Когда же потом она стояла, словно королева, Пётр Ильич понял, что готов положить к её ногам мир.
И теперь нужно было срочно принять правильное решение, сделать что-то, что помогло бы ему завоевать любовь этой женщины. А он растерялся…
Время утекало, а с ним и шанс на счастье.
И тогда Пётр Ильич в каком-то сумасшедшем отчаянии шагнул к Анне Юрьевне и сказал искренне, как есть – не придумывая ходов:
– Анна Юрьевна… Аннушка. Я хочу вас. И мучительно ищу повод остаться. И не нахожу.
Анна Юрьевна чуть заметно улыбнулась, и ещё до того, как она ответила, Пётр Ильич понял, что это были единственно правильные слова. Что в общем-то и подтвердила Анна Юрьевна.
– Так оставайся без повода, – негромко сказала она.
Слова прозвучали тихо. Но была в них такая сила, такой призыв, что Пётр Ильич шагнул и взял женщину за руки. Но потом не выдержал и поцеловал…
Мир поплыл, закружился. Изменился.
Во всём мире теперь существовали только Анна Юрьевна и он, Пётр Ильич. Его пальцы сплелись с её пальцами, его губы не могли утолить жажду, её запах… Какой чарующий был у неё запах… Начальной нотой стал аромат нежнейших роз, нотой сердца – аромат альстромерий, и основой к ним, базовой нотой поплыл аромат кофе арабики…
Три волшебных аромата – роз, альстромерий и кофе – смешались и появилось нечто новое, чего раньше не существовало в этом мире. Нечто сильное, притягательное, способное разрушать и способное созидать.
Никогда ещё близость с женщиной для Петра Ильича не была такой волнующей и… запечатлевающей. Он целовал и целовал Анну Юрьевну и не мог оторваться. Потом подхватил её на руки словно пушинку и отнёс на кровать.
Одежда полетела прочь, открывая доступ к запретным местам и снимая барьеры…
Пётр Ильич покрывал поцелуями податливое тело Анны Юрьевны и никак не мог остановиться – ничего более сладкого он в своей жизни не знал. Конечно, в его жизни были женщины, но ни одна не могла сравниться по притягательности с Анной Юрьевной. Он целовал её снова и снова, пил её женственность и никак не мог утолить жажду. Наоборот, казалось, что жажда становится всё сильнее и сильнее, поцелуи всё настойчивей и настойчивей и…
Анна Юрьевна в изнеможении застонала.
Самой лучшей на свете музыкой был для Петра Ильича этот сладостный стон любимой женщины. До капельки выпил он этот стон, до самой последней капельки…
И лишь когда тело Анны Юрьевны стало теплее и мягче, Пётр Ильич заглянул в её глаза.
Она, встретившись с ним взглядом, прошептала:
– Иди ко мне…
И Пётр Ильич на стал больше сдерживать своё рвущееся желание. Он вошёл… И наполнил любимую женщину своей любовью, своим теплом, счастьем обладания… И на самом пике наслаждения – новой жизнью.
Спустя несколько минут и целую вечность мир вернулся к своим привычным очертаниям. Пётр Ильич стал зябнуть, и Анна Юрьевна потянулась за одеялом, отброшенным в сторону. Пётр Ильич помог ей достать его и расправить.
Укрывая Анну Юрьевну и укрываясь, он нечаянно коснулся её груди, которую только что ласкал. Волна нежности поднялась в нём, и он с благодарностью поцеловал Анну Юрьевну в плечо и прошептал:
– Спасибо!
Получив ответный поцелуй и слова благодарности, он ласково обнял Анну Юрьевну, убедился, что ей удобно и снова поцеловал, теперь в макушку.
– Люблю тебя, – сказал он и добавил: – Если и есть в мире счастье, то это оно.
– Да, – подтвердила Анна Юрьевна.
Анна Юрьевна поёрзала немного, поудобнее устраиваясь на плече Петра Ильича, и закрыла глаза. Спать она не хотела, но, слушая ровное дыхание мужчины, задремала.
…И снова оказалась в большом зале. Пахло розами, играла музыка. Анна Юрьевна увидела, что в её сторону идёт мужчина в чёрном, с подкрученными вверх усами, в руках у него роза.
Он идёт, как хозяин положения – спокойно, расслаблено…
И вдруг натыкается на прозрачную стену – откуда стена взялась, Анна Юрьевна даже не поняла. Мужчина в чёрном, кстати, тоже.
