- Неубедительно, Сила Силыч. Можете убить меня, пальцем для вас не пошевелю.

- Сима, неси утюжок.

Онисим метнулся в коридор и принес огромную сумку, из которой ожесточенно принялся выкидывать на ковер пыточный арсенал - устрашающего вида щипцы, прутья, гвозди, намордник вроде собачьего, целую связку кляпов и наконец крепкий утюг старинного фасона. Филя сжался от страха, наблюдая, как помощник сыпет угольки в поддон утюга и раздувает их во всю силу легких.

- Дедушкин агрегат, - заметил Сила Силыч. - Традиции и все такое. Сима, приступай!

И Онисим задрал на Филе рубашку до лопаток.

- Стойте! Я буду на вас работать.

- Умница моя, - сказал Сила Силыч, исходя отеческой улыбкой. - Сима, убери утюг, не нервируй мальчика. Василий, пусти его, а то кости переломаешь, доктора не соберут.

Детина разжал лапищи, и Филя закашлялся, разбрызгивая кровавую слюну. Утюг остывал у ножки стула и зловеще шипел.

- На чем, бишь, мы остановились? - спросил Сила Силыч, возводя очи горе. - Кажется, о работе. Так вот, у меня, друг мой сердечный, есть одно маленькое дело. Я держу магазинчик на Сенной. Сувениры, редкости всякие, чаи, табакерки. Ну, и карты.

Филя покосился на него. Такой матерый бандит, и всего лишь владелец магазинчика? Ха!

- Не веришь мне? Зря. Договорим и, пожалуй, прогуляемся. Посмотришь мои владения.

- Я по-прежнему не понимаю, зачем вам я? Торгуйте себе на здоровье, кто мешает?

- Ай-ай-ай, грубый мальчик! Тебя приличиям не учили? Василий, научи!

Раз - удар в живот. Два - под дых, благо не со всей силы. Мир померк у него перед глазами.

- Василий, Василий, что же ты делаешь? Не видишь, мальчик задохся. Погладь его по голове.

И к вящему Филиному удивлению Василий нежно погладил его по затылку. Это было мучительней всего. Филя скрипнул зубами и пообещал себе, что если он и нарисует когда-нибудь смерть, то для них, для этой мерзкой троицы. Он выдумает что-нибудь особо зверское, по сравнению с чем Ад покажется заграничным курортом. Доиграетесь, гады, допляшетесь!

- Устал меня слушать? Потерпи, сынок. Я, грешник, все о лавчонке своей толкую. Кто о чем, а вшивый о бане, хе-хе. Был у меня на довольствии старикан, рисовал карты. Да вот беда - помер. Выпил бражки в светлый праздник Христов и окарачунился. Прибрал Господь. Я туда - сюда, нигде нет картографов. Говорят, вымерли, перевелись! И вдруг Верочка, душа моя, говорит: а у нас дома один такой проживает. Возьмешь? Как не взять! Я руки в ноги и к тебе.

- Это вы Веру на наркотики посадили? - спросил Филя.

Сила Силыч посмотрел на него с укоризной.

- Как тебе не стыдно, Филя, возводить на меня, уважаемого человека, члена городского совета, напраслину? Разве я растлитель? Нет, Верочка сама сбилась с пути.

- А вы ее подтолкнули!

- Василий, объясни доходчиво, что я тут не при чем.

Вытерпев удары, Филя с ненавистью уставился на Силу Силыча. «Тебе конец, сволочь! Тебе и твоим выродкам!»

- Как нам дело повести? - продолжал ворковать Сила Силыч, умильно улыбаясь. - Переезжай, что ли, ко мне жить. Не хочешь? Что так? У меня палаты белокаменные, яства сахарные. Лебеди в пруду. Ни в чем отказа знать не будешь.

- Не поеду, - упрямо сказал Филя. - Здесь рисовать буду.

- Ладно, ладно. Ты видишь - я ни в чем тебе не противоречу. Где хочешь, там и живи. А Сима тогда здесь, на коврике разместится, у печки. Правда, Сима? Тебе ведь здесь хорошо будет?

Тот кивнул.

- Вот мы все и уладили! А теперь поехали лавчонку мою смотреть. Подымайся! Василий, подай ему пальто.

Онисим и Василий кинулись одевать Филю, как будто тот был манекен. Не успел он и пикнуть, как его поволокли во двор, выпихнули на улицу и усадили в машину. Василий сел за руль, Онисим сзади, вцепившись Филе в штанину.

- Убери руки, не сбегу! - сказал Филя.

- Правильно, Сима, дай мальчику посидеть спокойно. Василий, трогай!

