - прошипела. Шмыгнула носом, развернулась на каблуках и дальше по лестнице поднималась бегом.

Влад громко топал следом.

Уже в квартире хотела все ему высказать, чтобы он о Люське больше и слова плохого говорить не смел. Но он меня опередил, сказав:

- Завтра поговорим. А сейчас спать.

Перечить не стала.

- Спать, так спать.

Разделась быстро и в комнату прошлепала. Постель холодная... И я только сейчас заметила, как сильно продрогла: трясет аж всю и зуб на зуб не попадает. А на месте сердца в груди, будто вода ледяная озерная плещется. Холодно.

Даже плакать больше не хочется.

Плохо все.

- Знаешь, тебе, наверно, лучше больше не оставаться у меня на ночь, - прошептала в темноту. - Я живу, как живу... Я, как кошка, что гуляет сама по себе, захочу - ночью на улицу выйду, захочу - сяду в такси и вообще куда-нибудь уеду.

- Неправильно это.

- Не тебе меня судить. Говорила же сотни раз: "что-то не нравится, где двери знаешь".

Влад молчит. И, верно, хмурится, но в темноте не видно.

Молчит.

А темнота шпарит холодом. Холодно, так холодно, что даже голова от холода кружится, эх, не проходит даром общение с потусторонними силами.

И Влад молчит. И под одеяло ко мне так же молча залез.

- Ох, ты ж... Как ледышка просто.

Выдохнул судорожно, и, кажется, хотел еще что-то сказать, но сдержался. Обнял, согрел, и носом по моей щеке елозит.

Теплый. Для меня почти горячий.

- Не уйду я никуда, - и в объятиях сжал еще сильнее. Ох, еще чуть-чуть и, кажется, что ребра мои треснут. Зачем же так сильно? Неужто боится, что я снова могу куда-нибудь улизнуть, пока он спит.

Хотя с меня станется.

Тепло расползалось по телу медленно, но верно. И даже дышать стало легче. Хорошо, и Влада прогонять уже не хочется.

Уютно в его объятиях.

Расслабилась, уснула. Вот только и в Морфеевом царстве нынче ночью покоя я не нашла. Мне снились сны: нехорошие, пакостные. Виделось мне, что я снова на заколдованном озере, танцую в серебристом свете луны, а в низу подо мной в толщах воды крутится, изгибается, точно со мной танцует нечто мощное, огромное, темное.

Страшное.

И веет от него такой силой могущественной, что бежать в далекие дали хочется. Хочется, да только не можется, тело, ноги совсем не слушаются - двигаются сами по себе в такт музыке. И ничего тут не поделаешь: колдовство сильное, - а я слабая.

И этот под ногами крутится, вертится - пугает.

Чарондак!

Старушка сидела с кружкой в руках, просила милостыню. Мало кто к ней подходил, большинство просто проходило мимо, наверно, прохожих пугали ее подернутые белой пеленой глаза, которые она и не думала прятать за темными очками.

Я нащупала в кармане мелочь, хотела было подойти - подать.

Но слепая меня опередила. Охнув, она перевела свой взгляд, до того устремленный в пустоту, прямо на меня, нахмурилась, надулась. Она меня видит? Но как?

Я сделала несколько несмелых шажков, сомнения пропали, бабулька за мной следила. От этого мне стало совсем не по себе, и я решила, уподобившись остальным, просто пройти мимо.

Руку в кармане разжала, монеты звякнули и вернулись на место.

Шаг, еще один... И тут безобидная с виду старушка с диким воплем вскочила со складной табуреточки и кинулась через толпу прямо ко мне. Что вело ее незрячую через плотный поток людей, одному богу было ведомо.

Подбежав, она преградила мне дорогу и завопила с надрывом:

- Ведьма, ведьма! Чертовка!

- Гадина!

Прохожие смотрели, забавлялись - как же, такой спектакль! - и обходили нас стороной. А бабка все не унималась, крестилась и верещала:

- Мерзавка! Дьявольское отродье! Не жить тебе, не жить, грязная, поганая, мерзкая...

От неожиданности я онемела, и ноги будто приросли к земле. Откуда она знает? Откуда?

