- Так, - равнодушно откликнулся Филя и повернул голову к стене. Беседа его больше не занимала. Сначала ему показалось, что треп Атланта отвлекает от тяжелых мыслей, но они бурунами проходили по душе и наконец захватили ее всю. Не хотелось не то что разговаривать - дышать. Прыгнуть бы вниз, как тот полоумный алкоголик-профессор. И дай бог, чтобы не подвернулась никакая береза.

От слова «бог» язык вывернуло на бок, и Филя вскрикнул.

- Ты чего, ты чего? - заволновался Атлант. - Сестра! У него опять приступ.

- Я в порядке! - просипел Филя. - Не надо звать сестру.

- Да? - недоверчиво спросил Атлант. - А чего кричишь?

- Язык прикусил.

- Ты с языком поосторожней. Он пригодится. Глянь-ка, доктор к тебе идет. Если понадоблюсь, зови, - и Атлант улегся на соседнюю койку.

Доктор - тучный господин лет пятидесяти в пенсне - хозяйской походкой зашел в палату.

- Как ваши дела? - спросил он, оглядывая пациентов. - Жалобы есть?

- Никак нет! - сказал за всех Атлант. Доктор поморщился, и пенсне впилось ему в щеку. Он подошел к Филе и сел рядом с ним на стул.

- Вижу, вы пришли в себя, - доктор взял его за руку и пощупал пульс. - Славно, славно. А что у нас с ногой?

- Чешется, - признался Филя.

Доктор размотал повязку и причмокнул.

- Да, неважно. Будем прижигать.

Филя скосил глаза. Рана получилась длинная, но аккуратная. Зигзаг он выполнил хорошо, а вот завитушку не доделал. Она получилась косая, не той формы, что описал Додон. Кровь вокруг раны тщательно смыли и наложили шов. Только вот странность - от краев концентрическими кругами расходилась свежая чешуя - молодая, неокостенелая, чуть розоватая. Филя попытался прикрыть рану рукой, но доктор ему этого не позволил.

- Так-с, что это у нас здесь наросло? - он ковырнул чешуйку, но та не поддалась. Филю посетило неприятное чувство, которое бывает, когда неловко тянешь вверх ногтевую пластину. - Давно?

- Не знаю. Я спал.

Доктор неодобрительно покачал головой и постановил:

- Псориаз. Будем лечить! Направим вас на грязи. И укольчики придется поделать. Вы как, согласные?

- А может, мы это срежем? - предложил Филя. - Я готов на операцию.

- Только хуже сделаем, заново выскочит. Оно же вам не мешает? Неэстетично, я понимаю. В бани общественные не походишь. Вы любитель?

Филя отрицательно покачал головой.

- Доктор, это заразно?

- Нет, но гигиена требуется строгая, иначе затвердеет и будет причинять... скажем, дискомфорт. Я вам выпишу мазь, будете обрабатывать трижды в день. По весне обычно случаются обострения, не пугайтесь, если разойдется до голени. К лету уменьшится, а то и вовсе сойдет на нет.

Филя слушал доктора вполуха. Черт с ними, с банями, пляжами и прочими местами общественного обнажения. Он готов вытерпеть тысячи уколов, он занырнет в сернистую грязь, если так будет нужно, он вымажется дегтем, мазью Вишневского, чем угодно - все это ерунда. Важнее другое, он должен знать наверняка.

- Скажите, а может быть так, что эта сыпь появилась из-за того, что я сделал что-то очень плохое?

- Вы, батенька, суеверны, как старушка, - усмехнулся доктор. - Согрешил, и выросли на темени рожки. Нет, псориаз не только у грешников бывает. Приезжал ко мне лет пять назад монашек из Екатерининской обители, божий одуванчик. Поклоны земные бил так, что на лбу шишка образовалась. Бледный, тощий, на просвет прозрачный. А как задрал рясу, медсестры в обморок попадали. Пятна, корки, наросты. Коралловый риф, а не человек, рыбок только не хватает.

- И что, выходили? - с интересом спросил Атлант.

Доктор пожал плечами:

- Прописали примочки, уехал. Больше не появлялся, стало быть, здоров.

«Все понятно с этой медициной, - подумал Филя. - Я у них тоже в здоровых числюсь, а то, что избит и порезан, так это для красоты».

- Ладно, поправляйтесь, голубчики, - сказал доктор, вставая. - Выпишем вас завтра всех, поедете домой, к семьям.

- Что, и профессора домой? - забеспокоился Атлант.

- Перенаправим в другое учреждение долечиваться.

- В дурку?