И они понеслись вперед. Навстречу им попался Витин автомобиль. «Заметил ли он меня? - думал Филя в тоске. - А если и да, что с того? Погонится и застрелит? Да его самого быстрей убьют. Вот если б приехал Ромэн Аристархович! Надо непременно рассказать ему!»

Эта мысль его успокоила. Он обратится в полицию и сдаст головорезов властям. Он не будет терпеть бесчинства! А не помогут, тогда сам. Грех на душу возьмет, обагрится - так все одно пропадать.

- У меня на втором этаже студио, - сказал Сила Силыч, хитро поглядывая на Филю через плечо. - Там все, что нужно для работы. Светло, как в храме, окна до потолка. Это тебе! Будешь полновластный хозяин. Хочешь - рисуй, не хочешь - польку пляши.

«Ага, польку, - подумал Филя. - Танец утюга».

- Куда мне столько света? Я в темноте рисую.

- Так затворись! Я тебе римскую штору повешу. Или ты портьеры предпочитаешь?

- Вешайте, что хотите, хоть рогожу. Мне дела нет.

- Опять дерзишь? - устало протянул Сила Силыч. - Сима, сыграй-ка нам на баяне.

И Онисим достал из сапога финку. Филя в ужасе уставился на сверкающее лезвие и вдруг заметил в отблеске чей-то лукавый глаз.

«Додон! - взмолился мысленно Филя. - Спаси меня! Убивают»

«Так уж и убивают, - проворчал голос у него в голове. - Празднуешь труса, дружок? Потерпишь, не облезешь».

«Облезу! - сказал Филя. - Сейчас, как пить дать, снимут шкуру. Я пропал, погиб! Ты прости меня, что я ругался, не слушался. Помоги, умоляю. Мне сестру вызволять».

«Чуть что, о сестре вспоминаешь. Давно пора ее разыскать. Нарисовал бы карту, и дело в шляпе».

Финка прорезала ткань пальто и вонзилась Филе в бок.

- Аааа!!! - закричал он, вывертываясь.

- Не шуми, - строго сказал Сила Силыч, чуть поворачивая к нему толстый нос. Онисим мерзко захихикал.

- Барин, сыграть вам еще на баяне? Желаете?

- Обожди. Пусть отдышится. Мы же не злодеи, верно?

«Вы суки, - в ярости думал Филя. - Убью, убью, убью!»

«Серьезно? - поинтересовался Додон. - Намерение такое имеешь?»

«Да, тысячу раз да! Скажи, как?»

«А не пожалеешь?»

«Нет, говори».

И Додон рассказал.

Они выехали из Малярово и направились к центру Бурга. Онисим отстранился от Фили и сосредоточенно стирал с финки кровь батистовым платком. Сила Силыч расселся кулем и, казалось, задремал. Праздный люд разгуливал по улицам, сновали прыткие одноколки, из-за поворота высунулся перепуганный трамвай и зачастил, застрекотал по рельсам. Солнце завалилось за дома и оттуда подкрашивало сумеречное небо. Загорались фонари. Филя сидел, сжав челюсти до кислого вкуса. Кровь залила живот, сырая рубашка прилипла к телу. Промокнуть бы хоть ладонью, но он не решался, сидел смирно.

- А вот и моя лавчонка! - неожиданно сказал Сила Силыч бодрым голосом, как будто и не засыпал.

Автомобиль остановился у невысокого здания, пышно украшенного каменными завитками, бутонами и получеловеческими мордашками. Витрина была завалена всякой всячиной - глобусами, наборами монет, подзорными трубами, старинными елочными игрушками, книгами, кусочками ткани, мишурой, бутылками с цветными жидкостями и с кораблями. Филя на минуту забылся и застыл у витрины, как школяр. Рассмотреть бы диковины, покрутить в руках, сдуть пыль с пузатого глобуса!

- Понравилось? - спросил Сила Силыч, похлопывая Филю по плечу. - Хочешь, подзорную трубу подарю?

- Не надо мне ничего, - и Филя сбросил его руку.

Сила Силыч кивнул Онисиму, тот резво подскочил и дал Филе тычка. Хорошо хоть не в ребра.

Внутри лавки царил полумрак, пахло благовониями. Старые половицы сыто скрипели при каждом шаге. «До чего похоже на обиталище Гомункула, - подумал Филя, озираясь». Не хватало только лягушек в гробу и камина. Возле полок ошивался молодчик: вытирал пыль со всех мест, до которых мог дотянутся. За прилавком сидел насупленный старик в степенной жилетке, к которой было прикреплено пенсне в золотистой оправе. Сила Силыч по-хозяйски огладил китайскую вазу, украшавшую прилавок, и спросил: