Чокнутый профессор

Агриппина чмокнула его в щеку, рассеянно бросила – созвонимся! – и ее юркая мальтийка продолжила путь, затерявшись в массе других машин. Андрей следил за ней взглядом до тех пор, пока она окончательно не растворилась в этом энергичном и разноцветном потоке, дышавшим выхлопными газами, и ощутил, как защемило сердце, словно он расставался с Агриппиной навсегда, а не на несколько часов. Он вздохнул, встряхнулся, словно сбрасывая с себя наваждение, и устремился к станции метро «Гражданский проспект», возле которой его и высадила девушка. Спустившись по эскалатору в сверкающее мрамором и металлом чрево подземки, он вошел в полупустой вагон метропоезда, комфортно расположился на сиденье и тотчас выпал из реальности. Память настойчиво воскрешала картины минувшей ночи. В сумраке комнаты сверкали и подрагивали огоньки множества свечей. Большие и маленькие, толстые и тонкие, цветные и белые – свечи и свечечки стояли на книжных полках, на столике, на подоконнике, горели и сияли, точно звезды. И среди этого звездного великолепия – только они двое, плыли, словно подхваченные безбрежным потоком Млечного Пути, купались в невесомости вне пространства и времени, испытывали ни с чем не сравнимое блаженство, отдаваясь друг другу истово, самозабвенно. Он настолько погрузился в приятные грёзы, что проехал свою станцию, так что пришлось возвращаться и потом практически бежать до университета, чтобы не опоздать на занятия – благо, у него вторая пара.

Ну а дальше началась обычная рутина. Хотя, даже в общих чертах рассказывая студентам о программе своего курса и темах, которые он собирается освещать в своих лекциях, Андрей обычно увлекался сам и увлекал студентов. Ему нравилось, когда после занятий к нему подходили и задавали вопросы. Тогда он хитро посмеивался и обещал поведать об этом и еще чём-то замечательно интересном в следующий раз. И всегда честно предупреждал, что найти материал, который он дает, в учебниках, конечно, можно, но трудно, – потому что для этого необходимо прочесть «ну очень много книг…», из чего следовало, что стоит посещать его занятия и постоянно вести конспекты. Контакт со студентами у него складывался сам собой: он человек сравнительно молодой, они молодые, – так что особых проблем в этой области не возникало. Вот только студентки порой излишне донимали, через месяц-полтора занятий симпатичный и обаятельный препод начинал получать множество любовных записок, которые, разумеется, выбрасывал, но – чего скрывать! – которые были ему весьма приятны.

Проведя две пары подряд и полностью освободившись, Андрей направился в деканат, чтобы утрясти расписание. Анна Андреевна, которая обычно занималась этим неблагодарным делом – всем хотелось иметь сдвоенные пары без «окон», чтобы не торчать в институте без дела, – к нему благоволила по причине, не ясной до конца и ему самому, вероятно, он был просто ей симпатичен. Вот и сейчас, увидев Андрея, дородная, совершенно седая Анна Андреевна тотчас оживилась и предложила ему выпить чаю с домашним печеньем, от чего он, конечно, не отказался. В процессе чаепития они неторопливо обсудили последние факультетские новости: Сергей Сергеич перешел в другой вуз на повышение, и теперь будет работать старшим преподавателем, Нина Олеговна ушла на пенсию, но, возможно, иногда будет вести семинары, и пр., и пр.

Выяснилось, что в понедельник у него второй парой – лекция. Во вторник две лекции и одно семинарское занятие. А в четверг аж три семинара. Впрочем, семинарские занятия начнутся со следующей недели. «Пыталась совместить, чтобы получилось всего два дня – но никак, – виновато сказала Анна Андреевна, разводя руками, – уж не обессудьте!»

– Что вы, дражайшая Анна Андреевна, – произнес он, – расписание прекрасное, после одной пары я вполне могу работать в библиотеке.

– Ну да, ну да, – закивала она облегченно. – Ох, совсем забыла – старость не радость! – вам тут один человек звонил, спрашивал, когда вы сегодня работаете. Я сказала, он что-то пробурчал и отключился.

– А он не представился? – спросил Андрей.

– Нет. Странный какой-то, настойчивый очень. Сказал, что из Риги приехал всего на два дня и хотел бы с вами поговорить по научным вопросам. Он какую-то вашу статью читал, и она его очень заинтересовала. У него еще легкий акцент был, кажется, действительно прибалтийский.

– Хмм… – задумался Андрей, припоминая, есть ли у него в Риге знакомые и кто бы это мог быть, однако, не смог никого припомнить. – Значит, не представился… Ну, и бог с ним, Анна Андреевна, захочет – найдет! О, уже половина третьего, – воскликнул он, посмотрев на часы, – пора бежать! – Он поцеловал ей руку, отчего щеки немолодой дамы зарделись от удовольствия, и вышел из деканата.

Спускаясь по широкой лестнице главного корпуса, он уже позабыл и про свои занятия, и про студентов, и про странный звонок – он спешил на встречу с Агриппиной.