Доктор ничего не ответил и поспешно вышел в коридор, где его подхватила и уволокла стайка щебечущих медсестер.

- Видишь, - сказал Атлант Филе. - Недолго осталось мучиться. Завтра - фью!

- Я хоть сегодня готов, - откликнулся Филя. Он встал, и с непривычки его повело вбок - едва успел уцепиться за спинку кровати. Не хватало только брякнуться на пол! Первые шаги дались с трудом, каждый отзывался в раненой ноге нестерпимой болью. Филя, сжав зубы, упорно полз в туалет, который находился в самом конце длинного коридора. Он заперся в кабинке, заткнул полу больничного халата за пояс и принялся драть чешуйки. Было очень больно, образовалась кровавая ссадина. А всего-то три чешуйки отковырнул! Какой, к черту, псориаз?! Нет, он превращается в чудовище.

Не в силах больше мучить себя, Филя отступился. Он решил, что по возвращении домой срежет чешуйки ножом. Отмывая халат от свежей крови, он бросил взгляд в зеркало, и его пригвоздило к месту. Полголовы покрывала седина. Она высеребрила не отдельные волосы, а целые пучки, и теперь Филя стал в яблочко, как кобыла. В сердцах он плюнул в раковину и вышел вон.

В палате его ждал сюрприз. На стульчике сидел, почитывая газетку, Авдеев.

- А, вот и ты! Привет-привет, недужный. Как оно? Подлатали?

- Здравствуйте, Ромэн Аристархович, - холодно сказал Филя. Ему не хотелось его видеть. Обещал найти сестру - и что? Слова, слова, слова.

Авдеев ничуть не обиделся и потянул Филю в коридор.

- Пойдем, поболтаем. Там под фикусом чудесные креслица.

Они сели. В окне угасал второй день декабря. Дорожки возле больницы замело, елки едва высовывались из сугробов.

- Чего вам нужно? - спросил Филя, делая вид, что его интересует пейзаж.

- Приехал тебя проведать. Не рад?

- Отчего? Рад.

- Ладно, не ври. Думаешь, я бросил искать твою сестру? Не поверишь, у меня есть новости.

Филя вскочил.

- Вы нашли ее?! Где?

- Сядь, - сказал Авдеев. - Не тревожь ногу. Не нашли, но есть зацепки.

Филя повалился в кресло.

- Не раскисай раньше времени, зацепки хорошие. Во-первых и в главных, у нас есть свидетель увоза. Некая гражданка Зара Чурон видела, как пожилой мужчина у вокзала затащил девочку в автомобиль. Уже полдела.

- Замечательно! Это очень мне помогло!

- Да погоди ты, еще не все! Мы проверили несколько адресов, и выяснилось, что твой краб был завсегдатаем в покерном клубе «Девятка». Ходил туда, как к себе домой. Спускал тысячи. Наконец проигрался в пух и прах, можно сказать, без штанов ушел. Поехал имение продавать. Оно недалеко от Гнильцов находилось, поэтому вы и встретились в поезде. Вернулся - и опять в клуб. Но не везло катастрофически, ободрали его, как липку. Все деньги просадил и еще должен остался. Сумма астрономическая, даже называть не буду. Теперь скрывается, долги платить не хочет. Кредиторы рвут и мечут. Он самому Саньку Московскому должен, а это тот еще бандит. Лучше в долговую яму, чем к нему в застенки. Заховался краб основательно.

- Ромэн Аристархович, а моя сестра-то зачем ему понадобилась?

Авдеев отвел взгляд.

- Да кто ж его знает?

- Говорите! Говорите же!!

- Послушай, Филя. Ты только не пугайся. Я уверен, Настенька жива и все с ней в порядке. А слухи... ты же взрослый мальчик, чтобы верить во всякую чушь.

- Какие слухи? Вы о чем?

- Половой из «Девятки» сказал, что в последний раз краб приходил не один. С ним был ребенок. Только девочка или мальчик, неизвестно - шел укутанный с ног до головы. Эта «Девятка» - вертеп разврата самый натуральный. Были тревожные сигналы, что там торгуют людьми. Живой товар-с.

- Торгуют людьми?! - вскричал Филя. - А вы что? Надо ехать, арестовать...

- Кого? - горько спросил Авдеев. - Где доказательства? К нам, знаешь ли, каждый день поступают такие сигнальчики. Там пьяный отец продал ребятенка трубочисту, тут кухарка сменяла младенца на порося. Приезжаешь, разбираешься, пыль до небес поднимаешь, а это голые наветы, бабий треп. Мы уже послали в «Девятку» своего человека, пускай караулит.