– Куда затащили?
– Да в до-ом сгоревший. Второй, который не разобрали…
В отличие от Агриппины, не слишком хорошо ориентировавшейся в центре Гатчины, Андрей сразу понял, о каком пустыре и о каком «не разобранном» доме идёт речь – весной по городу прокатилась волна поджогов – страдали исключительно деревянные многоквартирные дома, в основном расположенные в центральной части города. Как раз тогда земельные участки под застройку стремительно росли в цене и люди поговаривали, что «освобождение» центра Гатчины от деревянных строений напрямую связано с этим. Впрочем, это были одни слухи и домыслы, а на самом деле – бог весть… Как бы то ни было, на улице Чкалова образовалось два пепелища – один дом выгорел полностью, летом его останки разобрали смуглые гастарбайтеры; другой успели погасить, но жить в нём теперь было невозможно (хуже, чем Гришина сторожка) – та же бригада южан начала разбирать, да так и не закончила. Там, в завалах обгорелых досок и гнилых брёвен, надёжно скрытые от взглядов прохожих остатками стен, таинственные хулиганы и отделали Витю Ниссена.
– Они что, просто напали и молча тебя молотили? – спросил Андрей. – Или говорили что-нибудь?
– Говорили, отдай, что взял… А я говорю… ничего я не брал…
– А они?
– Опять… стали бить… А потом один… зашипел… мол, не ты, так дружок твой с подружкой… И ещё сказали…
– Что?
– Сейчас вспомню… дословно… Один другому говорит… «Герр велел с этим поласковей… для острастки…».
– Кто велел? – на два голоса спросили Агриппина и Андрей.
– Ска-азали, герр… Вроде бы… Я не уверен, сами пони-имаете, в каком я был состоянии…
– А потом?
– Тебе повезло, – сказали, – а дружка ждёт сюрпризец. И подружку тоже, мол, ждёт сюрприз. И ещё… говорят, бабуся оклемалась – ваше счастье, но это был первый звоночек… А сейчас, дескать, второ-ой… А третий будет с сюрпризом…
– Выходит, мы с тобою, Витя, товарищи по несчастью, – сказала Елизавета Петровна. – Между прочим, я к следователю заходила…
– Когда ты успела? – удивился Андрей. – Сегодня никак. Вчера?
– Вчера. В первой половине дня. Пока вы спали без задних ног.
– Толк-то есть?
– Как посмотреть. Снова рассказала ему, как дело было… Тогда, с ограблением…Подписала заявление, протокол. И всё.
– А нам почему только сейчас говоришь?
– Да из головы вылетело. Самой странно даже. Хотя… Что там говорить, ничего не ясно, ничего не известно. И милиция ничего не найдёт.
Агриппина вскинула голову, точно протестуя против покорного смирения Елизаветы Петровны.
– Почему не найдет? – спросила.
– Обычно по вещам доказать можно. Вор попадётся на другом эпизоде, а вещи нашли – и не отвертишься. У нас-то не взяли почти ничего, – казалось, бабушка огорчена тем, что «ничего не взяли».
На секунду стало совсем тихо. Слышно было, как тикают ходики, продолжая неумолимо отсчитывать секунды этого суматошного дня. Виктор молчал, собираясь с мыслями.
– Они тебя отпустили, и ты пошёл прямиком сюда? – спросил его Андрей.
– Прямо сюда. Они сказали, иди и передай… Насчёт сюрприза…
– И поэтому ты пошёл? Они сказали: «Иди и передай», – и ты исполнил.
– Да… Нет… Не знаю… – смешался Ниссен.
Дело было непонятное – и одновременно ясное. Бабушка отправилась на кухню «готовить ланч», как она выразилась. И вдруг мобильный телефон Андрея заголосил – он взял его и стоял, приглядываясь к чему-то, недоступному остальным.
– Хм… Номер абонента засекречен, – прочитал он вслух сообщение, высветившееся на дисплее, – очень интересно, – прокомментировал, и лишь после этого нажал клавишу приёма вызова.
– Да, я слушаю.
Абонент с засекреченным номером говорил явно изменённым голосом:
– Слушаешь? Молодчина. Слушай внимательно и не перебивай. Ты сейчас все свои приобретения, ну ты понял какие… сложишь в пакетик и принесёшь куда я тебе скажу…
– А не возглавить ли тебе колонну идущих на х…? – весело спросил Андрей.
– …Ишь какой смелый! – после паузы хрипло сказал тот. – Как бы жалеть не пришлось…
– Тебя пожалеть? Ты, собственно, кто ты таков и какого ляда добиваешься?
– Заткнись, придурок! Я два раза не повторяю… Сложишь в пакет, что нашёл под деревом и остальное…
– «Я не повторяю» и сразу же повторил! – напряженно рассмеялся Андрей.
Собеседник дал отбой. Нарочитая беспечность Андрея, видимо, не на шутку его взбесила. «Засекреченный» явно принял за чистую монету интонации, которые не сказать, чтобы легко дались Андрею. Ладно, пусть маленькая, но победа, подумал Андрей, которого охватило нехорошее предчувствие.
– Конкуренты звонили, – догадалась Агриппина.
– Они, родимые. На испуг берут… – подтвердил Андрей. И мысленно спросил себя: «Может, и вправду… черт с ним со всем?».
Однако девушка, словно прочитав эти мысли, подняла на него зелёные глаза – в них горела непоколебимая уверенность:
– Не отступать! И не сдаваться! – твёрдо произнесла она.