Он с недоумением поднял руку и принялся ощупывать незримую преграду.
Анна Юрьевна видела его попытки и понимала, что он не сможет подойти к ней. Она прислушалась к своим чувствам, и поняла, что и не хочет, чтобы он подходил.
Она стояла и равнодушно смотрела на попытки усатого преодолеть барьер – он прикасался к барьеру розой, размашисто рисовал цветком на прозрачном барьере дверь, хлестал розой по невидимой стене, в отчаянии долбил в неё кулаком, пинал…
Когда Анне Юрьевне надоело смотреть на безуспешные попытки усатого проникнуть за барьер, она спокойно повернулась к нему спиной и увидала, что позади неё стоит другой мужчина – Пётр Ильич. Просто стоит и любуется Анной Юрьевной, и не обращает никакого внимания на усатого, словно того и нет вовсе.
Анна Юрьевна улыбнулась Петру Ильичу, и он раскрыл для неё объятия. Она шагнула навстречу.
Пётр Ильич нежно обнял Анну Юрьевну и сказал восхищённо:
– Моя королева!
И от его голоса бальный зал, музыка и усач в чёрном исчезли, будто их и не было никогда…
Анна Юрьевна проснулась и увидела, что она лежит на плече у Петра Ильича, а он спит – спокойный и умиротворённый.
***
Едва Полина отвернулась от Марты, как словно бы провалилась в сон. Вот только что она лежала на кровати в комнате, где поселили их с Мартой, и вот уже стоит на лесной поляне – идеально круглой, словно созданной искусственно.
Со всех сторон поляну окружали дремучие сосны, но на самой границе рос густой подлесок – непролазные кустарники лесного ореха, шиповника, бузины…
Кроме Полины на поляне никого не было, но в лесу за кустами угадывалась жизнь – слышалось пение птиц, шелест травы, хруст веток…
Полина огляделась. Место было незнакомое. Как она здесь оказалась – неизвестно. Лес, окружающий поляну, был тёмным, и это добавляло жути.
– Эй, кто тут есть?! – крикнула Полина.
Звуки в лесу стихли, и от этого стало ещё страшнее.
Полина оглянулась и подняла высохшую сосновую корягу.
– Я вооружена, имейте ввиду! – снова крикнула она в темноту леса.
В лесу воцарилась тишина. Потом ветки затрещали, и на поляну вышел златорогий олень, тот самый, который приходил на занятие по травоведению к Агафье Тихоновне Бабушкиной.
– Заграй?.. – неуверенно спросила Полина и отбросила корягу.
Олень подошёл к ней и склонил голову, напрашиваясь на ласку.
Полина почесала оленю между рогов, он фыркнул от удовольствия и пододвинул голову ещё ближе.
Полина смелее почесала между рогов, потом погладила благородную шею.
Олень преклонил колено, как бы предлагая Полине прокатиться.
– Это же сон? – спросила Полина у оленя.
Олень согласно качнул головой и кивнул на спину, приглашая Полину сесть.
Она не стала долго раздумывать и, взобравшись на спину Заграя, взялась за рога.
Олень аккуратно встал и сделал несколько шагов, как бы проверяя, крепко ли сидит наездница.
И тут Полину охватил азарт. Она сжала пятками бока, понужая оленя двигаться. А ему словно именно этого и было нужно. Победно протрубив, олень широкими прыжками поскакал в лес.
Если на поляне было светло, то в лесу Полину окружила тьма.
Полина подумала: испугаться ей или нет… Потом решила, что пугаться не будет – это же сон! И прижалась к сильной мускулистой спине Заграя.
Олень скакал и скакал – быстро и уверенно. Деревья мелькали одно за другим. Ровный шаг златорогого постепенно убаюкивал девушку.
«Интересно, – подумала она, засыпая, – сплю я или не сплю? А если сплю, то могу уснуть во сне? И если вдруг усну, что произойдёт?..»
Не успела Полина додумать, как оказалась в большом лабиринте, все стенки которого были зеркальными и, отражаясь друг в друге бесконечное множество раз, создавали мир настолько нереальный, что Полина даже не стала делать попыток разобраться что это за место. Единственное, о чём она подумала, рассматривая свои бесчисленные отражения – хорошо, что она красивая, и отражения лишний раз ей показывают её красоту.