Небольшая хмурость появляется на лице Зои, когда она обдумывает.

— Нет. Я была тогда всего лишь подростком. И, как я говорила, думала, она была сумасшедшей. На самом деле, я никогда не обращала внимания на то, что она нам рассказала, пока не умер мой брат.

Как ни смотри, это не классический случай.

С тех пор, как Зои вернулась в мой кабинет, я провела встречу за встречей, обсуждая этот парализующий синдром, который помешал ей в выполнении таких простейших задач, как планирование приготовления ужина на следующий день, и более сложных, таких как, оформление её заявления на докторскую степень или отъезд в Майами, чтобы разобраться с вещами своего брата.

Она потеряна.

Я провела массу времени, самостоятельно исследуя её состояние и обсуждая это со своими коллегами за круглым столом. Мы согласны со всем, о чём она мне рассказала, её страх не иррационален.

Как безумно бы это ни звучало, основываясь на предсказаниях, её страх логичен.

Хотя установленный курс лечения не работал.

Она продолжала оставаться брошенной на произвол судьбы.

Её сны тоже становились всё хуже. Ей снилось, что она умирает самым простым способом. Это всегда результат того, чем она занималась накануне. Это было одним из препятствий на пути к её планированию. Я дала ей упражнения, чтобы расслабить её тело и освободить её разум от попадания в ловушку собственных мыслей. Тем не менее, спустя три недели, сны по-прежнему одолевали ее.

Мне пришлось сменить план лечения и использовать нетрадиционные методы. Вместо того чтобы сосредоточиться на том, что может произойти в будущем, я решила пойти путём «принятия своей судьбы». Не с точки зрения смерти, а скорее с точки зрения жизни.

Однако я боюсь, что всё это нашло своё отражение в решительности внутри этой молодой женщины. Её страх, кажется, утих и развился в смирение.

Не то, на что я надеялась.

Когда я поняла это, мой курс лечения менялся вновь, и мы принялись за работу, возвращаясь к нормальной жизни. Мы начали с установки небольших целей: что бы она хотела осуществить завтра, на следующей неделе и даже осенью. Ежедневные занятия заставляли её перейти к пункту, где сейчас она планирует свою готовку, соглашается на встречи на следующий день, и в конце лета возвращается к своей работе.

Это был большой шаг, достойный того, чтобы отпраздновать.

Всё ещё существует темнота внутри неё, до которой, мне кажется, я не могу добраться. Она не позволит печали, которая так глубоко проявилась, всплыть на поверхность. Я боюсь, что это сочетание событий, которые произошли в её детстве и самых последних её трагедиях.

Она хрупкая.

Однако вчера у нас произошел наиболее значительный прорыв.

— Я заказала себе билет в Майами этим утром, — сказала она.

Я сцепила руки вместе.

— Что ты думаешь об этом?

Зои глубоко вздохнула.

— Я чувствую себя хорошо по этому поводу. Я хочу увидеть, где жил мой брат, и какая жизнь была у него.

— Давай обсудим поездку. Чего ты надеешься достигнуть, пока будешь находиться там?

— Это может звучать странно, но я хочу доказать себе то, что как он прожил свою жизнь — того стоило, и думаю, что это поможет мне двигаться вперёд.

Моя улыбка засияла гордостью. Я ничего не могла поделать.

— Я тоже, — сказала я ей.

Однако, в то же время, я боялась, что взваливая на себя одновременно слишком многое, она может навредить своему эмоциональному состоянию. Она не помешанная, но она хрупкая. Она чувствует, что потеряла смыслы жизни, и это больше всего меня беспокоит. Если она не цепляется за смысл жизни, её страх, касающийся Клуба 27, может стать самореализовавшимся предсказанием.

— Спасибо вам за всё, доктор Рэймонд.

Она вывела меня из моих размышлений.

— Ты не обязана благодарить меня, но, пожалуйста, позвони мне, если я тебе понадоблюсь. Я назначила тебе встречу в моём офисе через десять дней.