Где-то я уже слышал этот девиз… – подумал Андрей; мгновение спустя ему уже было стыдно за своё капитулянтство, пускай даже в мыслях, и ещё более стыдно оттого, что его Агриппина каким-то образом уловила флюиды сомнения и подала ему пример твёрдой решимости. Слабая женщина – сильному мужчине. О времена, о нравы!..
Елизавета Петровна позвала всех троих перекусить. Чтобы не тесниться, решили, по её предложению, стол раздвинуть. Для этого надо было чуточку передвинуть сервант – иначе за широким столом сидеть неудобно – спинки стульев упираются одна в стену, другая в сервант этот самый. Ничего сложного в этом не было. Андрей привычно ухватился за угол серванта, но, вероятно, рванул его на себя слишком резко, так что стоявший наверху цветочный горшок, в который бабушка полгода назад пересадила свою любимицу – не то аралию, не то бегонию (Андрей постоянно путал их названия), – покачнулся и медленно, как в замедленной съемке, стал падать прямо ему на голову. Он только успел слегка наклониться вперед, в то время как большой глиняный горшок, перекатившись, точно объёмистое колесо, по его склоненной под углом спине, с грохотом рухнул на пол и аккуратно раскололся на две симметричные половинки; однако скрепленная цветочными корнями земля сохранила форму горшка, и посредине, как ни в чем не бывало, по-прежнему горделиво возвышалась не то аралия, не то бегония.
Андрей опустился на стул. Удар «цветочно-глиняным снарядом» оказался весьма чувствительным, хотя, конечно, Виктору сегодня не повезло куда как больше.
– Да, – философски произнёс убийца аралии-бегонии, – кажется, день не задался…
И Агриппина, поймав на его лице мрачно-философическое выражение, не удержалась и прямо-таки покатилась со смеху. За ней расхохотались и остальные.
Ближе к вечеру она вызвалась доставить травмированного Ниссена домой, и Андрей, разумеется, составил им компанию. Когда машина остановилась возле дома на Маркса, Витя, вместо того, чтобы попрощаться и выбраться из мальтийки, вдруг заговорил – горячо, уверенно, переводя взгляд с Андрея на Агриппину и обратно:
– Завтра надо закончить. Кровь из носу, завтра надо найти действующий вход в подземный этот лабиринт, чёртов лабиринт! И сразу, как войдём – надо идти к тому месту, которое отмечено… На схеме у нас отмечено!
– Ты что, тоже собираешься идти? – изумилась Агриппина.
Но взволнованный Виктор умоляюще ухватил её за руку:
– Не бросайте меня! Я отлежусь за ночь, а завтра прямо с утра… С раннего утра надо идти! Эх, сегодня надо было! Ну ничего, завтра возьму больничный, так что, может, всё что случилось и к лучшему…
– Нет худа без добра, как говорится, – мрачно пошутил Андрей. Спина у него болела. – А как насчет больничного?
– Завтра с утра схожу в поликлинику.
– Ну, не знаю… – Андрей с сомнением смотрел на забинтованного друга. – Конечно, если хочешь идем, но… – он покачал головой, – лучше бы отложить пока это мероприятие. К тому же Агриппине завтра на работу…
– Нельзя, нельзя откладывать! – снова засуетился Виктор. – Нас могут опередить!
– Я мигом слетаю – туда и обратно, – поспешно вмешалась девушка.
– Ну, мигом вряд ли получится. Час в одну сторону, при хорошем раскладе, – назидательно произнёс Андрей.
– Ты ещё скажи, о ментор, что час астрономический, а не академический, – и Агриппина состроила ему забавную гримасу.
– Значит так, – деловито заметил Виктор. Дикция у него заметно восстановилась, вероятно, доктор мастерски вправил ему челюсть. – С утра я иду за больничным листом, Агриппина едет в Питер, а потом мы встречаемся с тобой… – он обращался к Андрею, – с картой обходим перспективные места, находим подходящую точку, проверяем её жизнеспособность и…
– …И я, вернувшись из редакции, к вам присоединяюсь, – закончила за него Агриппина.
– Черт с вами, уговорили! – махнул рукой Андрей, глядя, как просиявший Виктор выбирается из машины. На лице Ниссена играла улыбка победителя – даром, что день для него начинался отнюдь не с победы.
Когда они отъехали от дома Виктора, их головы одновременно посетила одна и та же мысль.
– А давай-ка мы бабулю отправим от греха подальше…
– Слушай! Я тебе хотела предложить…
– Что ты хотела предложить?
– Только не смейся – то же самое!
– Ну вот, теперь уже и думаем одинаково… Это судьба!
– Андрей, ты можешь быть серьезным?
– Постараюсь. Ладно, куда ты хотела её отправить?
– К твоим родителям. В Сибирь.
Андрей едва заметно поморщился. В последнее время он редко общался с родителями – даже по Интернету, даже по телефону. Более того, всё реже думал о них, всё реже вспоминал, и теперь, осмысливая этот факт, видел, что нитка-ниточка эмоционального контакта, духовного родства между ними истончилась настолько, что никакой ниточки, собственно, уже и не существует. С бабушкой совсем другое дело (стоит вспомнить то беспокойство, казалось бы, беспричинное, что охватило его в электричке в те минуты, когда Елизавета Петровна лежала без сознания после удара какого-то ублюдка); не говоря уже об Агриппине: с того момента, как они сблизились, энергетическая связь между ними лишь крепла, что не в последнюю очередь определило сначала – их желание пожить вместе, пусть временно, и затем – их нежелание расставаться и снова жить порознь.