Присев на пустую скамейку в скверике перед Казанским собором, он набрал бабушкин номер – однако ее мобильник не отвечал. И где ее носит? Подумал он. Ведь не молоденькая уже. Хорошо, что вчера вечером он позвонил и сообщил, что останется в Питере. Положив трубку в карман, он закурил сигарету, и тотчас, словно из-под земли, возле скамейки возникла Агриппина. Кажется, она обладает способностью телепортации, сказал он себе, поднимаясь. В утренней спешке Андрей не обратил внимания, как она одета, но сейчас это бросилось ему в глаза. Сегодня на Агриппине был не стандартный молодежно-деловой прикид питерской журналистки, обтягивающие джинсы и курточка, а строгий темный костюм в полоску и белая, с кипенью кружевного жабо на груди, блузка. «Конечно, – пожала она плечами в ответ на его немой вопрос, – мы же идем в гости к приличному человеку!» Она еще и мысли читает, усмехнулся он.

Мальтийка, не торопясь, влилась в бензиновое стадо сердито фыркающих автомобилей и со средней скоростью нескольких километров в час – обычной для середины дня в центре города – поползла по Невскому. Не прошло и получаса, как они миновали Таврический сад и повернули на Таврическую улицу, где Агриппина каким-то чудом смогла припарковать свою малышку как раз напротив нужного дома, втиснувшись между двумя огромными джипами. «Нам сюда», – указала она рукой на каменный дом с высокими прямоугольными окнами. Андрей окинул взглядом здание и автоматически отметил: модерн начала прошлого века. Они пересекли дорогу, вошли в прохладный темный подъезд и по широким пологим ступеням поднялись на второй этаж. Им долго не открывали, пришлось позвонить вторично. Наконец, высокая дверь медленно отворилась, и они очутились в небольшой прихожей, слишком маленькой для такого породистого дома. Профессор оказался невысоким человеком в очках и с явно выпирающим брюшком. На нем был синий пуловер, из-под которого выглядывала голубая сорочка с мятым воротом.

– Очень, очень рад видеть! – он поцеловал ручку Агриппине. – Нехорошо, совсем забыла старика. Знаю, знаю, скажешь, что занята на работе, забегалась, вся в делах и прочее. Извинений не принимаю. В следующую субботу приходи на мой день рождения. Не буду уточнять, сколько мне стукнет – неважно. Обязательно приходи, будут интересные люди. Ты ведь любишь знакомиться с интересными людьми? – он хитро посмотрел на нее небольшими серыми глазками. – А потом интервью в своей газете напишешь или статейку проблемную. Знаю я вас, журналистов. – Он перевел взгляд на Андрея и протянул руку: – Сигурд Юльевич. Рад знакомству. А что мы, собственно, здесь стоим? Прошу… – Он повернулся и направился в комнату.

Большая комната, которую правильнее было, наверное, назвать залой, имела неправильную форму и сплошь была заставлена книжными стеллажами, старыми диванами, креслами и прочим антиквариатом. Посредине уперся мощными ножками в пол старинный дубовый стол, покрытый старинного же вида скатертью. Над ним висела большая металлическая, с кованым цветочным орнаментом люстра, которую около века назад, по всей видимости, заправляли керосином, а нынче переделали в электрическую. На столе лежала толстая книга с закладкой – вероятно, профессор перед их приходом читал.

Сигурд Юльевич уселся в кресло с высокой спинкой, в котором почти утонул, и жестом пригласил гостей присесть на диван.

– Может быть, чай или кофе? – спросил он. – А может, коньячку? – и хитровато посмотрел на Андрея.

– Нет, спасибо, я не хочу, – отозвалась Агриппина и вопросительно глянула на Андрея. Тот отрицательно качнул головой.

– Ну, тогда слушаю вас, дети мои, – посерьезнел профессор. – Что же привело вас в такой чудесный день в мои покрытые пылью веков покои?

Молодые люди переглянулась, она чуть заметно ободряюще кивнула, и он заговорил.

– По образованию я искусствовед, – начал Андрей. – Сейчас работаю над диссертацией по интерьерам Гатчинского дворца, в основном, восемнадцатый век. И в ходе работы наткнулся случайно на рунические знаки. Обнаружил их в рукописи, подозреваю, масонской. Не вижу особой связи между ними, думаю даже, что это вообще не имеет отношения к моей работе. Но хотелось бы все же знать, что здесь написано.

Он извлек из своей черной папки копию рунического текста с дощечки и протянул профессору. Тот, как показалось Андрею, взял листок в руки с легким пренебрежением, посмотрел на него, потом с удивлением перевел взгляд на Андрея и буквально впился в него глазами.

– Действительно, – наконец произнес Сигурд Юльевич, – это не имеет никакого отношения к восемнадцатому веку. Совершенно непонятно, каким образом это очутилось среди бумаг того времени. – Он немного помолчал и продолжал: – Вы знакомы со скандинавской мифологией?