— Это, конечно, само собой… Но ты пойми… Какое собрание, до собрания еще далеко, так дела не делаются… Ты вот что, Александр, не кипятись. Давай по-умному. Ведь ты сейчас в отпуске, так? Ну и иди, гуляй. Вернешься, пройдет месяц, другой, все утихнет, разъяснится. Нельзя в такой ситуации спешить. Нет ничего — значит, рано или поздно все рассосется само собой.
— А вы не могли спросить: что они там конкретно имеют в виду? — поинтересовался Кротов. — Если у них есть претензии, почему бы просто не объяснить, в чем дело? Узнайте у них, Игорь Теодорович. Или давайте я сам позвоню да спрошу.
— Ты, Александр, честное слово, казался мне разумнее! — От возмущения партийный секретарь даже слегка покраснел. — Есть вещи, которые и объяснять-то смешно. Нужно просто понимать. Существует партийная дисциплина, определенный порядок отношений. Не пойдешь же ты, например, к директору института жаловаться, что уборщица не протирает в отделе подоконники.
— Почему же? Если с ней никто другой справиться не сможет…
— Перестань, Александр, ты не мальчик. И вообще ты должен в этих вещах уже разбираться. Это политика.
В этот момент Кротов окончательно осознал бесполезность разговора, но еще одну попытку сделал.
— Игорь Теодорович, вы мне можете объяснить: в чем дело? Ну хотя бы на самом примитивном уровне, в общих словах.
— Но я тебе уже все сказал, — удивился тот. — В партком позвонили из райкома, стали тобой интересоваться. А когда узнали, что ты у нас рекомендован в кандидаты, посоветовали не спешить. Я думаю, ты понимаешь, что такие советы пропускать мимо ушей не принято. Но ты не расстраивайся…
Игорь Теодорович был хорошим, добрым человеком. Кротов понимал это, как и то, что тот искренне хочет и, возможно, пытается ему помочь. Но заключительные слова своего партийного секретаря Кротов уже не слушал. Выдавив из себя подобие улыбки, попрощался и пошел прочь.
* * *
В автобусе и в метро, по дороге в Управление внутренних дел Кротов безуспешно пытался понять: что за силы вмешиваются таким странным образом в его судьбу? Он просто отказывался верить, что причиной тому мог быть уголовник Новасардов. Но кто же тогда? Следователь, раздраженный его упрямством? Может быть, влиятельный папаша Лены? Но зачем?
Он обязательно выяснит, рано или поздно, но сейчас свои попытки Кротов прекратил, плюнул и решил: будь что будет. Право же, легкомыслие — спасение, когда иного решения не существует.
Новый следователь — третий по счету, тоже был молодой. Лишь немного постарше Каширина. Полноватый и добродушный с виду. Впечатление это производили и коротковатый для его лица нос в бисеринках пота, и маленькие, часто помаргивающие глазки за круглой оправой очков, и даже некая первичная облыселость лба. Кротов подумал, что следователю Ильину очень пошли бы домашние тапочки. Вот тогда сугубо домашний вид наверняка бы имел потрясающее воздействие на подследственных, притупляя их бдительность и лишая возможности сопротивляться. На Кротова тоже подействовало, даже без тапочек. Особенно, когда Ильин едва не спихнул животом со стола лампу, встречая Кротова.
— Пожалуйста, садитесь, — следователь Ильин с легким пыхтеньем развернул в сторону Кротова стул, уронив при этом какую-то бумажку.
Кротов сел, а Ильин принялся протирать очки краешком своего джемпера.
— Так кто же на вас напал? — спросил Ильин, словно возобновляя прерванную всего минутой раньше беседу.
— Мне это самому интересно, — сдержанно ответил Кротов.
— Это я понимаю, — сказал Ильин, схватил листок бумаги, одновременно выпустив ручку, но успев все же ее подхватить. — Кое-какие меры уже приняты. Думаю, мы их найдем. А вы должны вспомнить подробнее: как они выглядели, как разговаривали, во что были одеты. Не исключено, что вам придется их опознавать. Вы сумеете их опознать?
— Полагаю, да, — не очень твердо ответил Кротов.
— Ну и прекрасно, — обрадовался Ильин, вытащил из стола бланк протокола и при этом ничего не уронил и не потерял. — Сейчас мы все подробно запишем…
За спиной Кротова открылась дверь, и женский голос произнес:
— Можно?
