- Ты, наверно, многое знаешь об этой жизни? Эти тяжелые уроки неизбежно приводят к мудрости.

- Нет, - отрицательно покачала головой Лада, - Ничего не знаю. Только еще больше запуталась. Так ничего и не поняла. И целей у меня нет. И смысл непонятен.

- Это ты так думаешь, а на самом деле знаешь. Не может быть иначе. Подумай. Сыграешь со мной партию?

- Нет, я здесь посижу. Еще абсента, - сказала она бармену, который уже потянулся за бутылкой.

Анна подошла к столу Кирилла и Сергея, ее силуэт скрылся в полумраке прокуренной комнаты. Лада некоторое время смотрела на нее, потом обернулась и выпила свой коктейль. Таких необычных женщин она никогда не встречала. Она ей понравилась. В ней была и простота и понятливость, но в тоже время интеллигентность и чувство меры, тонкое чутье, когда не надо переступать грань. Она была не просто интересным человеком, она была удивительной женщиной. Лада, признавая эту странность, испытывала какое-то новое чувство; эта женщина заставляла думать о себе. Лада никогда бы не подумала, что какая-нибудь женщина сможет вызывать в ней такие эмоции. Но это было явью. Анна смогла...

Лада поставила свой бокал на стойку и направилась к их столу. Анна стояла спиной к ней; свет играл тенями на ее шелковой блузке. От ее фигуры веяло притягательной женственностью, хотя уверенная посадка головы и быстрые движения придавали ей мужские черты. Она была неординарна, с ней хотелось общаться и, как ни странно, ей почему-то хотелось доверять. Лада подошла к ней вплотную, упорно глядя на светлый затылок. Внезапно, она нагнулась и поцеловала ее в шею. Анна вздрогнула, как будто ее ужалила оса, и отпрыгнула на шаг, вопросительно посмотрев на Ладу. Лада вскинула голову, на ее лице замерла улыбка.

- Прости. Прости за испуг, - сказала Лада, все больше улыбаясь.

Первое холодное выражение исчезло с лица Анны. Внезапно, в нем появилось тепло и какая-то странная нежность.

- Нет, нет. Это... это... - Лада расхохоталась и этот смех становился все громче, - Нет, это не то. Не то. Хотя можно было бы, но нет. Прости меня.

Она резко развернулась, продолжая смеяться, и пошла к выходу, по дороге помахав рукой.

Лада проснулась поздно и, пошатываясь направилась на кухню. Там сидела Вероника и кормила своего сына с ложки, он отказывался есть сам. Она налила сестре кофе и предложила мюсли со сливками.

- Сегодня хороший день. Адвокаты, наконец, все утрясли и я сегодня получу развод. Николай даже выдаст мне некую сумму компенсации, хотя это чисто символическая сумма. Радостный день. Жаль родителей, они расстроились, - сказала она, помогая сестре размешать в миске мед с хлопьями и сливками. У Лады от усталости тряслись руки и она не могла удержать ложку.

- Не обращай внимания. Перебесятся. Ты сегодня в хорошем настроении, позвони им поделись этим.

- Ты что? Подумают, я насмехаюсь.

- Не подумают. Ты слишком искренняя.

- В самом деле, позвоню. Ты вчера так поздно приехала.

- Ой, вчера был какой-то бредовый день. Я выпила, хоть и давала себе зарок. И меня что-то понесло.

- И как это проявилось?

- Наверно, смешно. Могло показаться, что я от безысходности стала кидаться на женщин. В общем, меня познакомили с интересной девушкой - шведкой. И чем-то она мне понравилась. Ладно, - Лада покривилась, - Хорошо, если это выглядело просто смешно.

- Да ладно. Зачем переживать. Это сейчас в порядке вещей. Тем более, что у тебя такая натура - хочешь испытать все.

- Я вчера, когда выпила пятую рюмку абсента, тоже так подумала. Но когда протрезвела, поняла обратное. Хотя действительно хочется испытать в жизни многое.

Вероника помирилась с родителями и через пару дней уехала к ним. Она не собиралась оставаться в Твери и пообещала Ладе вернуться через несколько недель. Лада осталась одна. У нее пропало вдохновение. Она целый день сидела дома и только переходила от одной незаконченной картине к другой. На душе становилось мрачно.