- Змеюка! Гадина!

- Да, отстань ты, бабка, от девчонки! - бросил кто-то мимоходом.

На то бабка взвилась еще пуще прежнего:

- Да что ж вы, люди, что ли не видите, кто по нашей земле ходит?! Дьяволица!!!

Вопль эхом прокатился по площади.

Я попыталась убежать, но старуха меня не пустила, вцепилась в рукав пальто мертвой хваткой и держит, и кричит, слюной во все стороны брызжет.

- Дьяволица! Жена чертова...

Как... Как она могла узнать? Как поняла? Как?! И я заплакала, по-настоящему, всерьез, горько, практически навзрыд. Слова незнакомки ранили больнее ножа.

- Га... ди... н...

Старуха захрипела, забулькала, за грудь схватилась... рукав мой из пальцев выпустила. Я спешно от нее отскочила, но не ушла, ноги все еще были будто ватными.

Слепая задыхаясь, упала на одно колено. Помочь ей, верно, надо, а меня словно паралич разбил, да и не примет она моей помощи, испугается, еще больше разнервничается, и ей только хуже станет. Да и что с ней? Инфаркт? Инсульт?

Да нет же, это я в ее нечаянной болезни виновата! Бабка-то захлебывается, легкие ее водой наполняются, как же я сразу этого не поняла?!

- Вызовите скорую! - крикнул кто-то, кто я не видела. Я ничего не видела, слезы застилали глаза.

Не успеет скорая... Не успеет. И я стану убийцей...

...чертовкой.

...гадиной.

Люди шумят, бабку уже на землю уложили, а меня сзади кто-то за плечи приобнял, кто-то неравнодушный. Да и я ведь сама по себе не плохая, добрая и не хотела я, случайно же все вышло. Страшно, и слезы по щекам солеными ручьями бегут-катятся. Слезы слезами, а бабку спасать нужно!

Сжала кулаки. Собралась... Вода откликнулась легко, будто только и ждала, что к ней обратятся. Семь вдохов, семь долгих секунд, и слепая задыхаться перестала, розоветь начала и дышать принялась со всем тщанием.

Вдали послышались сирены, оставаться не было смысла, и я, вывернувшись из чьих-то добрых рук, как последняя трусиха, просто сбежала.

По дороге к дому я плакала, нет, даже не так - я рыдала. Еще никогда до этого момента я не ощущала себя таким чудовищем, ведь еще чуть-чуть и пусть не намеренно, но я стала бы убийцей.

Ужасно, просто ужасно, и бабка, наверно, права, я дьявольское отродье, и жить мне на белом свете не стоит. Да и Влад... как... как он может меня любить такую... отвратительную?! Но он ведь любит... Но это только потому, что ничего не знает, а если узнает, то обязательно возненавидит, и будет прав, я и сама себя ненавижу. Какое же я чудовище! Уууу... Слезы бежали по щекам ручьями... реками. Я была безутешна, жизнь казалась мне конченной и потому...

- Мы расстаемся! - молвила, стоя в дверях, зареванная, растрепанная, с распухшим носом. - Мы расстаёмся, все - это конец!

Влад смотрел на меня с изумлением и, кажется, совсем ничего не понимал. Опять еще возьмет да и подумает, что я это не серьезно, а я ведь серьезно, и утешать меня не нужно.

- Что случилось? - спросил на выдохе.

- Ничего, - громко шмыгнула носом. - Просто я наконец решила. Уходи!

- Сима, - шепнул как-то жалобно, хотел приобнять, но я его оттолкнула.

- Нет!

Слезы с новой силой брызнули из глаз. Я выскочила из прихожей и помчалась вниз, перепрыгивая через ступеньки. В душе у меня зарождалась буря, и ее срочно нужно было успокоить, пока не случилось страшное, непоправимое...

Поздно.

Капли дождя упали на лицо, прокатились по щекам, смешались со слезами, и в мгновение ока я растаяла, растворилась в дождевой воде, превратилась в воду. И это все прямо посреди улицы. Хорошо еще, что от дома успела отбежать подальше, а там кусты, может, никто ничего и не заметил. Только вот вся моя одежда осталась на земле, и это странно.