Эта красивая молодая девушка каким-то образом стала особенной для меня, и я надеялась на то, что этот следующий шаг должен стать прорывом; она должна была закрыть глаза на то, что может быть, и сосредоточиться на настоящем. Ей нужно было жить своей жизнью и не зацикливаться на неуверенности.

— Не забывай сосредотачиваться на своём внутреннем голосе. — Я напомнила ей, когда она открыла дверь. Зои улыбнулась.

— Я не забуду.

Внутренний голос может являться источником удивительной силы, мудрости и руководства, если вы в состоянии услышать его.

К счастью для Зои, она может.

1 глава

Ящик Пандоры 

Зои Флауэрс

В темноте это больше похоже на ящик Пандоры, чем на то место, где когда-то жил художник. Расположенный между двумя зданиями, каждое из которых размером с арену и освещается как футбольные поля, этот, значительно меньший дом, находится в темноте и одиночестве. Никаких машин перед домом, никого, проживающего внутри.

Картина, которая появляется сквозь дождь, не отражает хоть какую-то часть Зака. Но что-то от моего брата должно быть здесь. Хочу мельком увидеть хотя бы маленькую часть, оставленную для меня.

Прилив тоски поражает быстро.

Моё горло сжимается.

Я не могу дышать.

На лбу выступает пот, несмотря на то, что в машине прохладно. Это не один из моих приступов астмы — это горе подняло голову. Горе, с которым я пыталась справиться дома на всех тех сеансах терапии. Горе, с которым я знаю, должна смириться. Но мне трудно это делать, также как принимать свою судьбу.

Судьба — это скрытая власть, которая управляет жизненным путем. Даже если это путь, на котором не хочу больше оставаться, я не уверена, что могу отклониться от него.

Он владеет мной — я не владею им.

Моя судьба вполне может быть такой же неизбежной, как была судьба моего брата.

Я почти с этим смирилась.

Почти.

Сделав глубокий, успокаивающий вдох, я закрываю глаза, требуя от своего страха держаться подальше.

Я сильнее, чем это.

И всё же, в темноте, я не чувствую себя сильной.

Мои мысли циркулирует с печалью, и я тут же быстро открываю глаза, надеясь искоренить это чувство страха. На мгновение мои глаза трепещут, прежде чем я наконец-то в состоянии наклониться вперёд и взглянуть поближе.

Благодаря освещению фар автомобиля, я смотрю через лобовое стекло на дом, которого слишком долго избегала.

И в этот момент всё, что касается имущества, оживает. Это произведение искусства — как будто мой брат нарисовал для меня картину, чтобы облегчить мои страхи, как он делал, когда мы были детьми.

Она там, небольшая его часть, оставлена для меня, чтобы увидеть. Не его тело, превращенное в прах, не памятник на кладбище, носящий его имя, только часть того, кем он был в течение жизни, которую здесь вел.

Зелёные кирпичи по бокам подъездной дорожки показывают его модные предпочтения, парусиновый гараж треугольной формы, демонстрирует любовь к абстрактному, и современный, тропический дизайн дома с его крышей в испанском стиле — само по себе произведение искусства, достойное того, чтобы висеть на стене галереи.

Да, теперь я это вижу.

Я могу видеть, как он живет здесь.

Довольный той жизнью, которую вёл перед смертью.

Это то, на что я надеялась.

Когда я опускаюсь вниз, потёртое кожаное сиденье, кажется, поглощает меня целиком, как печаль смешивается с облегчением и сковывает каждую вену внутри моего тела. Не то, что я представляла, но чем дольше я смотрю, тем больше вижу, что он живёт здесь.

Это прекрасно.

Это он.

Внезапно, я застреваю между воображаемым состоянием, в котором пребывала, отказываясь принимать правду и реальностью моего положения. Окончательность делает меня неподвижной — я здесь, но его нет, и всё, что я могу делать, сидеть и не двигаться.

— Вы сказали 302-ой Южный Кокосовый Переулок? — спрашивает водитель через плечо.