Это была Лена. Кротов от неожиданности вскочил со стула, а Ильин почти в точности повторил уже виденную Кротовым церемонию встречи, приподнялся и едва не грохнул лампу. Правда, теперь Кротов помог ее удержать.
— Да-да, пожалуйста, вы пока вон там садитесь, мы скоро закончим.
— Да мы вроде и не начинали, — обронил Кротов. — Здравствуй, Лена.
— Ничего-ничего, — добродушно сказал Ильин. — Это ненадолго.
Он вдруг вылез из-за стола и подбежал к телефону без наборного диска, что стоял на отдельной тумбочке, и поднял трубку.
— Игнатьев! Начальник на месте? Да? Я сейчас зайду, — он озабоченно посмотрел на Кротова и Лену. — Вынужден вас оставить на несколько минут. Если кто-нибудь станет спрашивать — я у начальника.
Он поспешно убежал, не забыв, впрочем, запереть в сейф какие-то папки и документы со стола.
С полминуты сидели молча,
— Как дела? — спросил Кротов.
— Нормально, — сказала Лена. — А ты еще не знаешь?
— О чем?
— Тех бандитов, которые ворвались в нашу квартиру, уже поймали.
— Милиция не дремлет, — механически прокомментировал Кротов и удивился: — Быстро у них это получилось.
— Быстро, — подтвердила Лена со странной интонацией. — Так ты ничего не знаешь?
— Мне так и не доложили, — букнул Кротов. — Так в чем дело?
— Саша, я хочу, чтобы все это поскорее кончилось.
— Я тоже, знаешь ли.
— Представь себе, в немалой степени это зависит от тебя.
— Каким образом?
— Неужели ты не понимаешь? — раздраженно сказала Лена. — Всему есть мера. Стань, наконец, реалистом. Прекрати эту дурацкую игру в принципиальность.
— Что такое, Лена? Никогда не слышал от тебя таких слов, — изумился Кротов. — Но теперь я понимаю еще меньше, чем прежде.
— Очень жаль! — раздражение Лены все увеличивалось. Казалось, она искала повода обидеть Кротова. — Но я постараюсь тебе объяснить. Жизнь все-таки несколько сложнее, чем тебе кажется.
— Да? — сдержанно удивился Кротов.
— Папе нетрудно добиться того, чтобы бандиты были наказаны. Но пойми, я не хочу, не желаю больше слышать обо всем этом. Если ты хоть чуть-чуть беспокоишься обо мне, ты выполнишь мою просьбу. Этот случай в ресторане нужно просто забыть, Просто вычеркнуть из памяти. Нам нет до этого дела, ни тебе, ни мне. Пусть они разбираются сами.
— Теперь, кажется, понимаю, — медленно проговорил Кротов. — Твоему папе удалось все уладить, но в ответ его попросили помочь уладить дело Новасардова. А в качестве аванса, возможно, даже выдадут этих пешек, которые приходили к тебе, — как залог согласия. Впрочем, им даже ничего особенного не грозит. Они ведь ничего ровным счетом не сделали. Не украли, не убили, не ударили. Ничего плохого, так? Что же за шишка такая этот Новасардов? Если даже твой папа уважаемый вынужден с ним считаться?
— Не смей в таком тоне говорить о моем отце! — Наконец-то Кротов дал конкретный повод для обиды.
— Ну извини. И все-таки?
— Я не знаю никаких Новасардовых и знать не хочу. Но пойми, дело это все равно будет прекращено, хочешь ты этого или нет. Ты не знаешь, а я знаю. Если что-то решено, значит, так и будет…
— Например, как тогда, когда твой приятель переехал человека? — неожиданно для себя сказал Кротов. — В тот раз тоже все решалось теми же людьми, что и сейчас? А тебя тоже просили изменить показания?
— Ты дурак! — вспылила Лена. — Ты ничего не понимаешь!
— Тогда зачем ты меня так уговариваешь? Кстати, извини за вопрос, эта наша встреча здесь специально устроена, не так ли? Почему ты не могла мне просто позвонить? Почему мы не могли просто встретиться и поговорить?
— Мне все это надоело, — холодно сказала Лена. — Веришь ты мне или нет, но мне хотелось, чтобы у тебя не было неприятностей.
— Неприятностей у меня и так хоть отбавляй, — усмехнулся Кротов. — Случайно не твой папа пожаловался в райком, чтобы меня в партию не принимали?