За окнами грохотала майская гроза и вспышки молний освещали темную комнату. Лада сидела в кресле; в том самом, где тогда ночью сидел Влад. Она не включила свет и находилась в полумраке. Решив не отступать от обещания, она сидела только с бутылкой холодного пива, в руке, расслабленно свисающей с подлокотника, дымилась тонкая сигара. Она пристрастилась к ним в последнее время, после того, как ее угостил один из журналистов, когда вместе с ней записывали передачу для кабельного телевидения. Но она не курила и сизый дым вился струей к потолку.

«Все эти картины от безысходности. В них нет ничего. Они пустые. Я просто хоть как-то хочу себя развлечь. Не знаю, чем они могли понравится тем людям, кто их купил? Красочность - да, оригинальность - да. Но нету смысла. Нет в них силы. Зря это все».

Она поставила бутылку на пол и медленно подошла к окну. Потоки воды хлестали по стеклам, размывая огни вечернего города. Лада взяла с журнального столика зажигалку и машинально сунула ее в карман.

Черный Инфинити своими фарами прожигал темное пространство ночных улиц, рассекая заряженный грозовой воздух и вспенивая свежие лужи. Она припарковала его в тихом полупустом переулке, освещаемом только зигзагами молний и светом редко проезжающих машин. Не обращая внимания на дождь, она вылезла из машины и спокойным шагом направилась к галерее. Она знала черный ход через склад, куда можно было попасть протиснувшись в открытое подвальное окно. Ее с самого начала удивило то, что здесь уделяли мало внимания безопасности и, при особой надобности, любой даже непрофессиональный грабитель мог вытащить картины. Створка действительно была открыта - летом ее всегда забывали прикрыть. Лада протиснулась в щель и спрыгнула вниз. Слабый свет ее фонарика осветил пропахший пылью чулан, где на каждом углу стояли занавешенные работы, которые, наверно, так никогда не увидят глаз зрителя. Девушка бросилась в тот зал, где выставлялась ее коллекция. За ней последовал поток воды - она успела промокнуть насквозь.

Они были здесь. Яркие, красочные, самобытные. Картины не ставились за стекло, потому что так масляная живопись теряет своей оригинальности.

Она достала зажигалку и метнулась к одной: узбекский базар. Лада замерла перед картиной и ее рука опустилась. Она тут же, полная своей странной решимости, кинулась к другой работе - зимний пейзаж и опять ее рука дрогнула. Она не могла этого сделать. Затем ее взгляд упал на третью картину - парящий во вселенной Боинг. И внезапно, девушка поняла неуловимый смысл этих трех работ. Смысл, который понимался только в их совокупности. Это не она рисовала - это было послано свыше. Она должна была выразить эту идею художественными средствами и у нее получилось. Лада выронила зажигалку и прижала руки к груди. Она молча плакала.

Она также бесшумно покинула галерею, как и проникла туда, надеясь, что к утру высохнут лужи воды, которые она оставила. Лада остановилась перед машиной и, внезапно, запрокинула голову и раскинула руки в стороны. Дождь бил ее по лицу и струился по всему телу, но она чувствовала только одно - свободу.

Лада проснулась, услышав чьи-то шаги в своей пустой квартире. Она бесшумно зашла в гостиную и обнаружила ребенка стоящего перед ее незаконченной картиной с кисточкой в руках. Игорь умудрился достать со шкафа краски и набор кистей и теперь старательно исправлял ее работу. Он был всецело погружен в творческий процесс и не заметил, как Лада сзади подошла к нему.

- Ты что наделал? - спросила она ребенка.

Игорь резко обернулся и вздрогнул. Его рука с кисточкой замерла, уткнувшись в холст, и фиолетовая краска жирным пятном стала растекаться по картине.

Лада разозлилась. Она хотела дать мальчику подзатыльник и уже занесла руку, но его взгляд остановил ее. На нее испуганно смотрели эти черные угли глаз, в них было что-то гипнотическое, неестественное. Из кухни прибежала Вероника. Она не успела разложить привезенные с собой продукты, поэтому появилась в комнате с банкой варенья и полупустым пакетом, повисшем на руке. Она громко воскликнула, увидев испорченную картину, подошла к сыну и присела рядом с ним на корточки.